Автор: Shiwasu
Бета: schuhart_red
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю
Пейринг: Эд|Ал|Рой|Эд|Рой|Ал|...
Рейтинг: NC-17 (общий)
Жанр: ангст, романс, ангст
Статус: закончен, в процессе бетинга
Предупреждение: намеки на инцест. В этой части намеки :] А еще, судя, по всему, бармен-грузин :]
Саммари: -Да нет, старик, это все замечательно и трогательно, конечно... Но как тебе в голову пришло поселить к себе полузнакомого типа, да еще и с придурью?..
Размещение: с разрешения - пожалуйста
От автора: выдохнули. И поехали
Круги своя. Часть 1
Круги своя. Часть 1
-Эдвард-сан - хороший человек, - Альфонс аккуратно разгладил завернувшийся уголок чертежа и добавил себе под нос еле слышно, - Ему просто совсем нельзя пить…
-Ну-ну…
Альфонс поднял голову, подпер подбородок рукой и терпеливо принялся смотреть в черный, как смоль, коротко стриженый затылок.
-Рихард, может быть, ты все-таки оторвешься от окна и заглянешь в расчеты?
-Да погоди ты со своими расчетами, никуда не денутся… Ох ты, матерь Божья! - Рихард вдруг резко отпрянул от подоконника и прижался спиной к стене. Альфонс моргнул:
-Что такое?
-Да черт знает, что такое, - темные миндалевидные глаза глядели на него, сердито прищурившись. - Он отошел уже метров на триста, а потом развернулся и опять вперился прямо на меня! Как это называется?
Альфонс не стал уже на это ничего отвечать, только тихонько вздохнул и полез в сумку за карандашами.
-Давай займемся делом? - примирительно предложил он, все еще ощущая на себе его взгляд. Ответа не было, и он со вздохом поднял глаза. - Рихард, я ни в чем не виноват.
Темные Рихардовы глаза смотрели на него сердито и даже укоризненно, все его лицо выражало крайнюю степень ожидания какого-нибудь подвоха.
-Хайдрих, - наконец позвал он, - ты такой спокойный, что я просто диву даюсь, - Альфонс невозмутимо принялся записывать длинные столбики цифр. Рихард еще разок осторожно выглянул в окно. - Ушел наконец… Нет, скажи мне, почему он так странно на меня посмотрел?
-Как он на тебя посмотрел?
-Как на привидение он на меня посмотрел, ты будто не видел. У меня волосы зашевелились на голове.
-Может быть, ты напомнил ему кого-то знакомого, у него бывает такое. Откуда я могу знать?
-Бывает у него, - Рихард снова оперся на подоконник, глядя куда-то вниз на улицу. - Надо же было найти такого типа… Нет, я не понимаю, по какому поводу он так на меня вытаращился, хоть убей. Что у меня в лице такого?
Альфонс не отвечал долго. Потом наконец подвел черту и отложил карандаш на снова завернувшийся уголок чертежа.
-Мне кажется, - сказал он мягко, - ты стал очень мнительный в последнее время. То на тебя не так смотрят люди, то не дает спать программа НСДАП…
-Знаешь что, будь я светловолосым арийским красавцем, я бы тоже прекрасно спал, - он прислонился к подоконнику поясницей, сложил руки и вздернул подбородок. Его прямые темные брови сошлись. - И кстати, - таким же подозрительным тоном заметил он, - на тебя он тоже смотрит очень нехорошо.
-Это как же?
-Откуда я знаю, как. Долго. И как-то… черт его знает, ласково, что ли.
Альфонс коротко улыбнулся:
-Ну тогда отчего же нехорошо. Пусть смотрит.
-Выключи идиота, ладно? - сухо посоветовал Рихард. - Я тебе говорю, что ты уже полгода живешь с психом и спокоен, как камень.
-А ты слишком резко судишь людей, - спокойно, но твердо сказал Хайдрих, не глядя на него. Бумага на чертеже главной детали мотора была сероватая, неопрятная - он стирал и перерисовывал ее десятки раз. Альфонс подумал, что чертеж хорошо бы переделать начисто.
-Знаешь, у меня некоторое предубеждение против людей с синяками на лице, - Рихард повернул стул задом наперед и уселся к столу.
-Он упал с лестницы.
Рихард кривовато усмехнулся:
-То есть, это ты его так "упал"?
-Нет, сам.
-Пьяный?
-Немного… Мы оставляли тут три и тут три, верно?
-Да, три. Значит, он еще и пьет, как лошадь.
-Так, три на… пятнадцать, Рихард, ну какая лошадь?
-Бледная. Теперь дошло, почему он смотрит, как лунатик, - Рихард подпер щеку рукой, чуть запрокинув голову. Глаза у него стали совсем раскосые, темные, бархатные, смотрели проницательно и холодно. - Ты не боишься с ним в одном доме спать?
-Вовсе нет, даже напротив, - Хайдрих оторвался от чертежа. - Помню, он как-то заснул с книжкой на диване возле кухни. Я, конечно, старался не шуметь, но все равно, ходил, открывал шкафы, еще кастрюли гремят, вода. Но он и не пошевелился - он обычно очень крепко спит, так… ну…
-Ну, как бревно, я понял. И?
Альфонс заулыбался:
-Ты не поверишь, но он про себя говорит ровно то же самое. Как забавно. Так вот, я долго гремел, но это никак его не потревожило. Я уже прибрался, ушел наверх, к себе - и тут на меня напал такой кашель… Это редко бывает, что-то вроде приступа. И вот я кашляю, даже не могу распрямиться - и вдруг, представь себе, слышу топот на лестнице. И минуты не прошло, как он прибежал - сонный еще, ошалелый. Он и услышать это не мог - до сих пор думаю, как он почувствовал, что мне плохо?
-Да нет, старик, - кисло проговорил Рихард, крутя в руках рейсфедер, - это все замечательно и трогательно, конечно, но когда ты мне сказал, что толком ничего про него и не знаешь… Как тебе в голову пришло поселить к себе полузнакомого типа, да еще и с придурью? Где ты хоть найти его такого ухитрился?
-Я уже рассказывал тебе, в Румынии, - Альфонс опять подвинул к себе блокнот, но писать так и не начал, - Вернее, в поезде в Румынию. Мы сидели напротив. Он спал, а когда проснулся…
-Он еще хоть что-то делает, кроме как спит? Он хоть работает где-нибудь?
-Работает, в библиотеке.
-Понятно, читает и спит. Ну?
Альфонс даже запнулся на секунду: конечно, иногда казалось, что от Рихардова занудства скисло бы и молоко, но тут он вынужден был признать, что некоторые вещи Рихард схватывал на лету. По вышеуказанному поводу ему действительно возразить было нечего.
-Так вот, - наконец продолжил он, - когда он увидел меня, знаешь… у него было такое лицо, словно он увидел…
-Дрекслера? Гитлера? Привидение?
В темных глазах просвечивала издевка, но Альфонс видел, что ему интересно, поэтому со вздохом согласился:
-Ну, если хочешь, пусть будет привидение. Я даже испугался, что ему стало плохо с сердцем. А потом знаешь, что? Он сразу назвал меня по имени.
-Не понял?
-Ну, он как будто знал, как меня зовут. Как только он посмотрел на меня, сразу весь побелел и говорит: "Альфонс?". Мне, признаться честно, стало немного не по себе. А потом он упал в обморок прямо в проходе, - несколько скомканно завершил он. Рихард сморщился и махнул рукой:
-А я бы с самого начала не то что к нему, в вагон бы в тот не сел.
-Ты циник, Рихард. Когда мы с одной очень любезной фрау отпоили его чаем из ее термоса, и он немного пришел в чувство, он рассказал мне, что у него был брат, тоже Альфонс и очень похожий на меня. А милая фрау все пыталась накормить его пирожками, потому что, видимо, решила, что у него был голодный обморок, очень приятная женщина. Честно говоря, тогда Эдвард выглядел действительно не лучшим образом…
-Может, у него и был голодный обморок, он очнулся и быстро сориентировался. Хотя да, мне нелегко это признавать, но вы и правда похожи, причем так, что мне даже, как ты выражаешься, слегка не по себе. И где брат?
Альфонс вздохнул, он знал, что до этого рано или поздно дойдет, и уже мысленно прикидывал, не лучше ли тут сочинить что-то от себя. Но честность взяла верх над здравым смыслом, и он сказал:
-Эдвард говорит, что брат остался в другом мире, за Вратами.
-В смысле, умер?
-Нет, в буквальном смысле.
-Не понял?
Хайдрих вздохнул - наверное, надо было все-таки рассказать про какую-нибудь катастрофу, как он обычно отвечал на все расспросы.
-Эдвард-сан говорит, что он из другого мира, не из нашего. Что он алхимик. Он рассказывал, что у них умерла мать, и они с братом пытались воскресить ее с помощью алхимии, и не смогли - Эдвард потерял ногу, а его брат все тело целиком, и тогда он отдал правую руку, чтобы прикрепить его душу к доспехам. Они странствовали так четыре года, а потом нашли Философский Камень, и Эдвард вернул брату тело, а сам перенесся в наш мир, - Альфонс умолк и стал ждать. Ждать пришлось долго, с полминуты - Рихард смотрел на него то ли как на какую-то головоломку, то ли как на чернильное пятно на чертеже, а потом наконец произнес:
-Хайдрих, я тебя поздравляю, я в первый раз в жизни не могу понять, шутишь ты или нет. У тебя наконец-то проклюнулось чувство юмора?
Альфонс подвинул к себе блокнот и обреченно сказал:
-Рихард, я серьезно.
-Не понял?
-Эдвард действительно так говорит.
-Ага, - спокойно проговорил Рихард, - то есть, он из другого мира, алхимик, да еще без руки и без ноги. Хм, вот что-то меня смущает, да не пойму только что. Наверное, шелест шифера едущей крыши.
-У него на самом деле нет руки и ноги, - тихо ответил Хайдрих, обводя уже написанные цифры.
-Может, тебе тоже взять от… пуск… То есть, нет?
-Просто нет. Совсем.
-То есть, у него деревянная нога?
-Почему деревянная… Там резина, железо, пластик. Рихард, серьезно, давай оставим эту тему и займемся делом.
Рихард со словами: "Кажется, до меня только что дошло, что ты не шутишь", встал, взялся за голову и начал ходить туда-сюда по комнате. Альфонс мысленно махнул рукой и попытался занять себя записями. Это ему уже почти удалось, когда Рихард снова заговорил:
-Так, давай суммируем. Ты после недели знакомства притащил из Румынии и поселил у себя калеку-шизофреника, о котором ни черта не знаешь, не то что где он жил до этого, а вообще кто он и откуда, и совершенно спокоен?
-Меня все устраивает, - Альфонса уже утомил этот разговор. Не будь Рихард старше его лет на десять, он бы уже давно и, пожалуй, не слишком вежливо сменил тему, но воспитание позволило ему только подвинуть к оставленному стулу чертеж и сухо попросить. - Вот, посмотри, пожалуйста.
Рихард кинул на него быстрый взгляд и вернулся к столу. Пару минут они просидели в молчании. День склонялся к вечеру, на улице наконец стало прохладней, безумно-ультрафиолетовое июльское небо полиняло. Солнце остыло, спустилось за дома, только верхушки стоящих в университетском дворе тополей еще горели золотисто-зеленым в его последних лучах. По краешку блокнота, почти неразличимый среди мелких циферок бежал крошечный красный паучок.
Хайдрих отвлекся на минуту, снял со спинки стула пиджак и накинул его на плечи. Кажется, за последний месяц он еще похудел.
-Слушай, Альфонс, - почему-то вдруг спросил Рихард, чертежи никак не хотели проникать в его мозг, - а сколько ему лет?
-Не знаю, - отозвался тот и опять полез за чем-то в сумку, - но он старше меня. Ненамного. Почему ты спросил?
-Хм, - взгляд Рихарда лениво блуждал по формулам, - просто подумалось. У него глаза, как будто ему лет шестьдесят. Старые. И какие-то… потерянные, что ли, - он поглядел, как Альфонс разворачивает на столе новый чертеж, и добавил. - Явно с головой что-то не в порядке… На кой он тебе сдался? Завел бы лучше себе девушку… - он осекся, видя, как руки Хайдриха не секунду замерли. - Ну или… собаку… А, ладно…
-Думаю, ты и сам понимаешь, - Альфонс аккуратно разглаживал бумагу, и она еле слышно, приятно шуршала у него под ладонями. Он говорил спокойно и мягко. - Через месяц начнет холодать, и я, наверное, опять слягу, так что… Вот, смотри здесь и здесь. А Эдвард… Знаешь, когда я последний раз болел, он ухаживал за мной. Он сидел со мной, поил меня чаем и рассказывал мне такие чудесные истории, лучше, чем из лучшей книги сказок. Он приходил даже ночью посидеть со мной, когда думал, что я сплю, я не знаю, почему. Он обо мне заботился.
Верхушки тополей во дворе гасли. Золото на них тускнело и постепенно уходило, оставляя после себя темную матовую зелень. Вечерело.
-Мне кажется, я понимаю Эдварда, - проговорил Альфонс, глядя в окно. А про себя добавил: "Кажется, я даже знаю, куда он сейчас опять пошел…"
-Хайдрих, - Рихард даже не взглянул в чертеж и осторожно позвал его, - мне даже страшно подумать, что сейчас ты скажешь, что веришь во всю эту чепуху с переселением душ…
Тополя погасли совсем. Голубизна неба все истончалась, отдавая краски, и не заметно глазу превращалась в серый.
-Я думаю, это было бы славно, если бы мир, о котором он рассказывает, существовал, - он перевел на него серьезный взгляд. - Нет?
Глаза у него были голубые. Как небо. И их голубизна тоже незаметно блекла, отдавала цвет, постепенно, невидимо. И это была еще одна вещь, о которой Рихарду было страшно подумать, но он думал всегда, когда слышал, как Альфонс надрывно, мучительно кашляет. Каждый раз, когда хлопал его по плечу и бездумно заявлял: "Ничего, в следующий раз ракета точно полетит, все впереди!", а потом осекался - и каждый раз об этом думал. И сейчас тоже подумал - и смог только кривовато улыбнуться.
-Да, славно-то оно славно…
Альфонс опустил светловолосую голову, принимаясь аккуратно записывать следующий столбик цифр.
-Он тебе так не понравился?
-Да нет, он в общем даже… приятный. Но мне очень не понравилось, как он на меня посмотрел. Вошел, поздороваться не успел - замер. Уставился на меня дикими глазами. Поглядел постоял, пробормотал что-то, ушел. Я, знаешь, нервничаю от таких вещей. Сижу и думаю теперь - что он имел в виду?
-Хочешь, я спрошу у него дома? Я думаю, он расскажет.
-Да не надо, еще сумасшедший бред слушать, - Рихард махнул рукой, - Я просто объясняю, что сам по себе он, может, и не плохой, но я не в силах проникнуться к человеку, у которого явно… - здесь Рихард ребром ладони наискосок достаточно изящно изобразил, как едет крыша. Альфонс выслушал и невозмутимо вернулся к своим цифрам. Писал он замечательно - ровно, четко, циферка к циферке. А к высказываниям Рихарда он давно привык.
Рихард сердито потер лицо, уставился в чертеж. И снова заговорил:
-Мать Мария, без руки и без ноги, а. Тут, конечно, помешаться недолго…
Альфонс подумал, что сейчас он непременно вспомнит Курта, который попал со своей семьей в аварию, когда был подростком, родители погибли у него на глазах, и с тех пор Курт не выходил из психушки.
-Помнишь Курта?.. Это движение бровью, надо полагать, значит, что помнишь? Его вроде бы собирались выпустить через месяц, но что-то сорвалось, скорей всего, сам Курт, - он проводил глазами черту, которой Хайдрих отчеркнул очередной столбик. - А у этого, кто ты сказал - брат и кто еще, мама? Небось до сих пор кошмары мучают. Сам остался инвалидом. Хотя, чтоб и ногу, и руку оторвало - это ему в крушение поезда надо было попасть, не иначе… Ты меня уже не слушаешь?
-Слушаю, - терпеливо проговорил Альфонс, - Слушаю и жду, когда ты наконец посмотришь в чертежи. Вот и вот.
На улице начинало темнеть, а сделано было мало. Рихард сердито подумал, как ненавидит всякие дурацкие происшествия, которые выбивают из равновесия, и сосредоточенно уставился в чертеж. Хайдрих тоже привстал и оперся на локти, чтобы лучше видеть.
-Я хочу взять его с нами на ярмарку, - спокойно и как бы между прочим сообщил он.
-Забудь, - так же между прочим посоветовал Рихард.
-Он поедет со мной и ночевать будет у меня. Мне надо его куда-то вытащить он… - Альфонс немного дерганным движение пригладил челку набок. - Ему очень плохо последнее время. Мне кажется, ему нужно съездить куда-нибудь, хотя бы ненадолго. Он очень тоскует… И начал пить и… - Альфонс опять осекся. "А пить ему нельзя вообще". - Но он очень хороший человек, я думаю, это даже ты признаешь. Мне просто не хотелось бы, чтобы он…
Рихард вдруг резко ткнул пальцем в деталь. Хайдрих замолк. Рихард медленно поднял на него глаза:
-Это.
-Что там?
-Вот это, - на лице Рихарда было написано, что величайший подвох в его жизни только что случился. - Как?..
Альфонс всегда улыбался, постоянно - короткой, вежливой, доброжелательной улыбкой. И крайне редко улыбался так, как улыбался сейчас, подперев подбородок ладонью и глядя на него сверху вниз. Это была не стандартная улыбка, чуть сжатая, будто чтобы уместиться в рамку вежливости, ни больше, ни меньше, а улыбка искренняя, во всю ширину. Настоящая и добрая. От нее его лицо как будто раскрывалось.
-Если бы вы не стали играть в гляделки, - от этой улыбки, кажется, даже его голос начинал светиться, - Эдвард-сан бы остался и объяснил тебе здесь кое-что. У него это получилось бы лучше моего.
-Не понял? - Рихард опять безбожно ткнул пальцем прямо в чертеж. - Вот это он придумал?!
-Мы вместе. Но можешь поверить мне на слово, объяснять у него получается куда лучше, чем у меня.
Рихард снова взялся за голову и уставился в чертеж:
-Как это можно было придумать?!
Он теперь ясно видел, что это начерчено не Альфонсом. А еще его мучило странное сомнение, которое он еле решился озвучить. - Хайдрих, я не хочу ничего знать. Скажи мне только одно: а вот это он как начертил?! - он поднял глаза и осекся. - Хайдрих… ты расшатываешь мое душевное равновесие. Почему ты так по-разбойничьи улыбаешься?.. Нет, не говори мне…
-Он начертил это от руки, Рихард, - такой широкой и довольной улыбки он у него еще в жизни не видел.
-Хайдрих, я тебя поздравляю во второй раз - я опять не могу понять, ты шутишь или нет, - Рихарду даже плохо удался кислый голос. - Как инженер ты не можешь шутить такими вещами.
-Я и не шучу, - Альфонс подпер голову и второй рукой тоже, и был совершенно явно доволен, как ребенок, - Рихард, он все чертит от руки. Он круги рисует без циркуля. Он такие вещи делает. Когда я в первый раз это увидел, я не давал ему спать до самого утра, все заставлял чертить, пока он уже не начал на меня ругаться. Тогда он первый раз рассказал мне про алхимию, чертил круги - потрясающе красивые…
Рихард уже опять сидел, взявшись за черноволосую голову:
-И он псих, - проговорил он, - и ты псих. Матерь божья, нельзя до такого в здравом уме додуматься…
Кажется, улыбка Альфонса уже не могла быть шире.
-Я вижу, ты больше не возражаешь, чтобы я взял его на ярмарку с нами.
-Еще как возражаю, не хватало мне еще такого счастья. Но тут уже черт с тобой, бери хоть Гитлера, - Рихард потянулся к блокноту - очевидно, все окружающее чертеж отодвинулось для него куда-то вдаль. - Но! - он внезапно поднял голову и его черные глаза строго посмотрели на Альфонса. - Не дай Бог у тебя даже закрадется куда-нибудь мыслишка пустить его за руль. Не моги! Забудь сразу, понятно тебе. Вот это! - палец в сотый раз ткнул в чертеж, где уже начало появляться сероватое пятно. - Человек, у которого такие вещи в голове, за рулем - все равно что фашисты у власти! То, что он расколотит твой автомобиль, я тебе могу обещать со стопроцентной гарантией.
Альфонс кивнул и удовлетворенно откинулся на стуле.
-------
-Эдвард-сан в гав-но… По идее, он так должен сказать, но он никогда не говорит, ни разу, неа… - в стакане оставалось на самом донышке, не хватило даже на нормальный глоток. - Ммда… Плесни еще.
-Э-э-э, - Роберто захохотал, перекинул через плечо полотенце, которым протирал барную стойку, - Да ты пасматри - середина недели, в баре пачти нет никого! А тебе еще! Куда, а! Э-э, - он снова сдернул полотенце с плеча, принялся протирать и без того сверкавшую столешницу, экспрессивно жестикулируя свободной рукой. Улыбка на его загорелом лице была такая белая, что светилась в полутьме. - Ты позавчера был, гляди - сегодня пришел! Ты хароший гость: и беседуешь - интересно, и деньги - платишь! - полотенце снова мелькнуло белым краем, вспархивая Роберто на плечо. На Эда пахнуло табаком, одеколоном, и твердый мозолистый палец легонько ткнул его в скулу. - Но ты пасматри - ты же пасинел уже весь! - бармен расхохотался. Эд неверным движением отпихнул его загорелую руку от своего лица и беззлобно пробурчал: "Отвали… я споткнулся…". Роберто рассмеялся пуще прежнего - кажется, он вообще не умел разговаривать без улыбки, поэтому его слова всегда звучали полусерьезно. - Э-э, конечно споткнешься, если так пить! - он снова доверительно склонился над стойкой. - Греночек принести?
-Не надо.
Эд кончиками пальцев подвинул вперед стакан, подпер голову рукой и принялся молча смотреть исподлобья. Подушечки его пальцев поглаживали припухший синяк - лиловую отметину в виде полумесяца, загибавшуюся от скулы до самой брови, куда пришелся край ступеньки. Бармен загоготал и замахал руками:
-Э-э-э, боюсь-боюсь, какой строгий! Эрика! - он забрал Эдов стакан и загремел чем-то под стойкой. - Принеси портвейна его величеству Государственному Алхимику! - он снова перегнулся к Эду. - Алхимик точно греночку не хочет? Ох, харошие сегодня!
-Не хочу, - Эд вздохнул и устроил локоть на столе поудобнее, кажется, предыдущий стакан уже начал отдавать ему в голову. Он улыбался. - "Государственный Алхимик" - это просто звание, не "величество"…
-Э-э, ну ты что! Ты в нашем баре самый титулованный, а! В нашем баре больше алхимиков нет! - так же хохоча, он взял у Эрики ледяной стакан с портвейном и поставил его прямо перед Эдвардом. - Вот! Все для тебя! Даже в середине недели, пасматри! - рука в перчатке потянула стакан медленно, почти неохотно. - Э-э, опять упадешь, а! Опять брату звонить будем!
-Он не брат, слышишь?.. Я тебе тыщу раз говорил, забудь это слово…
-Э-э-э, не ругайся, герр Алхимик, а! Брат - не брат, ты гость, твае дело, Роберто ничего не знает! Пей на здоровье! - загорелые руки так и летали, от них начинала кружиться голова. - А от греночек ты ох! зря отказываешься. До тебя Тилль был - нахваливал, э-э-э! Очень-очень хвалил, три порции взял!
Эд пил, поэтому не ответил. Но свободной рукой - той, которая без перчатки, - лениво махнул, так что Роберто сам понял, что: "И плевать он хотел и на Тилля, и на греночки по пятьдесят раз в каждую сторону".
Роберто хорошо успел изучить его за те пару месяцев, что он появлялся в баре. Роберто улыбался всем, такая у него была работа, но этот парень был ему искренне симпатичен. Его звали Эдвард. Фамилию Роберто не знал, да и не интересовался. Жил он где-то неподалеку, кажется, у родственника - Роберто был уверен, что у брата: очень уж сильно была видна порода - черты лица, глаза, даже повадки. Этот парень пару раз за ним приходил - спокойный, вежливый, каждый раз очень сильно извинялся, хотя по-настоящему было за что только один раз, когда Эдвард только начал тут появляться.
Сначала он заглядывал пару раз в месяц, но в последнее время стал ходить чаще. И выглядеть хуже, как отметил про себя Роберто, похудел и как-то весь совсем спал с лица. На этой неделе был в понедельник, а сегодня зашел уже во второй раз, хотя на дворе стоял только вечер среды, даже еще не пятница. Зачастил. Что же это за стервоза эдакая, покоя такому хорошему парню не дает? Роберто был искренне огорчен коварством неизвестной мамзель. Балагуря с официанткой Эрикой и расставляя в подставки рюмки, он краем глаза видел, как в только что принесенном стакане опять осталось всего на палец. Пить парень как не умел, так и не научился.
Комплекции он был не богатырской, росточка небольшого, так что и нужно ему было немного. Первый раз бармен и оглянуться не успел, как тот уже спал мертвецким сном. Брови у него разгладились, глаза были закрыты, и все - щеки, ресницы, светлые волосы, так изменилось, что Роберто даже запаниковал, что налил ребенку. Уже начал звать его: "Эй, мальчик….", и вздрогнул, когда парень опять открыл глаза. У него были старые глаза. Потускневшие, непонятного цвета, и взгляд очень тяжелый, неприятный.
Роберто долго к нему приглядывался, и когда Эдвард постепенно начал разговаривать вместо того, чтобы сразу отрубаться, он даже с некоторой долей облегчения понял, что парень с придурью.
После второго стакана его начинало нести. Да причем так, что Роберто как в первый раз послушал - у него глаза на лоб вылезли. Парень подпирал голову рукой, открывал рот - и часа полтора весь бар сидел, развесив уши, и слушал про другие миры, волшебников-алхимиков и всякую нечисть. В хорошие дни он мог уйти из заведения, не оставив там ни марки, а то и не на своих двоих - благодарные слушатели платили его и волокли домой, когда он засыпал. Сегодня на красочные истории можно было не надеяться - они бывали после пары кружек пива, а после портвейна Роберто обычно выслушивал что-то мрачное, к чему уже сейчас готовился - третий стакан почти опустел. И очень жаль, что не пиво…
Сначала Роберто думал, что это работа в библиотеке не проходит даром, потому что парень рассказывал все так, словно сам там был - гладенько, с подробностями, без единой запинки. Но потом его брат, или кто уж он там ему, объяснил, что тот, вроде бы, попал в аварию и с тех пор у него в голове, видимо, вывернулась пара шурупов. Роберто пытался подбодрить парнягу, что с такой фантазией он может писать книжки, но тот обычно сразу мрачнел, замолкал, и глаза у него потухали.
Сам по себе он был обычный - невысокий, волосы хорошие, густые, непонятно, правда, зачем такие длинные, на лицо приятный, но в целом, ничего особенного, споткнешься об него и не заметишь, если не встретишься глазами. Его глаза запоминали все, кто видел. То есть, настоящие его глаза, не те, которыми он сейчас пусто смотрел перед собой. Роберто видел их всего однажды, в тот самый раз, когда Альфонсу пришлось извиняться за дело.
Тогда Эдвард пришел всего раз во второй или в третий, знали его там еще плохо, но чтоб понять по его лицу, что он не в духе, этого и не требовалось. Тилль сидел в баре чуть ли не с самого обеда, на его стол среди пустых кружек уже некуда было приткнуть даже пепельницу. Тилль был здоровяк и, на свою беду, шутник.
-Какая сладенькая, - нежно пробасил он в спину двинувшему к стойке Эдварду, - Садись ко мне, красавица, блондиночку я всегда угощу! Да еще такую ладненькую - все при ней, и фигурка, и росточек…
Эдвард встал, как вкопанный. Роберто как открыл рот, так и осекся - куда-то сквозь него смотрели два горящих яростью, свирепых, желтых, как у кошки, глаза. Ощущение было такое, что с окна вдруг сдернули плотную черную штору, и туда хлынуло раскаленное, бешеное солнце, таким огромным потоком, что Роберто почувствовал, что от жара у него за спиной сейчас начнут взрываться бутылки. Собственно, Альфонс потом извинялся за то, что Тилль выдернул чеку из гранаты.
Бармен не успел не то что закрыть рот, а даже уследить за движением - Тилль с грохотом обрушился на пол с отпечатком ботинка на лице, видимо, не соображая, откуда доносится нечеловеческий рев: "Кого ты сейчас назвал микроскопической тупой крашеной овцеобразной мелкой блондинкой?!". Не слышь Роберто этого своими ушами - сам бы не поверил, что в таких небольших габаритах может уместиться такой оглушительный голосина. Следом рухнул стол и оглушительно посыпалась вся стоявшая на нем посуда - кружки бухали об пол, толстое стекло разлеталось, как осколки льда, стоял хай и ор.
Когда Хайдрих появился спустя полчаса на пороге бара, зябко и опасливо кутаясь в шарф от весеннего холода, Тилль и Эдвард, оба уже изрядно пьяные, подметали осколки, причем огромный Тилль то и дело швырял метелку и приподнимал маленького Эда над землей чуть ли не одной рукой, прижимал к груди и громко вещал о том, какой он славный, в сущности, парень. А Эд только орал: "Да ты задолбал меня! Мети! Арбайтен!" и вырывался так, что у него снова начинала идти кровь из разбитого носа. Хайдриху тоже пришлось подметать вместе со всеми. Это был последний раз, когда Роберто помнил у "Алхимика" такое веселое расположение духа…
-…Это полковник…
Оказывается, тот уже пару минут что-то говорил. Стакан был пуст, на его дне натекшие со стенок капли замкнулись в бордовое кольцо. Эдвард сидел, уперев лоб в ладони, челка свисала сквозь пальцы - с одной стороны живые, с сорванными заусенцами, с въевшимися пятнышками туши, с другой - обтянутые вечной белой перчаткой. Кажется, ему не нужны были слушатели.
-…Он один-в-один, как полковник, то же лицо, волосы… Даже смотрит почти так же… черные глаза… хотя, они на самом деле не черные у него… темные… синие или серые, не помню. Он… Рихард… Рой, - голос у него осип, его было плохо слышно. - Где он их всех берет только? Как будто специально… Хьюз, Грэсия… И я каждый раз как идиот жду - и каждый раз чужие люди. А я все надеюсь… что узнают… Вот она, - не поднимая головы, он безошибочно ткнул пальцем за спину Роберто, где, напевая, расставляла блюдца Эрика, - У нее лицо, как у нашей подруги детства. Мы выросли втроем… это лицо… Ее Ал в первый раз в жизни поцеловал, - светленькая голубоглазая Эрика, приветливо улыбаясь, побежала куда-то в зал. - Она меня не знает… А еще я каждый день вижу Ала… могу вот так протянуть руку… но его там нет, это не он… - он поднял тяжелый, невыносимый взгляд и тихо, как-то почти укоризненно добавил. - В понедельник я видел на трамвайной остановке нашу маму. Нашу с братом маму. Живую. С маленькой девочкой. Она меня тоже не узнала. Она меня вообще не знает.
Роберто, ничего не говоря и уже давно не улыбаясь, долил ему в стакан еще. Ему было не по себе. Понятно, что у человека не все дома, но…
Эд выпил в несколько больших глотков, с трудом, и поставил стакан обратно. Ясно было, что это уже лишнее, и скоро ему станет плохо. Глядя, как грани стакана начинают смягчаться и еле заметно раздваиваться, Эд медленно по слогам выговорил:
-А сегодня полковник. Пол-ков-ник…
-Э-э-э, не бери в голову, - голос Роберто звучал отдаленно, и в нем слышалось расстройство. - Подумаешь, чего не бывает, а! - рядом со стаканом легли деньги. - Э-э, опять упадешь! Давай брату позвоним, чтоб забрал тебя!
Эд так и замер, отодвинув до половины стул. Он подумал, что если бы Роберто сейчас выложил с другой стороны от пустого стакана топор и сказал: "Протягивай руку, старик - я набираю номер, несколько гудков, и ты услышишь в трубке голос: "Алло? Братик, это ты?", такой родной, что у тебя онемеют губы, екнет и замрет сердце, и после этого у тебя будет пять секунд, чтобы прошептать: "Ал… забери меня отсюда…", а если быстро справишься, то еще и успеешь добавить: "Как же я люблю тебя…" - и Эд без единого колебания начал бы закатывать рукав… Но все это было очень сложно выразить словами, поэтому он просто махнул рукой, мол: "Сам дойду", и пошел к выходу.
-------
Кашлять было больно, поэтому Альфонс сдерживался как мог. Он знал, что это глупо, но все равно каждую такую ночь надеялся, что кашель уляжется сам собой и не будет мучить его до утра, что если обмануть его, закрыть глаза, уткнуться в одеяло и сделать вид, что спишь - он уйдет.
Но он, конечно, никуда не уходил. Он был глубоко внутри, болел там, не давал дышать и рвался наружу, хрипами. Но не уходил. Хайдрих лежал в темноте и изредка покашливал, даже не пытаясь вдохнуть поглубже или прокашляться хорошенько, знал, что не одолеет его, поэтому просто тихо смотрел в черноту и слушал, что делается внизу.
Эдвард пришел домой минут сорок назад. Все Хайдриховские прогнозы оправдались. Когда он шел отпирать дверь, он почему-то точно знал, что увидит - мокрого, немного не вертикально стоящего Эдварда. Так и было - тот что-то буркнул и, так и не подняв глаз, прошел в прихожую, явно пытаясь идти твердо, как моряк по мокрой палубе во время шторма, когда волны перехлестывают через борт. С него действительно аж капало. Альфонс на всякий случай глянул в ясное звездное небо прежде, чем закрыть входную дверь - дождем и не пахло.
В груди справа что-то особенно неприятно стало щемить. Хайдрих сжался в комочек, подоткнув одеяло под ноющий бок и замер. В кухне внизу что-то упало и прокатилось по полу, послышалась невнятная ругань. Кажется, Эдвард потихоньку начал приходить в себя.
Тогда Альфонс просто выключил свет в прихожей и пошел следом, не стал даже спрашивать - он и так знал, что Элрик опять умывался в фонтане. Он лично видел его там всего один раз, но судя по тому, что с Эда часто капало, когда он приходил домой за полночь, тянуло его туда постоянно. Бар располагался на маленькой площади. Собственно, на этой площади всего и было, что пара заведений, с десяток фонарей, половина которых никогда не горела, и маленький круглый фонтан, окруженный лавочками.
Бок немного отпустило, Альфонс согрелся и начал уже потихоньку засыпать, но вспомнил этот фонтан, и сон опять как рукой сняло. Снова заныло в груди. Только на этот раз слева.
Альфонс всегда считал, что не имеет никакого права вмешиваться в чужую жизнь, будь то личную или общественную. Если ему звонили из бара - он всегда приходил, однако, идти самому на розыски и притаскивать человека домой против его воли считал не очень приличным. Но тогда Эд долго не возвращался, а Хайдрих почему-то разнервничался сильнее обычного, поэтому наконец решил, что уже достаточно поздно, чтобы его инициатива не показалась бестактностью, запер дверь и быстрым шагом двинулся в соседний квартал к площади.
Эда он сразу же увидел и даже остановился на месте, потому что сначала просто не понял, что тот там такое делает. На дворе был апрель месяц. Эд стоял на коленях перед фонтаном, уперев локти в гранитный бортик и наклонившись вперед - прямо на только что оттаявшей грязи с остатками серого, еще лежавшего снега. Хайдрих решил было, что его тошнит, но Эд не шевелился. Только подойдя поближе, Альфонс расслышал, что он с кем-то разговаривает. Фонтан еще не работал, в бассейне стояла вода с осени - черная, мутная, засыпанная какими-то листьями и шелухой. Было уже глубоко за полночь, и в кромешной темноте, среди мусора, отражение еле угадывалось. Но Эдвард определенно разговаривал с ним.
Хайдриха отделяли от него метров двадцать, но чтоб преодолеть их ему потребовалось чуть ли не полчаса. Он несколько раз уже разворачивался, чтоб уйти обратно, и будь температура на улице хоть градусов на десять повыше, он так бы к нему и не подошел.
Альфонс не знал, что делают с сумасшедшими. И да, он их побаивался. И да… Он уже развернулся, уже сделал несколько шагов, как вдруг кристально отчетливо разобрал тихое: "Ал…". И уже чуть было не отозвался, когда понял, что это не ему. Он даже побоялся развернуться, так и стоял, глядя на единственное горящее окно в доме напротив, и слушал. Слушал сумасшедшие слова и дрожащий голос, полный сумасшедшей нежности.
-Ал, я хочу к тебе. Я хочу к тебе, слышишь?.. Я просыпаюсь по ночам от того, как хочу к тебе… - окно светилось приглушенным светом сквозь розоватые многослойные занавески. - Я просыпаюсь и хочу тебя… засыпаю, и хочу тебя… каждую минуту, постоянно… Мне без тебя плохо… мне хочется к тебе... видеть тебя, слышать… Я постоянно хочу тебя. Я хочу тебя обратно, к себе… - в окне прошла тень, и через секунду оно погасло. Чернота в проеме как будто провалилась ямой внутрь дома, дырой. Пустотой. - Мне очень плохо без тебя, Ал… слышишь?
Он сидел на коленках у гранитного фонтана на окраине Мюнхена. И звал брата.
У Хайдриха уже все застыло, и внутри, и снаружи. Терять было нечего.
-Эдвард…
Воротник пальто, рукава по локоть, колени - все у него было промокшее. Он бы, наверное, замерз там до утра. Он привалился к Хайдриху плечом, обнял живой рукой и только повторял: "Я хочу домой… Я хочу домой…".
Альфонс вздохнул - сегодня повторилось почти то же самое, только уже дома. В ванной что-то упало, на стук Эдвард отозвался, что все в порядке, и затих минут на пятнадцать. Когда Хайдрих все-таки открыл дверь - он спал, сидя в луже на полу и положив щеку на бортик ванны. Теплая вода из душа бежала у него по волосам, ручейками текла с локтей на пол. Альфонсу его стало жалко до слез. Поэтому когда он опять к нему привалился, бормоча: "Ал… иди ко мне", со вздохом уселся рядом в теплую лужу прямо в домашних брюках.
Судя по ругани на раскатывающиеся по кухне кастрюли, он начал приходить в чувство. Он всегда был дико зол на себя в такие моменты, поэтому Альфонс переоделся и от греха подальше ушел спать.
Яркие картинки в голове постепенно растворялись, перед глазами еще стоял отпечатавшийся на сетчатке чертеж, который он весь вечер переделывал начисто, но гас и он, линии размывались, звуки исчезали, он только изредка слышал, как сам кашляет сквозь сон. Какое-то тиканье, еле слышное шевеление, Альфонс, шорохи, Альфонс, спишь уже?
-А?
-На, попей, а то всю ночь кашлять будешь, - он почувствовал в темноте тепло и аромат, поднимающийся из кружки. - Держи осторожно, горячая.
-Спасибо.
Было вкусно, внутрь тела, прямо туда, в согретое, защищенное одеялом пространство, вливалось по глоткам сладкое тепло. Эдвард уселся на дощатый пол возле его кровати, пока он пил, и положил еще мокрую голову на прохладное покрывало, глубоко, болезненно вздохнул.
-Меня штормит, - хрипло сказал он и хмуро добавил. - Брат бы меня убил… Он бы просто не поверил в бутылку портвейна вечером в среду. Я там рассыпал что-то… я все завтра уберу.
-Ничего страшного. Спасибо.
Эд взял у него кружку и поставил ее на пол рядом с собой.
-Сейчас я протрезвею и уйду. Не обращай внимания, меня тут нет… Спи.
-Хорошо. Как ты?
Эд долго молчал, словно опять уснул. Потом так же сипло и недовольно отозвался:
-Мое внутреннее "я" неистовствует. И голова кружится.
Хайдрих долго мялся, потому что был явно не вовремя со своими приглашениями, но потом все-таки позвал в темноту:
-Эдвард?
-М-м?..
-Поедем с нами на ярмарку в сентябре?
"Поедем еще с тобой путешествовать, братик? Обещаешь?"
Хайдрих подумал, что он опять так долго молчит, потому что напряженно думает, а может, просто потому, что в голове у него сейчас пусто. Может, он и был прав… Через минуту Эд так же вяло отозвался:
-Поехали. Думаю, и в сентябре я все еще буду тут…
-Знаешь, - Альфонс решил пропустить последнее мимо ушей и снова подтянул к себе одеяло, стараясь не шевелить ногами, чтоб не задеть его голову, - Рихарда так удивили чертежи! Он сказал, что это потрясающе, очень хвалил тебя.
-М-м…
-Никак не мог поверить, что ты чертишь такое от руки. Но твоя идея ему очень понравилась. Замечательно, верно?
-Неплохо.
У Эда начинала болеть голова. Мокрые волосы под шеей нагрелись, он поборол в себе желание опуститься на пол, чтобы голова опять остыла, стало прохладно и влажно, и просто переложил затылок на одеяле на другое место. Как хорошо, что Хайдрих не мог знать, что творилось внутри этой головы.
-Очень жаль, что ты не смог сегодня остаться, мне кажется, у тебя получается объяснять лучше моего, - Альфонс был восхитительно воспитанным и мог ходить вокруг да около бесконечно, - Мне хотелось бы, чтобы вы познакомились с Рихардом. Рихард, он… замечательный конструктор… И он… м-м-м…
-В моем мире так выглядел мой начальник. Полковник Рой Мустанг.
Он застал Хайдриха врасплох. Тот только и пробормотал: "Начальник… полковник?".
-Полковник, - повторил Эд. Это слово на языке было словно давно забытый вкус. Чувствовалось так же остро, по-новому, и так же волновало, пускало по воспоминаниям круги, как брошенный камушек. И черт с ним, впервые за два длинных года, его так приятно было перекатывать на языке. - Пол-ков-ник…
В том, чтобы произносить это вслух, было что-то интимное. Как будто зовешь по имени.
-Мустанг?
-Угу… Он… такая сволочь… по мне, так ему самое место в топке паровоза, - Эд медленно вытянул ноги. Голос у него сделался тише и мягче. Альфонс не мог бы сказать точно, но кажется, он улыбался. - Извинись за меня перед Рихардом, ладно?
-Хорошо… Ты недолюбливал его?
Альфонс и сам не знал, верит ли в то, про что спрашивает, но Эдова интонация заставила его спросить.
-Его бы даже ты недолюбливал. В первый раз, когда я его увидел, он мне не понравился.
Хайдрих тоже улыбнулся:
-Но он оказался не такой плохой?
-Ха! - Эд все-таки повалился и лег рядом с ним, только на полу, задетая чашка с еле слышным дребезжаньем прокатилась под Хайдерихову кровать. - Он оказался даже хуже, чем я думал… Мне было четырнадцать…
От автора: первая часть. Поэтому очень страшно :[ подбодрите кто чем может

@темы: =Эдвард Элрик/Альфонс Элрик=, =Angst=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =NC-17=
интересный сюжет)
вы только скажите, кончите все элрицестом, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста? * *просто скажите х)замечательно *О* обожаю ваши фанфики <3
не знаю, когда будет следующая часть, но боюсь, что читать её в любом случае буду не скоро, потому что слишком сильно действует на душевное равновесие, а одной порции мне пока хватило. а может прочту сразу, не удержавшись, кто знает. В любом случае, пишите, пишите и ещё раз пишите
oompa-loompa вы только скажите, кончите все элрицестом, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста?
кончат все и не по одному разу
сижу вот и думаю, как бы Вас успокоить,хмм... Ну... эм... Эд... эм... однолюб?) Одним словом, я не стала бы слишком сильно переживать намек. Однако, нелюбимый Вами Рой будет иметь место в повествовании:] Спасибо;]Гордыня меня всю колотит. эта часть получается ещё сильнее на эмоциональном уровне она просто обширней как травма мозга
= )
Продолжение обязательно Вас настигнет, можете не сомневаться
шизофрению Эду ещё никто не приписывал, а ведь логично!))) пожалуй, я тоже не приписываю ему шизофрению) мнение Рихарда все же сугубо субъективно:]
юмора жду. Он у ваас такой... как камнем по башке
творите, творите, ещё раз творите) обязательно буду) Спасибо ;]
Элрицеееест...элрицеееест....*_*