Автор: Maksut
Бета: Риления
Фандом: Fullmetal Alchemist
Пейринг: Зольф Кимбли/Рой Мустанг (упоминается Фрэнк Арчер/Зольф Кимбли), Маес Хьюз, Лиза Хоукай.
Рейтинг: NC-17 (плавно перетекающий в NC-21)
Жанр: romance, drama, deathfic!
Размер: миди
Состояние: в процессе
Саммари: Мир изменился. На смену юношам с горящими глазами пришли мужчины с жестким прищуром. Сколько воды утекло с тех пор? Рой уже давно не тот задиристый мальчишка, что любил ходить по самому краю…
Дисклеймер: не претендую, не извлекаю.
Предупреждение: АU в рамках канона, OOC. Deathfic! Немного матов (dirty talk), насилие, политика. Фантазия на тему юности Роя Мустанга.
Размещение: с разрешения автора.
От автора: Благодарю Рилению за поддержку и энтузиазм. И да, конечно, Roku Doku…без твоей травы все было бы совсем иначе
Сердце твое двулико, сверху оно набито
Мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно.
Агата Кристи. Черная луна
Мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно.
Агата Кристи. Черная луна
Человеческий фактор.
Глава 1.
Перчатки
1913 год.
Аместрис. Централ. Генеральный Штаб.
Почти полночь. Этаж уже давно пуст, лишь в одном кабинете тускло горит огонек настольной лампы.
Пьянство на работе – не лучший способ заглушить душевные раны, но виски со льдом успокаивающе накатывает под корень языка, обжигая глотку.
Посередине отполированного стола одиноко белеют снятые и скомканные перчатки. Необычайная ткань, делающая из простого алхимика Пламенного, загадочно серебрится в неярком свете. Рядом лежит лист бумаги. Копия приказа. Под ровными рядами машинописного текста прихотливо и затейливо изгибается подпись фюрера.
Поплывший взгляд вновь цепляется за строки, и сердце, закованное в стальную броню шрамов, на секунду замирает.
«…бывший подполковник армии Аместриса… носящий алхимическое имя Багряный…»
Сколько воды утекло с тех пор?…Он уже давно не тот задиристый мальчишка, что любил ходить по самому краю, играючи скользя по кромке дозволенного.
Глоток.
Глоток.
Еще глоток…
Прозрачные кубики звонко ударяются о стенку и хрустят на зубах. Челюсть сводит от холода и непонятно откуда взявшейся горечи.
***
1902 год.
Аместрис. Западная Военная Академия.
Юность тяжело переносит армейские порядки, так что самоволки - обычное дело в их корпусе. Но только не в те дни, когда дежурит Багряный.
Репутация идет впереди него семимильными шагами, заставляя студентов испытывать почти суеверный ужас.
Никто не знает, за что талантливого государственного алхимика сослали обучать новичков, но одиозная фигура мужчины окутана кровавой дымкой.
Кимбли – двадцать семь. Знаки отличия на синей форме, неуставная длина волос и шлейф из загадок и тайн, протянувшийся от самого Централа до их западного захолустья.
Но главное вовсе не это. Главное то, что Зольф Кимбли – Багряный.
Алхимическое имя прикипело к коже раскаленным клеймом, и в череде серых будней книжных червей, это тяжеловесное «Багряный» – орудийный залп, расцвечивающий скучную повседневность.
Зольф Кимбли в преподавательском составе Западной Военной Академии – выделяется, как танк, на парковке у магазина.
Самоволки во время дежурства Багряного – самоубийственная авантюра.
Пощекотать себе нервы…что может быть лучше?
Рой любит авантюры. К тому же, у Мэгги, к которой он наведывался этим вечером, грудь третьего размера и слабость к юношам в форме. Так что…
- Забавно. Кадет Мустанг, ты – единственный за весь год, кто осмелился нарушить порядок во время моего дежурства.
Кимбли выныривает из темноты, сверкая сощуренными глазами. Кажется, низкий тихий голос плывет впереди него, мурашками отзываясь в теле вытянувшегося по струнке Роя.
Его бьет дрожь, не от страха - от холода. На улице дикий ливень, и с одежды уже натекла порядочная лужа.
- Не стану утомлять тебя нотациями, выговорами и прочей ерундой…Я и сам, знаешь ли, не образец послушания.
В этом месте Кимбли выдерживает паузу и подходит вплотную. Даже сейчас, когда он уже полгода живет цивильной жизнью, в его запахе можно уловить нотки пороха и крови.
С неожиданной, почти болезненной отчетливостью Рой осознает, что война – не та вещь, которую можно оставлять за порогом, возвращаясь домой.
- Что толкнуло тебя на путь государственного алхимика? – неожиданно спрашивает Кимбли.
Что восемнадцатилетний Рой Мустанг может ответить ему?
Что единственный его талант – алхимия, но он не желает прозябать в нищете, как его сеснсей? Что согласен надеть ошейник цепного пса ради туманных перспектив в будущем? Или что пошел по этой тропе ради наивных идеалов патриотизма?
- Обстоятельства, - скупо отвечает Рой.
Сейчас его нисколько не заботит собственный запах – курево, алкоголь, женские духи. Шестым чувством он определяет, что и Багряному плевать на это. Маленькое открытие, неожиданно, придает отчаянной смелости. – А вы? Почему вы решили стать алхимиком?
Кимбли улыбается широко, недобро, и Рой жалеет о неумении вовремя прикусить язык. Есть в этой белозубой улыбке что-то неимоверно хищное, почти сумасшедшее. Это оскал акулы, нацеленной отхватить у жертвы кусок плоти.
В неверном полумраке коридора Мустангу чудится, что учитель вот-вот вопьется в него своими блестящими зубами, но тот лишь фыркает и сдвигает узкие губы.
- Тебе не стоит меня бояться, Рой Мустанг. Во всяком случае, не сейчас. А что до твоего вопроса… - он лениво и грациозно, словно талантливая балерина, подавшаяся в стриптизерши, стягивает с ладони белую перчатку. Это движение так резко контрастирует с его застегнутым на все пуговицы обликом, что у Роя пересыхает во рту. Никогда прежде он не думал, что мужчина, военный, государственный алхимик, может выглядеть так…так невероятно эротично. Если бы он не спустил в Мэгги полчаса назад, то, наверняка, позорной, от узости форменных брюк, эрекции ему было бы не избежать. А Кимбли, словно бы даже и не заметив его реакции, продолжает:
– Быть военным – мое призвание. Из разряда «тех самых» призваний, о которых пишут в книгах. Я никогда не мечтал о пути государственного алхимика, меня устроило бы быть и простым солдатом, но… Мы предполагаем, а жизнь располагает, так что, теперь, оглядываясь, я не жалею ни о чем.
Он поднимает руку и показывает ладонь.
У этого психа алхимический круг разрушения набит прямо на коже.
Это самоубийственно. Странно, что, дожив до двадцати пяти лет, он не остался с культями вместо рук.
На второй ладони то же самое, только центральный символ изменен на противоположный. Даже нынешних познаний Роя хватает на то, что бы понять: Кимбли без труда может подорвать пятиэтажку академии вместе со всем содержимым.
- Именно поэтому я стараюсь лишний раз не снимать перчаток. Люди, знаешь ли, такие слабонервные…
Сейчас багряный мало похож на того сухощавого и педантичного преподавателя, каким его можно увидеть на занятиях. Сейчас он выглядит даже моложе своих студентов. Словно бы, сняв перчатки, он снял и свою поддельную личину, обнажив варварски-прекрасную сущность. Рой впервые замечает, что не зря немногочисленные девицы с курса шушукаются, стоит только Кимбли пройти по коридору. И даже синеватая щетина, пробивающаяся на впалых щеках, не портит его.
- Знаешь, Рой. – Багряный подходит вплотную, и Мустангу приходится поднять голову, чтобы видеть его лицо. – Когда вас, птенчиков, выпустят из стен родной alma mater в реальный мир, руку даю на отсечение - ни один из вас не будет готов к тому, что приготовил вам Ишвар.
Рой вздрагивает. Упоминание об Ишваре шипованным колесом бронетранспортера проходится по больным местам.
В свои нежные восемнадцать, когда все мысли должны крутиться вокруг гулянок и женщин, Рой то и дело чувствует холодное дыхание грядущего.
- А к чему именно мы должны быть готовы? – с вызовом в голосе спрашивает он.
- К чему? – Кимбли смеется, а потом касается оштукатуренной стены, и мотылек, сидящий в полуметре выше, с негромким хлопком разлетается обрывками крыльев.
На его месте зияет обугленный кратер, ярким пятном чернеющий на белой извести.
- Задумайся над этим, - Багряный в два коротких движения прячет руки в белую ткань и разворачивается.
Только когда эхо чужих шагов истаивает под сводами коридора вдали, Рой, словно очнувшись от гипноза, проводит пальцами по темной рытвине.
****
Задумайся над этим… задумайся, задумайся, задумайся - бесконечным рефреном звучит в ушах, и Рою хочется просверлить себе виски, что бы треклятое эхо, наконец, оставило его в покое.
Полуночное происшествие едкой щелочью въелось в подкорку: все последующие дни он был непривычно тих и задумчив.
Рой не строит иллюзий и слишком умен, чтобы желать войны.
И он знает, что именно последует за торжественной церемонией вручения аттестатов.
Близость смерти – прекрасное лекарство от юношеского максимализма, тщеславия и липового героизма. Понимание того, что платой за красивые бумажки с оценками может стать их жизнь отравляет все его существо, но выхода нет.
Конечно, он мог бы сбежать и укрыться где-нибудь в глуши, пережидая свинцовую бурю. Но от себя не убежишь.
Рано или поздно он придет с повинной. Сам, на своих двоих.
И вздохнет с облегчением, взяв в руки оружие.
Наверное, у него комплекс Бога, но он не сможет уснуть, зная, что где-то там, за сотни километров от дома, гибнут те, кого он в силах спасти.
За каких-то четыре месяца кадет Мустанг становится лучшим сначала в группе, а потом и на курсе. Конечно, он и раньше мог бы учиться столь блистательно, но был из породы тех студентов, о которых преподаватели говорят «талантливый, но ленивый». Возможно, это была особенность его натуры, а возможно, качество, выработанное нелегкой жизнью: делать меньше и хуже, чем можешь на самом деле – тогда и спрос ниже.
Теорию он догнал в два счета, но практика…
«…ни один из вас не будет готов к тому, что приготовил вам Ишвар…»
Рой стискивает зубы и рисует уже, кажется, тысячный преобразовательный круг.
- Мустанг, занятия окончены! – почти кричит преподаватель. Обрюзгший, рыхлый, с покрасневшим лицом и вздувшейся венами шеей – он вызывает у Роя лишь отвращение, но ему приходится подчиниться: отрабатывать алхимию без присмотра инструктора категорически запрещено.
- Все в порядке, профессор Хедли, я присмотрю за ним, - раздается вкрадчивый голос за их спинами.
Кимбли ведет теорию, но нередко присутствует на практике, насмешливо взирая на потуги курсантов. Его тонкие, всегда затянутые в перчатки пальцы чуть подрагивают и эти неосознанные движения до мучительных спазмов в желудке нервируют инструкторов.
Хедли трясет головой, его обширная плешь сияет в свете закатного солнца. Рою хочется расхохотаться в голос: почтенный профессор до одури боится своего младшего коллегу.
Впрочем, немудрено. Багряный улыбается по-матерински ласково, чуть снисходительно, но глаза его остаются мертвы. Так улыбаются лишь маньяки.
- Покажи на что способен, - коротко бросает Кимбли, устраиваясь на месте инструктора.
Судя по всему, Багряному, склонному к деструкции, приходится по вкусу талант Мустанга к огню.
Рой злится, но выбирать не приходится. Яростно стиснутый в кулаке мел крошится меж пальцев, но алхимический рисунок четок, почти идеален.
Коснувшись мокрыми и чувствительными ладонями земли, Мустанг сосредотачивается.
Струя огня взмывает ввысь и лижет острым рыжим языком темнеющее небо.
- Хм… - Багряный задумчиво склоняет голову набок. – Я ожидал большего. Еще раз.
Злость, мел, пальцы, огонь.
Алгоритм оттачивается уже на пятый раз, но Кимбли неутомим.
- Еще.
- Еще.
- Еще…
Под конец, когда у взмыленного, грязного от сажи и земли Роя начинают сдавать нервы, он командует:
- Достаточно.
Багряный лениво ступает по выгоревшей земле и с наслаждением втягивает узкими ноздрями запах гари и копоти.
- Мм…узнаю этот дивный аромат, - мурлычет он себе под нос, а потом, подойдя совсем близко, замечает:
- У тебя кончики ресниц от жара запеклись.
Нервы.
Это всего лишь нервы, твердит Рой старательно, не поднимая головы.
- Ну же, Мустанг, - его фамилию он отчего-то выделяет странной, почти бархатной интонацией, - Взгляни на меня. Я не так уж обезображен войной.
У Багряного, оказывается, лицо рассечено белой нитью шрама. Тонкий, почти изящный, наверное, он придает ему шарма в глазах романтичных воздыхательниц.
Рою хочется проблеваться. Он выжат, выпит до дна.
Так его не гонял даже Бертольд-сенсей.
Руки, ноги, спина – под форменной курткой тело влажное от пота и мелко подрагивает.
Утром он не встанет с кровати.
Кстати, насчет «встанет».
Тугая горловина офицерского мундира Кимбли расстегнута, и можно приласкать взглядом болезненно-белое адамово яблоко и темную ложбинку ключицы.
- Полезный талант. Очень…практичный. Огонь и взрывы – короли деструкции, - ухмыляется Багряный. – Я хочу видеть тебя завтра в своем кабинете. Приходи вечером.
Когда Кимбли уходит с полигона, Рой обессилено оседает на землю.
Приказать себе успокоиться значительно легче, нежели запретить дрочить в душе.
Багряный стягивает перчатку…Багряный пахнет смертью…Багряный облизывает узкие сухие губы… Рой пачкает кафель белесыми струями, но тугая спираль возбуждения все еще свербит в животе.
Его тело живет своей, отдельной от разума жизнью.
Эго* стыдливо отводит глаза, в то время как Ид**, одержимый принципом удовольствия, направляет дрожащие руки.
Когда собственные пальцы касаются ягодиц, а потом ныряют меж ними, нащупывая горячую пульсацию тугого кольца мышц, Рой стонет высоко и жалобно, словно непорочная девица, вкусившая сладости греха.
Горячие капли затекают в рот, струятся внутрь глотки… Подсознание умело дорисовывает недостающих мозаике частей, и его трясет от предвкушения и собственной испорченности.
- Эй, Мустанг! Ты чего такой кислый? – Хьюз догоняет его и с размаху хлопает по плечу.
Рой кривится. После вчерашнего – мышцы, словно набиты стеклянным крошевом, каждое движение отзывается острыми тянущими спазмами.
- Полегче! – огрызается он, смахивая руку друга.
- Ладно-ладно, - Хьюз обезоруживающе улыбается и перекидывает сумку через плечо. – Так что случилось-то?
- Багряный. Вчера. Тренировка.
- О-о…
Маес округляет глаза и встает, как вкопанный.
- Так что, он тебя вчера тренировал?
- Если под «тренировкой» ты имеешь в виду бессмысленное повторение одного и того же преобразования, то да.
- Ну, ты даешь, Мустанг! – Хьюз ухмыляется и трет переносицу. – Не думал, что его кровавое величество снизойдет до простых курсантов.
Рой растягивает губы и хочет завыть в голос от спуска по лестнице. Удивительно, вчера шевелил только руками, а ноги болят так, словно по ним проехался танк.
- Вот именно, что «кровавое». Ему нужно сублимировать свои садистические наклонности.
- Хм… И в роли жертвы он почему-то выбрал тебя? Не злись, но, кажется, ты обзавелся очередной поклонницей.
Мустанг фыркает. Не зло, устало.
Лестничный пролет – вот что значит «получать радость от мелочей».
В высоком окне виден двор и маленькие фигурки курсантов: синие силуэты послушно маршируют, чеканя шаг о чисто выметенный плац. Хьюз с любопытством вглядывается в лицо друга.
- Ты покраснел, Мустанг, - констатирует он, и выражение нахальных глаз скрывается за бликующими стеклами очков. – А это что-то значит.
- Не придумывай.
- Не отпирайся.
Рой закатывает глаза:
- У тебя спермотоксикоз, парень, вот и мерещится всякая дурь, - Мустанг разворачивается и неспешно спускается по лестнице, сцепив зубы. Пронзительный взгляд жжет спину.
- Наш альфа-жеребец пытается замять какие-то шашни…Хм, остановите Землю, я сойду.
- О, Мустанг! – Кимбли стоит у окна и курит в форточку. – Проходи.
На негнущихся ногах Рой проходит вглубь кабинета и с легким удивлением отмечает, что Багряный, оказывается, далеко не такой педант, каким кажется на первый взгляд.
Ворох бумаг на столе, пепельница, перчатки…И канцелярский нож едва ли не до середины лезвия утонувший в древесной мякоти, словно иголка бабочку, пришпиливший какой-то документ.
- Садись.
Рой послушно опускается на жесткий стул и с невозмутимым видом выдерживает осмотр внимательных глаз. Те, словно жесткие руки на обыске, бесстрастно, резко проходятся по телу. От этого взгляда все внутри плавится и течет, но он – будущий алхимик, а не нежная гимназистка. Хотя…после собственных пальцев в заднице, и это утверждение можно оспорить.
- Ты мне нравишься, кадет Мустанг.
Пожалуй, искусство флирта Багряному незнакомо, язвительно замечает Рой, но Кимбли спокойно продолжает:
- У тебя большое будущее. Конечно, я презираю эту штабную должность, но, надо признать, что и в вашем заповеднике юности есть достойные экземпляры.
Рою хочется передернуться ото всех этих двусмысленностей.
Прядильщик искусен в своем мастерстве. Ощущение гадливости и иррационального возбуждения липкой паутиной окутывает его все плотнее.
Багряный вынимает нож и задумчиво вертит его в пальцах, любуясь бликами настольной лампы.
– Папочка наконец-то перестал злиться и вновь нуждается в своем цепном псе. В скором времени я слагаю с себя преподавательские полномочия и возвращаюсь в строй, - он берет в руки изувеченный лист приказа, и тот на глазах старится, распадаясь ветхими кусками.
Рой кривит губы.
К чему весь это цирк?
Какого черта ему надо?
Сплошные вопросы, а из ответов лишь собственное осатаневшее либидо.
- Ладно, хватит патетики!
Багряный встает из-за стола и подходит к вешалке. Из кармана тренчкота он достает хрусткий бумажный сверток.
- Через пару лет твой талант войдет в полную силу и сможет соперничать с моим. Я не жадный и не злой, так что решил сделать тебе небольшой подарок.
Сверток летит в сторону Роя, и тот машинально ловит его. Совсем легкий, мягкий.
Интересно… Неужели, всех своих «фаворитов» он ублажает такими дешевыми фокусами?
Перчатки…Странные перчатки. Ткань жесткая, скрипучая, словно прошитая металлической нитью.
- Знакомься, «Пиродекс» - экспериментальный материал. При трении дает искру.
Рой недоверчиво смотрит на Багряного.
Его личный Санта Клаус лениво щурится.
- Спец-разработка. Пока что секретная, так что не распространяйся.
Мустанг кивает и пытается надеть перчатки, но то ли с непривычки, то ли из-за специфичности ткани они сбиваются гармошкой, застревая на середине.
Кимбли хмыкает и в два шага оказывается рядом.
Его пальцы холодные, сухие и уверенные. Он аккуратно подцепляет ногтями серебристо-белую складку и тянет вверх. Жесткая ткань, словно жидкий шелк, струится вслед за этим движением, легко скользя до самых кистей.
- Спешка ни к чему, - в полголоса замечает Багряный, не убирая ладоней. Сердце Роя заходится в бешеном ритме. Ему жарко и ужасно хочется разорвать физический контакт.
- Х-хорошо, - пересохшее горло дерет наждачкой.
Уверенные руки легко скользят по предплечьям и выше, к агонизирующим после вчерашней тренировки мышцам.
Рой становится жертвой тактильного гипноза: каждое движение дарит теплые искры удовольствия пополам с болью. Сдержаться выше его сил, и он тихо, на грани слышимости, стонет, когда сильные пальцы разминают шею и ложатся на затылок. От чувствительного местечка под волосами сладкие мурашки ползут вдоль спины, Роя пробивает дрожь.
Когда Багряный наклоняется вперед, петли его аксельбанта скользят по щеке Мустанга, лопатки которого сводит от желания почувствовать на себе твердую тяжесть чужой груди.
Рой чуть расставляет ноги, чтобы уменьшить давление шва на член.
Здравый смысл недокуренной сигаретой дымится в пепельнице.
Юноша, как в тумане, поворачивает голову, и его губы обдает теплым дыханием. В ямке упрямого подбородка Кимбли, оказывается, притаилась кокетливая родинка похожая на каплю шоколада. Рот наполняется вязкой слюной при мысли, что она чуть выпуклая, если провести по ней языком, сладковато-соленая на вкус…
- Судя по всему, массаж можно будет считать извинением за вчерашнее…
Рой напрягается, и, размякшие было мышцы вновь каменеют. Когда он неосознанно сжимает кулаки, по ткани проскакивают белые искры.
- Семь минут до отбоя. Кадет Мустанг, думаю, стоит поторопиться.
Хлопнуть дверью оказывается легче, чем снять «подарок» и добраться до жилого корпуса без приключений.
- Ого, ты отсосал ему, что ли? Они же, наверное, целое состояние стоят!
Хьюз с восторгом разглядывает перчатки.
- Иди ты, - мрачно отзывается Рой, потирая стертые до крови костяшки. Ткань оказалась необычайной во всех смыслах и по текстуре напоминает мелкую терку, снимая кожу на раз.
Надо сделать подкладку, отвлеченно думает он, глядя в небо.
Первые дни осени удивительно хороши. Воздух прозрачный, звенящий от чистоты и ясности, небо безбрежное, пронзительно-голубое, а трава сверкает изумрудно-зеленым.
Они сидят под раскидистым дубом. Рядом лежат учебники и тетради, форменные куртки висят на ветке, а под тонкую ткань футболки то и дело проникает ветер, прохладный от близости озера.
- Нет, ну правда, Мустанг, подумай головой, а не г… - Маес предусмотрительно затыкается и пробует надеть перчатки. – Ай, черт, они их что, из легированной стали делают?
У Роя тяжелеет в паху при воспоминании о том, как легко ткань поддалась тонким пальцам в замысловатых линиях татуировок.
- Да не знаю я, на кой черт он это сделал!
- Не горячись, - Хьюз неожиданно серьезнеет, и Рой не может ослушаться этой его, скрытой за маской вечного дурачества, ипостаси. – Сложи два и два.
Рой подтягивает ноги к груди и хмуро смотрит вдаль.
Он никогда не был стеснителен, но сейчас ему хочется закрыть лицо руками, когда Маес смотрит на него своими глазами-рентгенами.
- И что мне, по-твоему, делать?
- Рой, ты прекрасно знаешь, что я бы никогда не поднял подобную тему, но это же Багряный!
- Какая разница?
- Разница в том, Рой, что у него не все дома.
Ха, - мрачно думает Рой, - ты еще не видел что у него под перчатками.
- Хватит строить из себя мою мамочку.
Маес укоризненно поджимает губы.
Рой вытягивается на траве и щурится от яркого света, пробивающегося сквозь зеленую крону.
- Я все понимаю. И вчера… - он замолкает и вздыхает. – Его переводят.
Утром транслировали обращение фюрера по радио. Сепаратисты взорвали железнодорожную станцию в предместьях Централа.
Фитиль подожжен.
Теперь войны не избежать.
Маес, судя по всему, читает его мысли.
- Нет, Рой, это же не значит…
Хьюз хмуро смотрит на друга, но тот лишь закрывает глаза.
____________________________________________
*Эго (Я) – согласно психоаналитической теории, та часть человеческой личности, которая осознается как Я и находится в контакте с окружающим миром посредством восприятия. Я осуществляет планирование, оценки, запоминание и иными путями реагирует на воздействие физического и социального окружения.
**Ид (Оно) – бессознательная часть психики, совокупность инстинктивных влечений.