Название: Бездомные кошки

Фэндом: Стальной алхимик
Автор: Мама Зоя
Бета: нетути
Жанр: ангст, романс, немнго яоя, гета и насилия
Пейринг: Эд/Уинри
Рейтинг: R, AU, POV Эда
От автора: вторая часть произведения написана типа как размышления, пока Эд пишет отчёт. В этом куске имеются насилие и гет. Дальше в середине второй части наличествует большая дыра, которую я надеюсь вскорости заполнить. Поэтому временно кина не будет.

 

читать дальше

Часть вторая

 

… Всех куда-то унесли. И меня тоже. Я смог вставать только
через неделю, и сразу побежал к брату. Ал был похож на покойника, да и на Отца
был похож, и лицо, и трубки эти, провода, шедшие к нему со всех сторон, только
довершали сходство.



- Брат, - сказал я, - держа неживую, еле тёплую руку, - мы с
Уинри поженились. Главврач нас расписал, прямо в палате, у него есть такое
право. Думали, я помру, - я злрадно ухмыльнулся. – Теперь срочно поправляйся,
чтобы побить меня.



В отчёте просто напишем – навестил брата…



И упал на госпитальной лестнице, когда возвращался обратно.
Сами б вы попрыгали с одним костылём, полковник.



Это даже как будто на руку было – я тянул с выпиской из
госпиталя, особенно когда узнал, что меня ждёт. Уинри меня навещала регулярно,
палата госалхимику положена отдельная, и все дела.



Кроме жены ко мне ходил один хмырь усатый. Все друзья либо в
больнице, либо под следствием, либо то и другое, вот как я. Нашлись какие-то
люди, думающие, что имеют право судить, быстренько прилипли к государственной
машине Аместриса, как тот Энви на шею Йоки. Хотели всю правду, а получили шиш.
Мне очень удачно кусок бетона прилетел на голову. Тут помню, а тут не помню,
хоть режьте.



Чем он только не грозил. Тюрьма, расстрел, допрос с
пристрастием. Уходите, говорю, мне и так плохо. Болен я. Кроме Уинри никого и
ничего не помню. И точка.



- Мы дадим вам время подумать, - важно сказал он, и ещё в
больнице мне оформили перевод в Энск, и звания госалхимика лишили раньше, чем
всю шарагу распустили. Часы я, конечно, припрятал на память о собственной
глупости. Ещё подписку, сволочи, взяли, что если я буду алхимией пользоваться,
припомнят мне человеческие трансмутации. Так вот начался в стране бардак,
реформы всякие, и я закатился в уголок, как мелкая монетка. Разве что была
теперь в моём личном деле нехорошая пометка, с которой я три года из казармы
почти не вылазил.



В отчёте напишем – был переведён приказом номер такой-то…



В конце концов снял какой-то угол у старушки, чтобы когда
Уинри с Алом приедут, на улице не
ночевали. Жалование у меня упало не в пример, а ешё брату на лекарства, на
книги-почтой много уходило. Я втихаря алхимичил, пробавлялся мелким ремонтом за
еду, то да сё…



И вот иду я как-то домой со службы, темнеет уже, а навстречу
вроде два мальчишки. Городок у нас маленький, все друг друга знают, и дети
ничьи так поздно не ходят гулять. Чужие, вижу, дети. Первая мысль была дурная –
граница, шпионы. Мало ли – дети. Я и сам в молодости ого-го как зажигал! И
вдруг тот, который побольше, говорит:



- Господин офицер, не хотите девочку?



Я чуть не упал. Вот этот маленький чёрненький жучок –
девочка? Для офицера?



- Или мальчика? – говорит это поганец как-то уж совсем
безнадёжно и просительно на меня
смотрит. А в животе у него урчит на всю улицу. Дал я ему по шее за такие
слова, подхватил обоих и притащил к себе домой. Велел им воду греть и мыться, а
сам побежал к соседке за молоком.



Вот она удивилась.



- Ты что, - говорит, - кошку подобрал?



Ага, даже двух.



- Сегодня праздник, - сказал я, усаживая их за немудрящую
трапезу. – У моей жены близнецы родились. Ваши братья. И не спорьте с отцом.
Сегодня гуляем, а уж завтра я за вас возьмусь.



Они у меня замечательные.



Старший сын – врач. Он всю войну прошёл – мобилизовали – а
теперь доучивается, здесь же, рядом, в университете. Читает запоем всё подряд,
прямо как я.



Юки художница. У нас в доме почти нет фотографий, только её
картинки. Комиксы «Элрик бразерс» тоже она рисует, это была её идея. Она очень
любит готовить, но за эти годы почти совсем не поправилась и не выросла, в меня
пошла.



Гершик ишварит. С той стороны, из Креты. Границу нелегально
перешёл, с годовалой сестрёнкой на руках. Их тут прижали, они туда, там – сюда.
От всей деревни двое остались. К языкам фантастические способности. Мой сын.



Маленькая Шоша, наоборот, долго молчала. Она красавица,
вылитая Уинри в детстве. Они похожи как… как фото и негатив.



Близнецы мои, Маэс и Ури, рыжие, как два апельсина, и я всё время дразню
ими Уинри, а она уверяет, что тётя Пинако в молодости рыжая была. Хотя такой её
уже никто не помнит. О, эти чокнутые алхимики, нас с Алом скоро переплюнут.



Сара больше всех лицом на меня похожа. Но характер не в
пример мягче. Я помню её совсем маленькой, даже меньше, чем Триша сейчас. С
Тришей и Эдом-младшим (В честь меня! Представляете!) у нас ещё всё впереди. Они
так похожи на мою маму, особенно Эд. Не зря они его Эдом назвали, это просто
маленький ураган.



Да, мы вообще странная семейка, полковник. Тётя Сара
приходилась маме двоюродной сестрой, а где-то на фамильном древе тёти Пинако
присутствует Хоэнхайм, неспроста он всё время рядом крутился. Я и на это забил,
потому что второй Уинри на свете нету.



У Мурзика давно своя семья, но все так и зовут его Мурзиком,
потому что Ал его приволок. Подобрал где-то на вокзале во время своих разъездов.
Он, помню, всё наесться не мог, кусочки по подушку прятал. Из дома убегал… На
автопротез так и не решился, скачет на деревяшке. На войну не взяли.
Расстраивался.



Мартина мы назвали в честь соседа, Мартиноса-кретиноса. Был
в Энске такой чудак, городской алхимик. Прихожу я к нему и говорю, так и так,
денег у меня кот наплакал, а собираюсь я ни много, ни мало строить дом. Мы как
раз сына ждали. Помоги, говорю. Как алхимик алхимику. От тебя требуется, чтобы
ты рядом стоял и молчал о том, что видишь, и дом этот за свою работу выдал. А
остальное мы с братом сделаем.



Он-то много лет думал, что я знаю два-три фокуса для починки
старья, а в остальном полный дилетант, и пошёл больше из любопытства. Сыграли
мы с Алом в ладушки, а Мартин стоит бледный и спрашивает, какого *** и *** мы
хороним свои способности. Чтобы они нас не похоронили, отвечаю. Меня, между
прочим, из госалхимиков разжаловали, работать запретили и взяли подписку о
неразглашении. То есть вдохновенно вру. На самом-то деле мы легли на дно по
доброй воле. А для чего, уж вам-то полковник, лучше всех известно.



Мартинос-то нас и запалил. В скором времени меня попытались
выкрасть. И пришлось показать, что я умею работать не только головой, но руками
и ногами. Раньше времени. Всё случилось раньше времени, всё…



Вообще на восточной границе население весьма пёстрое. Когда
ишвариты перешли на легальное положение, оказалось, что их у нас под боком
уцелело предостаточно. Из той половины Ишвара, что осталась за Кретой, тоже
подтянулись, когда у кретиносов началась очередная борьба за чистоту нации.
Поляне, потомки бывших лояльных подданных Креты, через одного реваншисты: не
могут простить Аместрису захвата их области, хотя уже больше полувека прошло.
Переселенцы с севера. Их сюда загнали после войны с Драхмой, поменяли местами с
частью полян. Они против Креты, потому что Крета Драхму проглотила и не
поперхнулась, но и не за Аместрис, который захавал и их дом тоже.



Городской приют в Энске, тот самый, построен ветеранами
Ишварской бойни, совесть их замучила, тем более, им дали участки, очищенные от
ишваритов. Города здесь ещё туда-сюда, а деревни, хутора – иногда лучше не
соваться.



Помните, полковник, как вы навестили меня года три спустя?
Оказалось, что в гарнизоне много близких вам по духу офицеров, старых знакомых.
Мне стали как-то больше доверять, словно своим глазам они верить боялись…



Помните, вы сказали, что только такой псих, как я, мог
обрасти семейством в этой местности, ввиду приближающейся бойни, без гроша за
душой и с тюрьмой в перспективе? Помните, я бил себя пяткой в грудь и орал, что
собираюсь жить, а не помирать. Что этим детям надо помочь сегодня. Ведь у меня были
дом, и деньги, близкие, и меня никто не преследовал, и моя алхимия у меня была
– буквально в крови, а у них кроме себя не было ничего. Всех бездомных котят мы
подобрать не могли, но раз в неделю я навещал Энский приют, показывал ребятам
кое-что из алхимии и физподготовки. Я со всей наивностью пытался продлить тот
отрезок более-менее счастливой, обыкновенной жизни, что неожиданно мне
досталась. Я знал, что вернув Алу тело, мы заживём, и делал всё, чтобы не
разочароваться. Оставалось совсем чуть-чуть, мы ведь хотели позаботиться ещё и
о Родине.



Да не к войне – к мятежу я готовился! Мой фюрер. После того
вашего визита я обшарил всю область, а служба в крепости стала лишь прикрытием.
Но Крета начала экспансию на два-три года раньше, чем мы предполагали. Они
совершили странный рывок, и я нескоро узнал, почему. Мы надеялись получить
власть и навести порядок в стране, пока они будут переваривать Драхму и
встретить войну уже в совсем, совсем другой стране. Такой облом. Труд многих
людей пропал, ну, не совсем даром. Отчасти удалось подменить нашей системой то,
что развалили реформаторы. Мы с Алом не были ключевыми фигурами сети, которую
создавали. Мы должны были стать чем-то вроде сюрприза в этой хлопушке.



Меня подзабыли в столице. Стальной алхимик стал персонажем
детских комиксов (и недетских тоже), анекдотом. Эдвард Элрик стал офицером с
мутными перспективами, нищим и многодетным. Хорошо хоть фамилию жены вы меня
взять не уговорили. Блистательный Альфонс Элрик преуспевал в науке и бизнесе и
поддерживал своего непутёвого братца.



Короче, мы были счастливы.



И вот, когда мы уже были готовы к выступлению, пришлось
обороняться.



Я как чувствовал, что вас не просто так прислали, я ждал
провокации, а кретиносы просто зашли как
к себе домой, и всё. Нет ни мятежа, ни претендента на фюрерское кресло, ни
безвестного майора-неудачника. Как можно быть таким наивным идиотом, мой фюрер,
и собираться поднять мятеж, одновременно считая, что каждый гражданин поддержит
офицера правительственных войск?



Кой чёрт понёс вас на эту ферму?



Благодаря вам, я провалялся несколько дней. Гершик успел
доставить вас в Столицу и вернуться – он ни за что не хотел бросать в беде
своих соплеменников. От него-то я и узнал, что сволочи, которые меня
допрашивали, вывезли Энский приют. Подчистую. И ещё в округе дети начали
пропадать. И что за обоими этими вещами стоит, судя по всему, профессор
Маренгоф, от которого Гершик и Шоша в своё время сбежали. Энские жители видели
похожего человека.



 



Я решил, что теперь прятаться не имеет смысла.



Трансмутировал себе липовые документы, похожие на те, что
ребятки добыли в очередном партизанском рейде, нацепил вражескую форму и
отправился прямиком в пасть дракона. В Крету. Благо границы как таковой теперь
не было. Я хотел начать с города Гухова, про который Гершик рассказывал.



И вот на перрон с поезда, похожего и не похожего на те, в
которых я таскался половину своей жизни, сошёл некто Эдвард Эрлих, офицер добровольческой
армии, уроженец восточных, тьфу, теперь уже западных, территорий,
долечивающийся после ранения в руку и желающий навестить родину предков.



Сошёл я, стало быть, иду себе, и думаю, где бы заночевать.
Одна рука у меня забинтована и на перевязи, сами понимаете, почему. Потому, что
к их форме белые перчатки не положены. Во второй - чемодан. И тут за эту руку
меня кто-то хватает. Женщина. Молодая.



Я уже по дороге понял, что про Крету знаю гораздо меньше,
чем думал.



Помнится, зная, что рано или поздно женюсь на Уинри, я тоже
специальную литературу конспектировал. Что ни говори, практика всегда
отличается от теории.



Вот и сейчас – красивая, пестро разодетая девушка пыталась
отцепить мою руку от чемодана, глядя на меня наглыми жёлтыми глазами, меча скороговоркой:



- Эй, молодой, красивый, давай погадаю тебе, всю правду
расскажу.



Встречается со мной взглядом и меняется в лице.



- Ты… в этой форме… Ты из какого табора? – и колечки
золотистых волос возмущённо подпрыгивают.



- Из табора Хоэнхайма, - ухмыляюсь я.



А она понимает меня как-то по-своему, пугается и убегает.



А я стою, глядя вслед красотке, похожей на мою потерянную
сестру, и пытаюсь вспомнить, что же Гершик мне рассказывал о кретских цыганах.



- Я тебя сперва жуть
как боялся. Мама меня в детстве цыганами пугала, говорила, вы детей крадёте.



- Кто – мы?



- Ну вы, цыгане.
Спасённый народ.



Я, оказывается, походил на людей какого-то кочевого племени,
много лет назад покинувшего свою страну после какой-то таинственной катастрофы.
Золотые волосы. Золотые глаза. Это меня ещё тогда смутило. Вот потому я и
ляпнул про Хоэнхайма.



- Стой, - кричу. Куда уж там, убежала.



В тот день я обегал полгорода, информации об исследованиях
никакой не нашёл, зато обзавёлся солнечными очками. После того, как меня
выкинули из одной пивнушки, показав объявление на входе: «Собакам, ишваритам и
цыганам вход восперщён». Крета удивляла всё больше, я ведь как бы был офицер,
проливавший кровь за родину… новую родину… Акцент у меня был, конечно, его не
смог исправить даже лучший учитель в мире, мой сын, и пара бесед с патрулями
стоила мне нервов. Местный говорок был мягче и звонче нашего. Я забрёл в
библиотеку, порылся в газетах, проштудировал какой-то статистический справочник
довоенного издания – тут тебе и данные, и карты. Когда меня выгнали из закрывающейся
библиотеки, нашёл, наконец, гостиницу, и отправился спать, думая, как же так
разговорить местных, не слишком подпадая под подозрение. Я очень хотел
посмотреть местные книги по алхимии, и думал сделать это ближе к утру: алхимия
здесь была наукой для служебного пользования. Придётся опять применять кротовый
способ…



Мне снилось, что я снова на той чёртовой ферме, и ко мне
подходит Энви в форме кретского офицера. Он раскрывает нож, проводит по моей
щеке и подхватывает языком выступившую рубиновую каплю. Потом его рука скользит
за ворот моей рубашки… Я вскрикнул и вскочил. Нет, это был не Энви. В полутьме
номера блеснули знакомые жёлтые глаза. Давешняя знакомая мягко толкнула меня
обратно на кровать, её руки снова скользнули по моей шее. Я ждал, знал, что
сейчас будет. Пальцы наткнулись на тёплый металл и замерли.



 



Так уже было, когда на армейской вечеринке я, в усмерть
пьяный, лежал в объятиях одной весёлой вдовы, вознамерившейся лишить меня
невинности. Стоит ли говорить, что на тот момент я уже успел застолбить Уинри и
скучал по ней невыносимо? Стоит ли говорить, что вид человека, пришедшего на
гулянку, и с головой пропавшего в первой попавшейся книжке, безумно раздражал
многих в гарнизоне, где пьянство являлось чем-то естественным? Помню, как,
погружённый в интересный трактат, неизвестно какими судьбами оказавшийся на
этажерке со слониками, я и не заметил, что было в моём чудесным образом не
пустевшем стакане. Потом я словно выключился и включился, ещё не до конца
осознавая реальность происходящего. Была уже тёмная комната, и решительная
вдова, споткнувшаяся о мои болты и гайки. А меня понесло, я устроил на неё
настоящую кавалерийскую атаку, ко всеобщему веселью друзей за картонной стенкой.
Ну а когда выполз, морщась от света, в соседнюю комнату, под дружный гогот
присутствовавших, - ещё и драку. Вот после драки меня уже не поили…



 



Руки цыганки продолжили своё движение. А я, в своём
нормальном состоянии, знаете ли, очень настороженно отношусь к простым тёплым
прикосновениям. Я их боюсь. Они делают меня слабым. Я боюсь быть слабым.



- Что это ты тут делаешь, сестрёнка? – прошептал я, замерев.



- Ты мне нравишься, красавчик, - ответила она совершенно
спокойно, как будто ничего из ряда вон не происходило, мягко взяла мои руки
(одна по-прежнему забинтована, хотя теперь ясно, что болеть там нечему) и
прижала к подушке где-то над головой.



Лёгкий шорох, щелчок, резкий свет. Я лежал на гостиничной
койке, прикованный к изголовью, «сестрёнка» продолжала издевательски
поглаживать мой заголённый живот вдоль длинного вертикального шрама. И в
комнате было ещё двое цыган. Один стоял, целясь мне в лоб из пистолета, а
другой сидел, раскачиваясь, верхом на стуле.



- Поговорим? – улыбнулся он.



- Ну что ж, ответил я.
– Давайте знакомиться. Меня вот Эдвардом зовут, а вы кто такие?



- И правда, смешно разговаривает, - обернулся сидевший на
стуле к своему напарнику. И уже мне: -
Вопросы здесь мы задаём, усёк? Ты откуда такой взялся?



- Из Аместриса, - спокойно ответил я. – Можете взглянуть на
документы, если не верите.



- У меня есть глаза и уши, - ухмыльнулся он в ответ. – Ты
говоришь, как ишварит, а почему? Ты прячешь железную руку, а зачем? Ты цыган, а
носишь эту поганую форму, это ж вообще уму непостижимо! Ты шпион, что ли? Или
просто псих? Ещё Хоэнхайма приплёл с какой-то стати….



- Ну, вообще-то, это мой отец, - сказал я истинную правду, и
тут они зашлись хохотом, все трое.



Это уже потом мне рассказали, что я назвался сукиным сыном
или ублюдком, ведь Хоэнхайм давно стал одним из отрицательных персонажей
цыганской мифологии.



- Ну точно, чокнутый, - проговорил сидевший, утирая слёзы.



- Дикий аместриец. – держась за живот, прошептал другой.



- Потерянное колено Ишвары, - усмехнулась девушка, довольно
похлопав меня по животу.



- Весёлый ты парень, Эдвард. Сын Хоэнхайма, - вздохнул
главарь. – Только кончай нам по мозгам ездить. Что тебе здесь нужно?



- Вы тоже ничего, ребята, - улыбнулся я. – Если бы вы
взглянули на документы… Я еду в Уларск, навестить родину предков. А по дороге
заглянул к вам, в Гухов. Повидать профессора Маренгофа. До войны я
интересовался его работами по биологии… - тут я понял, что они как-то тяжело на
меня смотрят. - Ага, вижу, вы его тоже знаете.



В это время раздался требовательный стук в дверь. Все трое
аккуратно поменяли позицию. Девушка слегка прижимала меня к койке, а моей шеи
уже касался нож. Парень с пистолетом стал у двери так, чтобы она, открываясь,
заслонила его. Старший скользнул к окну и осторожно глянул вниз.



- Ждёшь кого-то?



Я помотал головой.



- У нас гости только до двадцати трёх, - пробасила за дверью
горничная. Ещё один сюрприз Креты.



- Я понял, - откликнулся за меня главарь.



- Так, - вздохнул он, возвращаясь на место. – Теперь ещё эта
шайка. Всё чудесатее и чудесатее… Рассказывай.



- Ваша очередь, - спокойно ответил я. – Информация за информацию.
Это будет равноценный обмен.



- Нет, - твёрдо сказал главарь. – Я с кем попало в сделки не
вступаю. Мы сейчас пойдём побеседовать в более тихое место. И если не хочешь
аккуратную дырочку во лбу…



- Да что ж за хрень такая! – заорал я. – Врываются среди
ночи, выспрашивают всякий бред, ещё тащить куда-то собрались! Наверно, стоило
не разговаривать с вами, а сразу задницу надрать!



В дверь, бранясь, застучала горничная.



- Да?! – заорал я ей. – Ушли уже! В окно! Я их выкинул!



Меж тем мои гости рядком лежали на полу, оглушённые
деревянными кулаками, рванувшимися одновременно из стен. Я сидел на кровати,
всё ещё в наручниках, и в руках у меня было по ножу – бывшие прутья спинки
кровати – так, на всякий случай.



Я повязал непрошенных гостей их же собственной одеждой,
обыскал, навёл порядок, потом растолкал главаря.



- Вот теперь можно и побеседовать.



- Ох, блин, чем это меня так? – пробормотал он потирая
голову. – Словно бревном огрели.



Сам не понимая, как близок к истине.



 



Для отчёта: Кретские цыгане – потомки жителей Ксеркса,
жившие на выселках, за пределами круга. Ведут кочевой образ жизни, в основном
на юге Креты, малочисленны. Хоэнхайма, о котором у них предание, не любят, как
единственного человека, выжившего в пределах круга. Наряду с ишваритами и
некоторыми другими народами считаются второсортными людьми. Я вступил с ними в
контакт с целью получения информации о лаборатории профессора Маренгофа, и
через них вышел на местное подполье.



 



- Хороший ты парень, Эдо, - сказал, улыбаясь, Горгиш, как
будто не он вчера был готов порезать меня на кусочки.



Моих новых знакомых, с которыми мы в конце концов чуть не
спалили гостиницу, звали: молодого с пистолетом – Софуш, старшего – Горгиш, и
девушку – Таис.



- Дай посмотреть, - протянул я руку к кифаре.



- Вот так. И вот так, - поправил он меня, и улыбнулся, когда
у меня что-то получилось. – Это у нас в крови.



- А как ты зашёл в гостиницу?



- Отвёл глаза, заговорил зубы…



- Это что, тоже у нас в крови?



Мы сидели рядом у костра. И впервые за много лет ночёвка в
чистом поле меня устраивала.



- Ну, - усмехнулся Горгиш,
- психология, она интернациональна. Я изучал медицину, в том числе и в
этой области, пока была такая возможность. Маренгофа я помню по столичному
университету. Я тебя этим фокусам научу. А ты меня научишь своим. Расскажешь,
как освободил руки. И как нас вырубил.



- Вот так, примерно, - я соединил руки и преобразовал
ближайший камень в статую зубастого божка. – Ты можешь попробовать, но я не
ручаюсь. Это алхимия.



Он вскочил.



- Мы… мы спасены?



- Не думаю…



@темы: =Angst=, =Гет=, =Эдвард Элрик/Уинри Рокбелл=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =R=

Комментарии
03.04.2010 в 17:29

Художника обидеть может каждый... и каждый может получить мольбертом по хребту (с)
Очень быстрое повествование, и я уже радостно путаюсь в хронологии, но жутко интересно!
03.04.2010 в 18:56

Гадюка подколодная вот это я понимаю - фанатство, сидеть на форуме в выходной день, весной, в хорошую погоду :alles: Ладноя-то, пыхчу над переводом...

радостно путаюсь в хронологии там где-то было про то, что события в прологе происходят примерно через десять лет после войны, а война начинается через шесть лет после Того дня, и длится четыре года. Там где-то даже возраст Эда упоминается.
но жутко интересно! спасибо за тёплые слова
04.04.2010 в 02:07

Грабь, насилуй, тащи добычу, а перед уходом подожги все к чертовой матери. ©
*истекает слюнями* желаю удачи в заполнении пробела
04.04.2010 в 03:24

При этих мыслях лицо с легкими чертами лицо приобрело зеленую ухмылку. ©
Про хронологию и кто кому кто — врут! Всё ясно, как белый день!
Пишите ещё, умоляю!.. Это ааа-хре-ни-тель-но!
04.04.2010 в 14:05

Художника обидеть может каждый... и каждый может получить мольбертом по хребту (с)
Мама Зоя вот это я понимаю - фанатство, сидеть на форуме в выходной день, весной, в хорошую погоду а что остается делать, если неохота утонуть в расцвете сил?:gigi: По улице сейчас только вплавь.
там где-то было про то, что события в прологе происходят примерно через десять лет после войны, а война начинается через шесть лет после Того дня, и длится четыре года. Там где-то даже возраст Эда упоминается.
Ну, картина прояснилась.
Жажду узнать, чем же все кончится...:pozit:

Про хронологию и кто кому кто — врут!
*защищается* У меня топографический кретенизм!