Фэндом: Fullmetal Alchemist
Категория: слэш и гет
Рейтинг: PG-13 за поцелуи.
Пейринг: Рой/Эд, Эд/Роза
Дисклаймер: Все в руки создателям аниме и Аракаве за идею
Предупреждения: POV Эдвард
Размещение: запрос отправлять на u-mail/e-mail
Саммари: Эд встречает Розу в заброшенном городе и танцует с ней вальс. А вот где он научился его танцевать?
читать дальше
Вальс
Она двигалась неловко, как кукла – будто кто-то извне управлял ее движениями, а она даже и не пыталась сопротивляться, а просто поддавалась чужому влиянию. Я смотрел на это с нарастающим недоумением: отвратительно пустой, неживой зал, наполненный холодным светом тлеющих свеч, такой же мертвый город снаружи... и Роза. Танцует. Переставляет ноги в такт тревожной музыке, раскинув руки, словно крылья. Только вот жизни в этом тоже нет.
Ее глаза закрыты, а челка едва колышется под дуновением сквозняка. Ровно стучат каблуки; ритм мне прекрасно знаком. Вальс. Легкое, как ветер, кружение – так должно быть. Я же вижу сломанную марионетку, только претендующую на то, чтобы зваться живой. Мертва...
– Роза... – шепчу я, не в силах понять... не в силах поверить. Что произошло? Что случилось? Почему она здесь, в этом заброшенном городе, в этой пустыне, мертвом месте?
Она услышала – и замерла спиной ко мне, все так же неловко раскинув руки. Повернулась – глаза в глаза, и загорелая кожа кажется еще смуглее на фоне белого платья. Расширенные зрачки – наркотики?
«Что они сделали с тобой, Роза?» – хочу спросить я, но слова застревают в горле, оседают тугим комом, и нет возможности ни вздохнуть, ни сглотнуть.
– Эдо... – нежно отзывается она. С толикой недоумения – будто я оторвал ее от мыслей, в которых она витала.
Как она не похожа на ту Розу, которую я впервые увидел в Лиоре.
И словно в ответ на мои мысли ее лицо озаряет улыбка:
– Ты все-таки пришел...
– Ты все-таки пришел, – удовлетворенно отметил Мустанг, отрывая взгляд от газеты. – Замечательно, Стальной. Присаживайся.
Я остался стоять, упрямо вздернув подбородок. Грубо, но мне плевать на правила. Главное – выдержать очередную пытку и не выйти из себя при общении с этим неудавшимся клоуном. Хотя какое это общение – пространственные монологи в никуда, которые он так любил произносить, пока я старался успокоиться и не вмазать авто-мэйлом по холеному лицу.
Пересилив внутреннее отвращение, я приблизился к столу и швырнул на него бумагу с отчетом. Меня колотило от злости; очень хотелось выплеснуть все, что имелось сказать, прямо ему в лицо, но Ал посоветовал сначала выслушать, что он скажет. Младшие братья, конечно, должны сидеть молча и слушаться старших, но Ал... Ал – это совсем другое дело. Он иногда давал очень дельные советы, если это, конечно, не касалось потребления молока или примирения с существованием нашего ублюдка-отца.
– Аккуратнее, – поморщился полковник, перехватывая планирующую бумажку. – Как всегда, Стальной. Когда ты запомнишь, что отчеты – это не просто «отписал и забыл», а государственный документ, который надлежит содержать в порядке? Взгляни на свой, – мнительная усмешка, – «документ». Измятый, в крошках, пятно от... кофе, если не ошибаюсь? Впрочем, говорят, детская память коротка...
Я мысленно считал до десяти, раздраженно закатив глаза.
– Лицо попроще сделай. Не корчи рожи, они делают тебя еще меньше, чем ты есть.
Я крепко стиснул зубы. Как мантра: не сорвусь, не сорвусь, не сорвусь, не доставлю этой сволочи в форме удовольствия видеть меня в ярости, не получит, черта с два ему так радоваться!
– Что я вижу – мы научились сдерживаться. Взрослеешь, Стальной. Я этому рад, – и врет он все, ни черта он не рад – только и знает, что издеваться. – Вернемся к отчету. Операция, как я посмотрю...
Как он посмотрит... он даже в бумагу не заглянул – ему все доложили заранее!
– Вы все знали! – брякнул я, угрожающе засопев. То, что я перебил вышестоящее лицо меня, опять же, ничуть не смущало. – Зачем я должен писать эти отчеты, если вам все известно заранее?!
– Мне интересна твоя точка зрения, – тоскливо морщится он, – твои выводы. Усвоил ты урок или нет. И сядь, не мельтеши перед глазами. Это приказ, если ты хочешь возразить. Сядь.
Я сердито опустился на диван, зыркнув на начальство исподлобья и наивно мечтая о том, чтобы оно провалилось сквозь землю. Туда же можно было бы отправить и молоко, Хоэнхайма, слово «маленький» и производные, и прочие неприятные вещи. Но, увы, земля не разверзалась, а Мустанг от гневных взглядов отнюдь не исчезал.
– Умница, – удовлетворенно кивнул он. – Задание ты не выполнил, Стальной. Наворотил кучу бед. Кто будет исправлять?
– Вы сами все подстроили!
– А слоны летают, – хмыкнул он. – Не говори глупости.
– Я не говорю глупости, ты, чертов...
Рука в перчатке взметнулась вверх, а я замолк на полуслове, хватая воздух ртом. Ну как можно спокойно говорить с этим человеком?! Как его вообще можно терпеть?!
– Мне кажется, – Мустанг зевнул, прикрыв рот ладонью, – или ты только что собирался нарушить служебную субординацию, мой маленький друг?
– Я не мелкий!!!!!!!!!
Ну вот. Кажется, именно этого он и добивался? Моей истерики? Ну что ж, он ее получит – сполна, запомнит на всю жизнь.
– Ты-ы-ы-ы-ы! Я не гном, не карлик, не коротышка, не малявка, не креветка!!! У меня абсолютно нормальный рост для моего возраста!!! Что, так сложно говорить по существу?!! И хватит уже за нами следить!!!
Бешенство застилало разум, и я подскочил к столу, отшвыривая в сторону какие-то бумаги и хватая полковника авто-мэйлом за воротник, притягивая к себе. И – тут же – перед моим лицом предстает рука в перчатке, и пальцы сложенны в щелчке. В любой момент – чирк! и нет Стального.
Я замираю, боясь пошевелиться. Злость все еще есть, но разум уже начал возвращаться в родные пенаты, и я тихонько плавился от осознания того, что только что чуть не впечатал собственного начальника носом в стол.
А ему – хоть бы хны. С губ так и не сошла насмешливая улыбка, только глаза горели опасным огнем, и я, сглотнув, поспешно разжал пальцы, но рука в перчатке из-под носа так и не исчезла.
– Я же сказал – быстро взрослеешь, – насмешливо произнес Мустанг, указательным пальцем касаясь кончика моего носа. – Умница.
Я все так же не мог сказать ни слова, а Роза, подобрав юбку, застучала каблуками по полу, неровным шагом двигаясь ко мне. Подхватила под руки – и закружила в том же неловком вальсе, а я все никак не мог опомниться.
Музыка выла в ушах, а ноги сами подстроились под четкий ритм. Раз-два-три, раз-два-три, шаг-поворот-приставить, руку-на-талию, другую-ладонь-сжать... Что здесь происходит? Почему Роза одна в этом месте? Как она сюда попала?
– Роза, почему ты здесь? – каких трудов мне стоит выдавить это из себя, через этот чертов ком, вставший поперек горла. Ответит ли она мне?
– Я ждала тебя вечно... вечно... Эд, я... – голос у нее мечтательный, и смотрит она внимательно, но рассеянно – так, будто это не я перед ней. И взгляд в то же время жадный, невероятно теплый, затапливающий сознание, и безвольное тело жмется к моему.
И этот чертов танец...
Когда Мустанг в очередной раз сделал замечание о моем росте, равнодушно встав с кресла и уставившись в окно, я не выдержал. В три прыжка преодолев разделяющее нас расстояние, я сжал левую руку в кулак и рыкнул что-то неразборчивое, призывая полковника обернуться. Я никогда не бью в спину; я, конечно, нарушил закон мироздания и алхимии, но все же я не подлец. Это так; но пару зубов я этому придурку точно выбью.
Он повернулся – как и ожидалось, с ехидной усмешкой на губах – и я размахнулся, собираясь заехать по этой наглой роже, но он, кажется, именно этого и ожидал. А как еще объяснить то, что руку мою он словил еще на полпути, и, мало того, умудрился расцепить крепко сжатый кулак, переплетая мои пальцы со своими.
– Потанцуем? – вежливо осведомился он, притягивая меня к себе.
От такой наглости я беззвучно раскрыл рот, даже не пытаясь вырваться. Только лицо затопил липкий жар, да щеки наверняка зарделись.
– Вальс, Стальной, – все тем же тоном продолжал он, толкая ногой мою ногу и заставляя меня сделать шаг назад, – очень простой танец, как кажется на первый взгляд. Но, тем не менее, в нем всегда есть что шлифовать. Всего три па: шаг, поворот на сто восемьдесят градусов, приставить ногу. Но, тем не менее, именно этот танец позволяет добиться полного единения с партнером. Знаешь, как иногда ему учат? Лист бумаги зажимают между животами партнеров; как только он во время движения падает, пара получает взыскание, – я ошеломленно смотрел на начищенную пуговицу мундира, а полковник заставлял меня делать шаги, кружась по комнате, и прижимал меня к себе, отчего я испуганно трепыхался, но так и не мог сказать ни слова. – Тесный телесный контакт создает ощущение единого целого, что прекрасно смотрится в танце. Вальс – это очень красиво, тебе не кажется?
Я нашел в себе силы замотать головой и попытаться оттолкнуть его от себя, но ничего не вышло. Хватка у Мустанга была под стать моему государственному имени.
– Мне показалось, или ты возражаешь? – теплое дыхание обожгло щеку, отчего я задергался еще отчаяннее. – Терпи, Стальной. В конце концов, ты попытался меня ударить; должен же я получить компенсацию за моральный ущерб? Закон равноценного обмена должен иметь место, ты сам об этом говорил. Танцуй. Я хочу, чтобы ты танцевал.
В насмешливом тоне внезапно прорезалась сталь; именно таким голосом Мустанг отдавал приказы другим подчиненным. Ослушаться его не было возможности – разве что разум совсем отказывал во взаимодействии. Я мог сопротивляться этому командному тону, если сильно злился. В спокойном состоянии духа он меня пугал. Впрочем, сейчас я и так был испуган донельзя.
– Пусти, – выдавил я, пытаясь вырвать руку из цепкой хватки.
– Кто это тут пищит? – нежно выдохнул он мне на ухо. Губы коснулись щеки, и я действительно пискнул – сдавленно и очень уж испуганно.
А затем он отстранился и я подумал было, что все закончилось, но Мустанг опять сумел обмануть мои ожидания.
Внимательные темные глаза оказались на уровне моего лица – он наклонился ко мне, насмешливо улыбаясь, и это было невероятно унизительно. Я вскинул голову, разинув рот, чтобы выдать подходящую случаю тираду, но... он меня поцеловал.
Он. Меня. Поцеловал.
Мустанг. Меня. Стального Алхимика. Эдварда Элрика.
Язык скользнул в рот; я дернулся, но тут же оказался припертым к стене; я попытался ударить его, но он перехватил мои руки и крепко сжал запястья – так, что в левой руке слабым огнем запламенела боль. Деваться было некуда, щеки горели, а глаза – до этого широко распахнутые от ужаса – обреченно закрылись. Что мне делать, я не знал.
Когда Мустанг оторвался от меня, я судорожно вдохнул воздух, нехватка которого начинала сказываться на мыслительных процессах.
– Все было не так страшно, как ты думал, – заметил он, выпрямляясь, но руки мои так и не отпустил. – Но ты еще слишком зажат, Стальной. Над тобой надо работать.
Я уставился на него с нескрываемым ужасом и замотал головой, сжимая руки в кулаки.
Если бы только соединить ладони хотя бы на миг...
– Если ты прекратишь думать об этом, как о чем-то ужасном, то тебе даже понравится.
– Нет, – выдохнул я, тряхнув головой. – Даже и не мечтай.
– Зачем мечтать о том, что в конечном счете мне и так достанется? Еще один круг, Стальной. Танец настраивает на нужное доверие.
Раз-два-три, шаг-поворот... тело меня не слушается, но полковник умело ведет меня, вальсируя по кабинету, и ноги сами делают нужные шаги, а тело, перестав удивляться, доверчиво льнет к партнеру. Я сдаюсь, прекращая сопротивление; сейчас первостепенной становится задача понять, отчего так щиплет в носу, а на ресницах собирается влага. Мерзко и гадко. Это унижение, самое настоящее унижение, и я закусываю губу, сдерживая обиду. Не сорваться. Не доставить удовольствия этому самодовольному кретину.
А еще я ненавижу самого себя – за то, что все-таки ищу случайных соприкосновений тел во время очередного поворота, за то, что жмусь к полковнику, за то, что рука сама – будто бы случайно – дергается в его ладони, а стальные пальцы собирают ткань мундира и трепетно сжимают ее, боясь отпустить. Это неправильно. Это плохо. Так просто не должно быть.
Когда он останавливается, у меня начинает кружиться голова, и я окончательно перестаю соображать. Ноги не держат, и чтобы не свалиться, я вынужден ухватиться за его руки.
– Уже лучше, – мурлычет он, и я чувствую шершавую ткань перчатки у себя на подбородке. Мустанг заставляет меня поднять голову и смотрит прямо в глаза. – Хороший мальчик, Эдо-кун. А теперь – еще один поцелуй.
Я обреченно смыкаю ресницы, и чувствую горячие губы на шее, щеке, кончике носа, лбу, снова на щеке, подбородке и, наконец, на губах. Меня все так же колотит нервная дрожь, и я опять пытаюсь отстраниться – но полковник снова припирает меня к стене. Излюбленный метод?
Это, кажется, длится вечно, но в какой-то момент я осознаю, что делает он это не для того, чтобы меня позлить, а потому что ему действительно нравится меня целовать. И я даже понимаю, чем именно – странным, но приятным туманом в голове, сладким ноющим зудом по спине, мурашками на затылке, щекочущими бабочками внизу живота. Я неловко начинаю отвечать на этот поцелуй, и руки, сжатые в кулаки, невольно расслабляются... только ноги опять меня не держат, и земля из-под них уходит, но Мустанг – Рой? – подхватывает меня и прижимает к себе, и держит так крепко, что мне невольно приходится изогнуть спину, чтобы не сломаться ненароком. Волшебно.
– И никакой алхимии, – ухмыляется он, усаживая меня на диван. Губы горят, и я провожу по ним стальной ладонью, пытаясь хоть как-то остудить. – Свободен, Стальной. Завтра придешь в это же время – чтобы научиться хорошо... танцевать, нужна большая практика.
Кровь ударяет мне в лицо, и я не могу смотреть Розе в глаза. Она вообще соображает, где находится и что делает?
– Роза? – неуверенно зову я.
Этот танец – другой. Я не получаю отклика от ее тела, как это было с Муст... Роем. Нет единения. Просто неловкие движения, чужие, какие-то не свои. Я жмурюсь – и отстраняюсь.
– Роза, тебя обманом сюда привели?
Молчит.
– Что это за место?
В глазах застыло непонимание.
И мне отчаянно хочется сжать ее ладонь, притянуть к себе, провести рукой по волосам, коснуться губ. В сказке спящую принцессу пробудили от зачарованного сна поцелуем?
Отлично, я буду принцем.
Вот только ничего-то я и не успеваю...