Автор: Shiwasu
Бета: schuhart_red
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю
Рейтинг: PG-15
Персонажи: Эд, Хайдрих, рыбы
Размер: мини
Саммари: про рыб и элрикцест)
Предупреждение: упоминание инцеста
Размещение: с разрешения - пожалуйста
От автора: написано по просьбе Chirsine, может сойти за маленький кусочек фика Круги своя, если кто-то такое еще помнит)
Sag. Mir. Wo .
Альфонс понял, что если попытается одной рукой залезть в карман пальто, вытащить оттуда ключ и самостоятельно открыть дверь – он окончательно обольется.
По совести сказать, терять ему было уже нечего – ледяное пятно мокрой рубашки прилипало к животу противно, как склизкая кожа земноводного. С содроганием думая о том, какой у него грязный, весь в ноябрьской слякоти ботинок, Альфонс деликатно постучал носком в дверь. Через пару минут он вздохнул, отвел ногу назад и саданул в дубовую панель с размаха, оставляя на ней коричневые брызги грязи, отчаяния и безысходности вежливого, но озверевшего от холода человека, который не может попасть в собственный дом. От движения всем корпусом, новая порция холодной воды выплеснулась ему за шиворот и потекла по животу, впитываясь в уже мокрую рубашку и рассылая по всему телу колючие волны мерзких мурашек. Хайдрих клацнул зубами.
С той стороны послышалось недовольное: «Бу-бу, бу-бу-бу…», потом звякнула цепочка, звонко щелкнул замок, отмерив последнюю секунду мучений, и дверь отворилась, выпуская в щель свет и благостное домашнее тепло, как треснувший тугой арбуз щедро показывает розовую сладкую мякоть.
Не переставая жевать традиционный баварский крендель брецель, Эдвард скептически осмотрел его с ног до головы, задержавшись на Хайдриховых руках, прижимающих под пальто к животу что-то круглое, нахмурился и выразительно спросил:
-М?
Читать дальше-Добрый… вечер, - по-немецки вежливо поздоровался Хайдрих, с огромным облегчением подцепляя и открывая ногой дверь до конца и заходя в райски-теплую прихожую. – Извини, что задержался.
-М-м, - Эд откусил изрядный кусок кренделя, так что пшеничные крошки упали ему на синий вязаный жилет, и с интересом наблюдал за Альфонсом. Тот, так же прикрывая раздутый живот, как отец-пингвин свое драгоценное яйцо, проковылял к тумбочке.
-Помоги, пожалуйста, - позвал он. Эд запихал остатки брецеля в рот, отряхнул ладони о домашние брюки и запустил их в запахнутое Хайдрихово пальто, нащупал там что-то холодное, мокрое и, по всей видимости стеклянное, и вытащил на свет божий. Это была тяжелая банка, на две трети полная воды. Последняя треть была на пиджаке, рубашке, пальто и частично брюках Альфонса. На лацкане его пиджака висела тонкая ниточка водоросли. Эд поглядел на банку, поглядел на Альфонса, его разрывали два вопроса: «Что это?» и «Почему без крышки?».
-Симп-патичные, в-верно? – Альфонс никак не мог справиться со шнурками белыми окоченевшими руками, у него уже зуб на зуб не попадал. Все еще держа в руках скользкую банку, Эд наконец дожевал крендель, туго проглотил сухой хлебный комок и выдал вопрос про крышку.
-Я б-боялся, что они задохнутся или п-простудятся. П-пойду, п-п-пожалуй, п-переоденусь, - весь дрожа, Хайдрих почти убежал наверх.
-Их всего две, тебе в карман точно никто не выплеснулся? – крикнул ему вслед Эдвард и услышал далекое и жалобное: «Не-е-ет». – Вы что, сказать ему не могли, что вы нормально подо льдом живете и фиг ли вам будет? – обратился Эд к рыбам, ногой захлопывая дверь. Хайдрих практически на коленях умолял его не делать так, но на этот раз Эд чувствовал за собой полное моральное и физическое право – руки у него были заняты. Он поставил банку на тумбочку и склонился к ней, уперев ладони в колени.
На дно была насыпана горстка серых камушков, в воде в фантастические вертикальные спирали скручивались пучки водорослей, а сбоку ближе к дну жались друг к другу две лимонно-золотистые рыбки, маленькие, с половину Эдова мизинца.
-Ну здорово, ужин, - угрюмо сказал Эд. Рыбы вздрогнули и заметались, как будто не только услышали, но и поняли. Они шевелили прозрачными золотыми плавниками с черной, будто нарисованной плакатной тушью полосой и беспокойно косились по сторонам. Видимо, больше всего подозрений у них вызывал хмурый и непричесанный Элрик. Эд легонько стукнул кончиками пальцев по пузатой банке, и рыбы синхронно шарахнулись от него по дуге, разбрасывая водоросли. -Вы откуда такие взялись-то? – тихо позвал он.
-Это подарок Шрёдера, - пояснил уже переодетый в сухое Альфонс, спускаясь вниз с ворохом промокшей одежды.
-Очередной немецкий праздник? – поинтересовался Эд, продолжая методично пугать рыб, которым в круглой банке и в угол было не забиться.
-Нет-нет, - донеслось из ванной, - это просто подарок. Боже мой, я весь промок!
-Я их на кухню отнесу, - Эд поднял банку, устроив рыбам маленький шторм и двинулся в кухню, - там теплее.
Про то, насколько легко Хайдриху было впарить что угодно, он говорить не стал.
Когда Альфонс пришел следом, Эд, уже занятый следующим брецелем, что-то читал за обеденным столом, подперев голову рукой. Изредка он поглядывал из-под длинной золотистой челки на стоящую перед ним банку. Рыбы уже немного осмелели, высунулись из водорослей и начали плавать, тыкаться мордами в стекло, еще боязливо шевеля полупрозрачными плавниками. Эд досадливо брал крендель в зубы, убирал мешающие смотреть волосы, откусывал и жевал, угрюмо глядя на рыб, потом опускал глаза в книгу, хмыкал и только тогда улыбался.
-Заплести тебе косу? – предложил Хайдрих, поставив чайник. Он даже не стал заглядывать в шкаф – по количеству крошек на столе он и так знал, что если в дело пошли брецели, хлеба уже не осталось. А вместе с ним, скорее всего, не осталось и ветчины, осталось только недоумение, что они будут есть на завтрак.
-Угу-угу, - оживился Эд, активно жуя.
Хайдрих знал, что он очень любит ходить с косой, но с такой рукой сам себе ее заплести, конечно, не может. Альфонс долго тренировался на бахроме от скатерти, потом на его волосах, и теперь мог с большой долей уверенности сказать, что в плетении кос достиг определенных высот.
-Они тебе не мешают? – осторожно завел Хайдрих старую песню, собирая его волосы с плеч в ладони в один длинный густой хвост. – Может быть, немного укоротить? Совсем чуть-чуть?
Он не мог видеть, но точно знал, что Эдвард нахмурился.
-Нет, - уперто буркнул он.
-Тебе очень пойдет, - подхалимничал Хайдрих.
-Не буду, - набычился Эд.
-Но сейчас с такими длинными волосами никто не ходит, разве нет? – мягко привел Хайдрих последний довод, который его самого бы несомненно убедил.
Волосы в его руках были гладкие и мягкие, когда он проводил сверху вниз пальцами, как гребнем, распутывались легко и ложились волосок к волоску, легкие, насыщенного цвета пшеничного зерна. Можно было взять одну прядь, длинную и скользкую, как ленту, и намотать в упругие, блестящие кольца на палец. Эдвард иногда просил расчесать его или заплести его обожаемую косу. И Хайдрих однажды поймал себя на том, что когда проводит по его волосам ладонью, чтобы пригладить, или кладет одну прядь поверх другой, сплетая в колос, он задерживает дыхание. Пожалуй, его это беспокоило.
-А у нас так ходят, - категорично отозвался Эд. Плечи под светлой фланелевой рубашкой напряглись, он начал сердито скатывать назад поддернутый левый рукав. На этой рубашке пуговицы были маленькие – Хайдрих знал, потому что это была его рубашка, - сам он их не застегнет. «У вас так ходят…» - подумал Хайдрих. Это его тоже беспокоило.
-Не буду стричь, - Эд уже сам понял, что с манжетой не справится, и бросил это занятие. Посидел, чувствуя, как за волосы на затылке осторожно потягивают, разделяя, и тихо добавил зачем-то. – Есть один человек, которому они очень нравятся. С детства…
Рука с расстегнутой манжетой катала карандаш. Глядя на маленькую серую пуговицу на светлой фланели, которую столько раз застегивал сам, Альфонс подумал, что ему нравится одевать Эдварда в свою одежду. Кажется, это была еще одна вещь, которая его беспокоила.
-Что ты читаешь? – спросил он, разделяя его волосы на пробор. Эд повернул обложку. – О… учебник корейского? – волосы чуть скользнули в ладони, когда он кивнул. Хайдрих уже давно пытался проследить какую-то логику или закономерность, по которой Эдвард выбирал и приносил домой из библиотеки целые стопки разномастых книг в самых неожиданных сочетаниях. Вчера, например, читал статью про то, как откладывают яйца пингвины. – Для чего тебе корейский?
-Хангыль, - сказал Эд, проводя пальцем по рядам значков из горизонтальных и вертикальных палочек, уголков и кружочков. – Их письменность. Смотри: горизонтальная черта – Земля, темное начало; точка – Солнце, светлое начало, вертикальная линия – человек, между Небом и Землей, - он взял карандаш и, не отрывая руки, начертил ровный круг с замыкающимися внутри в сложную геометрическую фигуру линиями. – В буквах заложен принцип их произношения – это похоже не алхимические принципы движения энергии. Только у нас это течение преобразования, а у них – движение воздуха в органах речи при произношении. Вполне возможно, что они используют этот принцип не только в письме.
-Надеешься найти алхимиков на другом конце света, в Корее? – Хайдрих улыбнулся и наконец выпустил его волосы. – Готово.
-Мало ли, что… Стоп, - до Эда вдруг дошло, что что-то лежит у него на обоих плечах, схватившись за голову, он нащупал две гладких аккуратных косы. – Это что?!
Альфонс засмеялся и, наклонившись к нему очень близко, взял косы обеими руками и закрутил в два бублика наподобие тех, что он сегодня весь вечер ел.
-Вот, посмотри, ты был бы самой очаровательной фройляйн на Октоберфесте – юбка, рукава фонариками…
-Да иди ты со своими фонариками, Хайдрих! – рявкнул Эд, мотая головой. – Сделал из меня черте что!
-Ходить с косой по Мюнхену – почти то же самое, - сквозь смех заметил Альфонс.
-Стричься я не буду, - пробормотал Эд, когда его теплые ладони опять на секунду легли ему на затылок и потянули назад, пальцами снова расплетая скользкие рассыпающиеся волосы. Эд зажмурил глаза.
-Я включу радио?
-Валяй, - Эд понимал, что почитать сегодня уже вряд ли удастся. Он опасливо потрогал готовую косу на затылке и снова подпер голову рукой. Рыбки в банке плавали спокойно, поблескивая лимонно-желтыми радужными чешуйками в электрическом свете, с любопытством трогали носом камешки и стеклянные стенки, с интересом смотрели на сидящего за столом Эда.
«Sag mir wo die Blumen sind,
wo sind sie geblieben
Sag mir wo die Blumen sind,
was ist geschehen?»
Эд знал, что это поет Марлен Дитрих. У него дома в Аместрис такой музыки не было – и пожалуй, она была одним из того немногого, что Эду по-настоящему нравилось здесь.
Зашумел вскипевший чайник, щелкнула выключаемая конфорка. По кухне поплыл крепкий, успокаивающий аромат сухой ромашки, залитой кипятком. Эд знал, что прогулка ноябрьским вечером в вымокшей рубашке будет стоить Альфонсу целой ночи удушающего кашля, если не чего похуже.
Крошки брецеля упали на поверхность воды и разбежались, будто их кто-то растащил магнитом в стороны. Рыбки каким-то образом их учуяли и бросились вверх, стали хватать их смешными круглыми ртами азартно, как дети лопают мыльные пузыри, чтобы ни один не улетел.
-Я принесу завтра какую-нибудь книжку про рыб из библиотеки, - сказал Эд, глядя как они расправляются с крошками, а потом, как будто даже чуть повеселевшие, начинаю нарезать круги по банке.
-Было бы замечательно, - отозвался Хайдрих, сдвигая занавески на окнах. – Дождь пошел…
Банка была явно маловата, но рыбы не унывали. Одна рыба, поменьше и пошустрее, с несколькими чернильными брызгами на кончике хвоста, упорно навинчивала стремительные круги, распихивая водоросли в стороны. Вторая, не такая пятнистая, чуть посветлее и как будто чуть покруглей, плавала за ней по пятам, а иногда, будто в недоумении, останавливалась и только смотрела, как мелкая носится вправо-влево.
«-Братик, успокойся.
-Я хочу еще крендель!
-Ты только что поел…
-Мне плевать! Я хочу крендель и я его найду! Мы подкрепимся и начнем искать отсюда выход обратно, к нашему коралловому рифу в Тихий океан! Я уже чую дыхание моря!
-Братик, мы в банке…
-Пусть сами в этой банке сидят! Почему это мы как идиоты должны тут плавать, чтобы эти бюргеры сидели и смотрели?! Мы валим через канализацию, Ал!»
Эд склонил голову и ухмыльнулся. Неугомонная рыба тем временем притормозила и зависла, будто тяжело дыша. Рассудительная рыба поднялась к ней из водорослей и тихонько поплыла рядом.
-Нужно будет достать им аквариум попросторней, - заметил Хайдрих, отхлебывая свой отвар и обжигаясь. Он уже начал подкашливать. К утру у него точно поднимется температура.
-Надо, - согласился Эд, вертя в зудящих пальцах карандаш.
Не выдержал, подтянул к себе тетрадь и на развороте, не отрывая руки, изобразил круг преобразования – самый простой, пара линий смыкалась, просто направляя энергию на создание округлой формы. Вот бы еще одну такую банку – он мог бы организовать из них просторных шестилитровый аквариум, даже не выливая воды, рыбы бы и испугаться не успели. Круг был знакомый до рези в глазах. Он поднес к нему пальцы живой руки – медленно-медленно, как движется минутная стрелка на часах. Да, он каждый раз надеялся и каждый раз ждал. Даже сейчас, когда подушечки пальцев легли на бумагу, ему показалось, что он ощутил крошечный разряд электричества. Ничего. Нет. Наверное, это был просто импульс, который нервы послали в мозг. Импульс разочарования. Эд поднял глаза.
Маленькая рыбка вдруг подплыла к зависшей недалеко от поверхности светлой рыбке, помедлила, нервно, почти лихорадочно шевеля плавниками, а потом дотянулась еще на миллиметр и вдруг ткнулась второй в округлое гладкое брюшко, коротко и нерешительно, как будто целуя. У Эда упало сердце.
«-Ал, иди ко мне… иди… сюда, на колени…
-Тебе не тяжело?..
-Нет. Расстегни…»
Тогда он мог расстегнуть любые пуговицы – на Аловой рубашке они были тоже маленькие-маленькие…
«-Братик… твои пуговицы…
-Плевать на них… иди… сюда…»
Его ключицы и выступающие косточки чуть ниже на груди, и еще одна, округлая, остро, почти до тоски любимая, на гладком плече. Проводить губами по тонкой коже шеи, по бьющемуся пульсу, по чуть выступающему кадыку, по подбородку. И наконец губами по податливым, трогательно жадным, обожаемым до самозабвения губам, влажным и теплым, со вкусом соли и сливок…
-Посмотри, они целуются, - ощутив руку на своем плече, Эд тупо перевел мутный взгляд на банку, проследив, куда указывает Хайдрих.
Может быть, они делили какую-нибудь крошку или пузырек воздуха, Эд не знал. Но казалось, что они и правда целуются, зависнув между изумрудно-зеленых ленточек водорослей, колышущихся в воде, как будто на ветру, еле шевеля чуть видимыми плавничками и блестя золотым.
…Сомлевший, заласканный и уже почти спящий, пригревшийся в одеяле, он всегда начинал еле заметно улыбаться, когда чувствовал, как его сгребают прямо так, вместе с одеялом, и медленно, сонно, с наслаждением, никуда не торопясь, отвечал на поцелуй расслабленными, чуть припухшими, пока он дремал, губами, теплый и родной. Губы иногда чуть слышно шевелились, выговаривая одно-единственное слово: «братик…»
-Они симпатяги, - с теплотой произнес Хайдрих, склоняясь к банке, но не слишком близко, чтобы не спугнуть. – Наверное, это все-таки, самец и самочка, хотя Шрёдер и говорил, что они должны быть одного пола. Посмотри, какая нежность.
Эд коротко и тупо кивнул.
-Давай назовем их… хм-м… Катарина и Базиль, как тебе?
-Ага, - снова кивнул Эд. Он не стал даже спрашивать, кто есть кто.
Рыбки оторвались друг от друга и все так же вместе поплыли вниз, обследовать серые камушки на дне.
Песня на радио давно кончилась.
-Хочешь чаю? – спросил Хайдрих. Эд снова подпер голову рукой.
-Ага, - еще раз повторил он. Бледная неживой белизной правая рука как-то обреченно закрыла потрепанный учебник корейского. – Завтра понедельник?
Альфонс закашлялся, поэтому ответил не сразу.
-Да, понедельник, - наконец сказал он. В груди начинало болеть.
Рыбки что-то увлеченно искали на дне. Глядя на них, Эд медленно опустил голову на стол.
Завтра начиналась новая неделя без Ала.
От автора: вот песня, которую мне бы хотелось, чтобы они слушали по радио
Marlene Dietrich - Sag mir wo die Blumen sind