Автор: Shiwasu
Бета: schuhart_red
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю
Пейринг: Эд/Ал
Рейтинг: NC-17 (гуляем))
Жанр: ангст, романс, ангст
Статус: закончен, в процессе бетинга
Предупреждение: инцест гомосексуальной направленности, полная раковина крови. Поэтому: детям, беременным с неустойчивой психикой и людям старой советской закалки - будем благоразумны.
Саммари: "-В-29, - как в кошмаре, без голоса прошептал Эд. - Американцы летят. Ал, ложись!.."
Размещение: с разрешения - пожалуйста
От автора: моральная готовность номер два
От беты - автору: "Ты должен идти до конца!" (с)
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Часть четвертая
У младшего был полный рот чая. Когда он поднял на брата глаза, он понял, что не может сглотнуть. Лицо у Эда было спокойное, с виду даже сосредоточенное, но когда он смотрел на него сверху вниз, золото в его глазах плавилось и медленно мешалось слоями. Пушистые, светлые на кончиках ресницы дрогнули - Эдвард проводил почти отрешенным взглядом капельку, сползшую вниз по подбородку брата, и признался:
-Я больше не могу.
Руки у него были горячие и дрожали - ладонь легла Алу под ухо и стала поглаживать щеку большим пальцем. Он улыбнулся уголком рта и ласково, как-то почти уговаривая, сказал:
-Ал. Глотай.
Тот проглотил исключительно рефлекторно, потому что сердце колотилось уже в ушах, и можно было задохнуться.
Светлые ресницы опять дрогнули, взгляд двигался по лицу Ала, внимательно, откровенно рассматривая, и уже нельзя было зажмуриться, как вчера ночью.
-С молоком?
-Что? - опешил Ал.
-Чай был с молоком?
-Д-да.
Эдвард невозмутимо налил стакан воды, дал младшему и сказал:
-Пей.
Руки легли Алу на бедра - старший стоял, опираясь на него, и был ужасно близко. Глотая воду, Ал мог рассмотреть каждую его ресничку, такую золотую, что, казалось, моргни Эд, это золото осыплется. Вода кончилась, из стекла было не высосать больше ни капли. Стакан стукнул донышком, становясь на стол. Эдовы руки передвинулись ближе.
Когда горячие сухие губы только коснулись его губ, было еще неясно, тепло и щекотно, а потом Ал понял, что его нижнюю губу медленно всасывает чужой рот, трогает горячий кончик языка. Это было как ощущения падения с большой высоты. Ал тоже несмело потянулся вперед, и его язык натолкнулся на язык Эда. Оба замерли. Потом по телу побежали щекотные пузырьки, ниточками, как в стакане с шипучкой, и Ал приоткрыл рот, впуская язык брата внутрь. Они наконец-то поцеловались по-настоящему. Две руки тут же обхватили его голову, Эд прильнул к нему всем телом, заставляя откидываться назад. Он самозабвенно посасывал его губы, терся языком об язык, чувствуя, как Ал отвечает, еще ближе притягивает его на себя, чувствовал его вкус, чувствовал, как ему горячо, отрывался, чтобы несколько раз поцеловать его в губы, потом облизывался и снова раздвигал их языком. Этого ничего нельзя было делать, конечно, но если они только вдвоем об этом знают, и оба этого хотят, то можно, наверное. И хорошо до сумасшествия. Робкий вначале поцелуй становился все более жадным и все более… настоящим. Эд потянул младшего на себя, и тот, как во сне, поднялся, скользя руками и грудью по его телу, не отрываясь. Он больше не стал спрашивать разрешения, начал сам целовать его в шею, тронул ухо нетерпеливыми теплыми губами. Эд наконец глотнул воздуха. Его пальцы вытащили рубашку Ала из штанов, дотронувшись, ощутив, как твердый член трется о шершавую ткань изнутри.
-Ал, - прошептал он, кладя на него уже всю ладонь. Пуговицы путались, их было много, а хотелось быстрее, быстрее, - это неправильно, да?.. Это плохо, да?
Голое плечо, наконец-то. Он не успел дотянуться до него губами, как Альфонс опять запустил пальцы ему в волосы. Голова Эда дернулась назад, глаза раскрылись.
За окном был Токио. Эд почувствовал, как его вдох оборвался на половине.
Он не мог прочитать ни одного иероглифа на вывесках, он никогда в жизни не видел этих узких улиц, невысоких домов, маленьких палаток, торговавших он не знал, чем, он никогда не видел этих странно одетых, спешащих куда-то черноволосых, узкоглазых людей. Но он знал, что там, за окном, под тусклым белым небом - Токио. В небе были точки. Не отдельные, не разрозненные - в них был леденяще-четкий, смертоносный порядок. Они летели, построившись - когда Эдвард понял это, он перестал что-либо чувствовать, кроме зрачков, которые в миг сузились до звона. Если бы брат сейчас увидел его глаза, бледно-золотые от ужаса, он перепугался бы до смерти. Они летели.
-В-29, - как в кошмаре, без голоса прошептал Эд. - Американцы летят. Ал, ложись!
Они еле успели рухнуть на пол, Эд закрыл руками брата, как отдаленный свист перерос в вой, вспышка, и совсем рядом грянул взрыв. Грохот был такой чудовищный, что на секунду уши им заложило, как ватой. Бомбы рвались одна за другой, подбрасывая дома, неба не стало, и воздуха не стало, был черный дым, рев снарядов, крушащих город, и пламя. Бомбы падали слишком часто, деревянные дома не успевали вспыхнуть, как тут же огонь сливался в огромные пожары, их делалось все больше и больше, они сползались вместе, не оставляя от районов, где жили люди, ничего. Понадобится совсем немного времени, чтобы все пламя превратилось в один гигантский костер и вспыхнуло, вверх, столбом, на десятки метров, плавя и выжигая все, что только может гореть. Огненный смерч с ревом будет нестись по улицам, потоки будут сталкиваться на перекрестках, взрываясь бушующими пламенными фонтанами. Кислород втянется в эту воющую огненную трубу и сгорит, люди в бомбоубежищах задохнутся. Сгорит все - до пепла, и раскаленные камни и земля, расплавленный металл будут остывать еще несколько дней…
-Братик? Братик?
Эд открыл глаза. Стояла звенящая тишина. Было слышно только, как в другой комнате тикают часы, и Ал, лежа под ним, судорожно втягивает воздух.
-Братик? - опять позвал он испуганно, почти жалобно.
-Ал…
Рука, вцепившаяся ему в предплечье, наконец разжалась, и Ал всхлипнул.
-Братик, что произошло?
Старший напряженно вслушивался несколько секунд, глядя на него и не видя, потом неуверенно произнес:
-Американцы…
-Кто?
-Я не знаю. Погоди-ка, - он поднялся и замер, глядя в окно, на исхлестанные дождем, гнущиеся под порывами ветра деревья. - Я… видел…
Я умер.
Еще раз, как тогда… цеппелины… Он стоял, закрыв глаза, целую бесконечность.
Получалось, это было неизбежно. Никак.
Эд открыл глаза. Еще тут. Дождь, висящая в воздухе водяная пыль. Это все действительно было. Не здесь.
Он отвернулся от окна, чувствуя, что пустота разрослась еще чуть-чуть.
Ал все так же сидел на полу, встрепанный, перепуганный, в распахнутой, сползшей с плеча рубашке. И глядя на него, Эд наконец отчетливо все понял. И что времени оставалось немного. И что он хочет с ним сделать.
-Ал, у нас есть масло?
-Что?! - пролепетал тот, еще ошалело на него глядя.
-Какое-нибудь масло.
-Что?!
Эдвард улыбнулся - он и так помнил, что масло было, и Ал намазывал его вчера на хлеб, старательно, как подмастерье великого художника, которому доверили важную работу. Он нашел масленку рядом с банкой чая в шкафчике и, держа ее, протянул другую руку брату.
-Пошли?
-Братик, - опять осторожно позвал тот, но встал и даже стыдливо натянул рубашку на плечо, поглядел на масло, явно вообще не понимая, что происходит. Эд притянул его за пальцы, обнял за теплую шею рукой, в которой держал чашечку.
-Знаешь, - сказал он, опять трогая губами верхнюю губу младшего, - я очень люблю тебя, Ал. Я это редко тебе говорил… Очень сильно люблю тебя…
Ал, как зачарованный, снова потянулся к нему, прижимаясь к его бедру, сам приоткрыл рот, пропуская его язык, опять целуя почти отчаянно.
-Пошли? - шепнул Эд, чувствуя его тепло, вкус его слюны на языке.
-Угу.
"Понял? Или нет?"
Диван так и стоял еще разобранный. Эд еле успел поставить масло на журнальный столик и услышать, как фаянс звякнул о лакированную поверхность. Ал нетерпеливо тянул его к себе, прямо так, не раздеваясь. "Да понял, чего уж тут было не понять… " Теперь было можно все - гладить, трогать, пробовать языком, ничего не стесняясь и ни о чем больше не думая. Можно было целоваться, как хочется, глубоко, жадно, крепко стискивая друг друга и не боясь сделать больно, не спрашивая разрешения. Каждая клеточка изнывала от адреналина, желания, тепла, запаха, вкуса.
Эд опять оказался сверху. Он больше не смеялся, не отшучивался, не притворялся, что ничего не было. Он делал это с ним, глядя в глаза, совершенно сознательно, и от этого Ала еще приятней, еще нестерпимее жег стыд. Его собственный брат трогал его и смотрел на него так, как братья не смотрят и не должны смотреть, с откровенным, осознанным желанием. На секунду стало страшно, очень, так, что сердце дрогнуло и толкнулось в груди. Эд опять наклонился к нему, его руки сползали все ниже и ниже - Ал сжался. Прикосновения теперь тоже были другие, не рассеянные, как будто их вовсе нет и не было, а уверенные, медленные, настойчивые.
-Очень люблю тебя, - ладонь, больше не стесняясь, легла на его зад. Нечто сумасшедшее и немыслимое. По телу младшего прошла дрожь, он дернулся не столько от прикосновения, сколько от тембра и хрипотцы его голоса. - Люб-лю, - прямо в губы, два мягких округлых слога, маленьких поцелуя, - Я хочу тебя, Ал.
Ал прикусил его нижнюю губу, с трудом втягивая воздух. Ладонь проползла под рубашку, успокаивающе легла на грудь и стала гладить ее, потом плечи, бока. Гладкий. Гладить приятно. Ладонь оторвалась, и пальцы провели по его животу, сверху вниз, словно рисуя четыре линии на песке.
-Братик… - Ал задохнулся, когда твердая теплая рука стянула его штаны вниз и взяла член. - Братик, еще…
Кажется, все остальные нервы в его теле отупели - руки, ноги, спина не чувствовали ничего, жестко ему, мягко, холодно - ничего. Но зато он ощущал каждую шероховатость, каждую линию отпечатка на подушечке пальца, которая гладила головку его члена, каждую складочку теплой сухой ладони. Он видел лицо брата прямо над собой, его нижнюю губу с красной отметиной от укуса, видел, как тот движется сам, прикрывая глаза. И изо всех мыслей в голове была только одна: левой рукой он сейчас это ему делает или правой?
-Я хочу тебя трахнуть, Ал, - в самое ухо, не открывая глаз.
-Да…
-Ужасно хочу.
-Да…
-Можно?
-Да-а…
Ал покраснел, глаза были зажмурены, рубашка опять распахнулась и сползла с плеч, он ерзал по кровати, больше не стесняясь своей наготы и происходящего с ним и только всасывал сквозь зубы воздух, крупно вздрагивая. Эд посмотрел на его член в своей руке, на то, как движется вверх-вниз нежная кожица, набегая, а потом снова обнажая влажную упругую головку, растер выступившую капельку смазки большим пальцем. Потом наклонился, осторожно слизнул ее и взял член в рот. Ал охнул и дернулся, привставая на локтях. Он увидел, как его живота касается длинная золотая челка, как губы, плотно обхватывая, скользят по бархатной кожице вверх, оставляя блестящий след. Наконец выскальзывает головка, а Эд потом еще раз наклоняется и проводит снизу вверх по всей длине широким розовым языком. Ал не смог вздохнуть, по всему телу побежали сладкие предоргазменные волны, и он бы обязательно кончил, не подними Эд голову и не посмотри почти строго.
-Ал, терпи пока.
-Хорошо, - ошалело пробормотал тот, падая обратно в подушку и чувствуя, как с него за штанины тянут пижамные брюки.
Кусочек мягкого масла сразу растаял и потек в горячей руке. Ал сглотнул, когда почувствовал что-то теплое и влажное, но ничего не сказал, только повернул голову и стал тереться щекой о подушку. В голове шумело и хотелось уже быстрее. Пальцы в теплом масле гладили его, и каждый нерв отдавал мягкой горячей волной в член и куда-то в поясницу. Длинные волосы опять легли на щеку, брат принялся облизывать и посасывать его шею в том же ритме, что и гладил его кончиками пальцев. Ал замычал от внезапной боли под ухом.
-Завтра будет синяк, - хрипло сообщил Эд.
-Угу, - он увидел, как младший прикрыл глаза и дышит, часто, неглубоко, наклонился, зализал поврежденное место, провел языком по шее снизу вверх, по кадыку, до самого подбородка. Когда один палец, не встречая сопротивления, скользнул внутрь, Ал почувствовал, как мышцы рефлекторно сжимаются, но когда брат потянул руку обратно, движение наружу было настолько приятным, что он вновь расслабился и раскрылся. Еще раз - и снова сначала сопротивление, а за ним расслабление, нетерпеливое, просящее больше.
-Братик, сделай еще, - шепчет Ал, поворачивает голову, открываясь, и его плечи почти сразу же сладко вздрагивают - на этот раз еще больнее. - Братик…
Еще кусочек масла. Еще один засос на шее. Палец входит уже свободно, Алу уже наплевать на стыд. Он начинает хныкать:
-Братик…
-Терпи, Ал, еще чуть-чуть, - сердце бухает у Эда в голове так, что в глазах темно. Он видит, как укусы на шее младшего на глазах наливаются фиолетовым. Они будут болеть. Он добавляет второй палец, и тот тоже входит легко. Ал будто не замечает, выгибается:
-Я не могу уже.
-Терпи.
-Ну, я правда, совсем уже не могу...
- Немножко, - он насаживает его на свои два пальца, притягивая за согнутые колени, и чувствует, что еще чуть-чуть, и он сам еле успеет только спустить штаны, чтобы кончить ему на гладкий напряженный живот.
Дальше продолжать ни смысла, ни терпения нет - Ал еле дышит, он раскрыт полностью, насколько возможно, пальцы входят и выходят легко, влажно, потираясь о тугое колечко мышц.
Еще кусочек тающего масла. Эд наконец касается себя, давая ему соскользнуть по головке вниз.
-Бра…
-Чш-ш-ш…
Он притягивает его к себе поближе и, задержав дыхание, входит, мягко, осторожно, медленно, сам едва не теряя сознание, возбуждение граничит с болью. Ал выгибается, зажимает колени. Они хором стонут одинаковое низкое "м-м-м", а потом Ал открывает глаза и смотрит прямо на него - и у Эда такое ощущение, что в этом взгляде, сквозь густой, звенящий серый он сейчас видит всю свою жизнь. Внутри Ала все сжимается, и Эд не выдерживает, зажмуривает на секунду глаза, чувствуя первую теплую волну, накатившуюся на живот, и наощупь гладит брата по ногам. Назад двигаться легче, потом вперед - опять туго, но уже свободнее. Так горячо и тесно, что Эд не может справиться с собой и открыть глаза. Останавливается.
-Ну… пожалуйста, - шепот будто в самой голове. Ресницы дрогнули. У Ала катятся из уголков глаз слезы, он все равно улыбается, смотрит на него и еле шепчет:
-Братик, ну пожалуйста, - глаза сизые, отчаянные, умирающие. Эд начинает двигаться - больше терпеть нельзя. Еще немного, и у них обоих по венам пойдет яд.
Он кладет ему руки на грудь, потом на плечи и в первый раз, почти грубо, входит в него до конца, плотно прижимаясь. Ал беззвучно всхлипывает - он больше не может смотреть, он закидывает голову и что-то шепчет, губы еле шевелятся. Все, что он сейчас чувствует, это себя на члене брата и то, как с каждым толчком он снизу, в одном ритме, но с каждым разом все сильнее, одержимее, задевает что-то у него внутри. Чувство давления превращается в удовольствие, потом превращается в наслаждение и выплескивается с каждым толчком через грудь, живот, горящие щеки, кончики пальцев, растекается и плавится на коже, застывая словами: "Братик… еще… глубже…".
Голова Ала ерзает по подушке, ноги сжимают его бока, и Эд вдруг понимает, что трахает его, сильно, по-настоящему. Что он трахает брата, глядя ему сверху в глаза, причем так глубоко и сладко, что у Ала вздрагивают зрачки с каждым новым толчком, и он шепчет: "Я сейчас…"
Последняя секунда терпения - он еле успевает выйти.
Ал с ужасом чувствует внезапную пустоту, а потом ему на живот брызгает чем-то горячим, капли падают на кожу и от них, кажется, идет пар. Хватает сил только приподнять голову, увидеть свой живот, облитый белым, и опять склонившуюся золотую, растрепанную голову брата. Эд не успевает даже начать сосать - руки вцепляются ему в волосы, притягивают голову вниз, горячая и твердая, как камень головка упирается в шершавое небо, и Ал взрывается у него во рту, обливая язык горькой, солоноватой спермой, так что Эд проглатывает большую часть…
Провал.
В лицо утыкается подушка, измятая, теплая, пахнущая Алом. Им пахнет весь мир. Он не слышит, не видит. Только дышит. Рубашка брата влажная, он не шевелится, грудь ходит тяжело, сердце под ладонью бьется сильными тяжелыми толчками. Тише, тише…
Тихо. В комнате опять потемнело. Может быть, на улице начинается дождь - его не слышно. Кроме дыхания рядом в мире больше нет звуков. Кроме них в мире никого. Только дождь. И точки в сером небе. Далеко. В небе не здесь…
-Ал.
-М-м?
-Ты понял, что мы сейчас с тобой только что сделали?
-Понял.
-Точно?
Младший сполз чуть вниз, к нему под бок, и тихонько вздохнул:
-Абсолютно.
Его голое плечо под рукой было теплое, доверчиво-расслабленное. Эдвард провел по выступающей косточке пальцами. В голове была мысль о том, что это еще один повод Алу его ненавидеть, но в нее как-то не верилось.
-И… и что теперь? - он спросил, а сам почувствовал, как в горле встает ком. Медовая макушка на его груди пошевелилась. Ал приподнялся, тихонько отодвинул краешек рубашки, которую Эд так и не снял, потянулся и бережно, нежно прижался губами к его плечу, прикрыв веки, и затих. Потом он поднял глаза прямо на него и посмотрел, спокойно, нежно, и просто сказал:
-Ничего.
В его голосе и в тихом, прямом, ласковом взгляде было столько любви, что Эд только выдавил из себя какой-то вопросительный звук, чувствуя, что ком в горле поднялся выше и чуть защипало в носу.
-М?..
Ал еле заметно улыбнулся - наверное, у него было сейчас очень растерянное лицо, и повторил:
-Совсем ничего.
-Ну… то есть как… - пробормотал Эд, жалобно глядя на него сверху вниз. - Тебя не смущает, что…
-Нет.
-Совсем?
-Совсем… Братик, я за всю свою жизнь без тебя ни дня не прожил. То есть, не было ни дня без тебя, ты знаешь…
-Знаю, - тихо ответил Эд. - Как-то, правда, не задумывался про это никогда…
-Я никак без тебя не могу, - сдавленно, но твердо проговорил Ал. - Меня без тебя не будет. Мне никого другого не надо… Я останусь с тобой, что бы ни случилось. Просто… хочу быть рядом. С тобой.
"Господи, никогда не верил в тебя, но… но вдруг ты есть. Пожалуйста, очень прошу тебя… дай мне еще побыть здесь. Может, тебя и нет, но… мне больше просить некого. Совсем немного, самую малость… Дай побыть с ним… пожалуйста"
Он даже не знал, что сделать, как к нему прикоснуться, он боялся, что если даже моргнет, его сердце разорвется от любви и от жалости. Поэтому он просто тихонько попросил:
-Ал… поцелуй меня, а?
Он увидел, как глаза младшего засветились. Он осторожно подтянулся повыше, лег к нему, грудь к груди, бережно обнял за шею. Еще горячий, мягкий и сильный. Любимый.
" Мне так хорошо тут, Господи, так с ним хорошо… И так страшно - потому что я не знаю, сколько мне здесь осталось. Потому что в любое мгновение могу проснуться… Пожалуйста… ну, как же я буду?.. Слышишь?.. ну, как же это…"
Теплые сладкие губы. Всегда бы так быть. И никого больше не надо. И что теперь? Да и ничего… Он еле разобрал чуть слышное:
-Братик… ты будешь со мной? Да?
Сердце внутри как будто соскользнуло вниз по холодному, покатому…
-Будешь?
"Ты потом обзовешь меня дураком, если я совру… Тебе - не могу… Ты не расстраивайся только…"
-Ал, закрой глаза.
Тот, чуть откинув голову под его рукой, на секунду непонимающе вгляделся в его лицо, помедлил, а потом послушался.
-Видишь меня?
Ал сначала, видимо, не понял, но через мгновение его веки дрогнули и внутренние кончики светлых бровей чуть приподнялись. Он улыбнулся:
-Вижу. Каждую веснушку.
-Вот… Я и так всегда с тобой, - Эд поводил губами по упругим шелковым ресницам, а про себя подумал: "Сокровище ты мое…". - А ты со мной… Я что, правда конопатый?
-Немножко, - Ал фыркнул и зарылся лицом ему в шею. Ресницы у него стали мокрые. - Самую малость…
-Вранье, - проворчал Эд, моргая что было сил, пока брат не видит, - я бы заметил.
Непонятно, сколько они так лежали. На улице наконец зашумел дождь, сначала с чуть слышным, кружевным звуком, а потом все плотнее, гуще, опустился на город, как занавес. Эд, видимо, вынырнул из дремоты. Его рука тихо поползла у Ала по спине, на поясницу, ниже. Ал встрепенулся, по его лопаткам, как шорох дождя, побежали мурашки.
-Как дела? - голос Эда, низкий, немного ленивый.
-Дела?
-В смысле… не щиплет?
Ал подумал и коротко ответил:
-Нет.
Рука Эда медленно и осторожно поглаживала его пятую точку.
-Больно наверное было? - сочувственно и в то же время бездумно улыбаясь спросил он. - А то ты внутри такой уз…
-Братик!
-Что такое? - он приоткрыл один золотой глаз, поглядел на Ала и увидел, что тот весь покраснел и смотрит смущенно и сердито. - Что?
-Ничего… ну… просто не надо такого вслух говорить…
-М-м, - улыбка брата окрасилась в чуть глумливый оттенок, - и горячий…
-Братик… вот ты… дурак… - еле выдавил Ал. Сильней покраснеть было уже невозможно. Эд улыбнулся сонно и бесстыже:
-Это почему? Ты кончил мне на лицо пять минут назад, а теперь стесняешься?
Ал подскочил на кровати. Ему со стыда хотелось убежать куда-нибудь, провалиться, аж слезы на глазах выступили. Эд тихонько засмеялся и потянул его за рукав:
-Да шучу…
-Прости, - пробормотал Ал, - я… Тебе неприятно, наверное, было, да?
-Да нет, почему.
-Ну… - Альфонс почти задумчиво посмотрел на него, - ну… оно похоже на молоко.
-Ну, Ал, - простонал старший, зажмуриваясь. - Ты больше никакую гадость сказать не мог?
-Прости, прости, - он улыбнулся, а потом почти виновато добавил. - А мне молока сейчас очень захотелось.
-Фу, - вяло откликнулся Эд. - Или это ты намекаешь на что?
-Нет, не намекаю.
-Тогда фу, - под одеялом стало совсем хорошо, разум опять начал куда-то отъезжать. - Неа, - пробормотал он на вопрос Ала, - ничего не надо. Ты лучше сам ко мне приходи побыстрей. А то я скучаю по тебе… сильно…
Он ощутил только вкус поцелуя на губах, тихое "Я сейчас вернусь", но звук удаляющихся шагов не успел дослушать и заснул.
И ему приснился снег. Густой, тяжелый, беспросветный. Он падал и падал, делая все белым. Совершенно все.
-------
-Братик! Братик, проснись, братик! Что с тобой?!
Ал был весь бледный и тряс его что было силы. Он не знал, сколько времени прошло, и с какого оно прошло момента. Он просто проснулся. Щека горела от оплеухи, верхняя губа была в чем-то мокром и теплом. Эд облизнулся, почувствовал вкус крови и медленно сказал:
-Все нормально, погоди.
Голова кружилась, когда он на слабых, дрожащих ногах шел в ванную. Было плохо. Но самое плохое было то, что он совершенно не помнил, что ему снилось. В голове все было белое-белое, как молочный туман. Ничего не вспоминалось.
Ал остался сидеть, глядя на темно-багровое, почти черное пятно на подушке, и понимал, что он только сейчас вдруг начал отчетливо и осмысленно видеть. Пару минут назад, на кухне, ему пришлось схватиться обеими руками за стол, чтобы удержаться на ногах. На него вдруг накатило что-то огромное, будто перехлестнула ледяная, соленая, ревущая от электричества волна, тупо ударила в основание черепа, в виски, сшибла с ног, солью, с шипением залила глаза, так что в них позеленело.
А потом Альфонс Элрик пришел в себя. Сознание включилось и вдруг как будто раздалось, расширилось из одной точки сразу на весь горизонт. И сразу все вспомнилось: дом в пригороде, где он сейчас, Фарман, Фьюри, машина полковника, подземный город под старой церковью, Данте, гомункулы, брат в луже крови на полу, собственные руки - большие железные руки, - создающие огромный круг преобразования - Ал увидел этот круг так четко, каждую линию, что мог бы нарисовать его по памяти. Хлопок. Ничто. А потом тихое, как сквозь сон: "Ты дурацкий Ал… Ты зачем вздумал исчезать?"
Ал почувствовал, как у него мороз пополз вдоль позвоночника.
-Подожди, - вслух прошептал он. – Как ты меня обратно… Да как же ты это смог?
"Я это редко тебе говорил… я очень… сильно"
Никак он не смог.
Ал рванул в комнату.
Старший брат спал на боку, дыша тихо-тихо. Из носа и уголка рта текли тонкие, медленные черные струйки, расплываясь на подушке густо-бордовым.
Он не просыпался. Ал звал его, тряс, снова звал, потом размахнулся и изо всех сил отвесил ему тяжелую оплеуху, размазывая хлопком по его щеке густую кровь. Родные янтарные глаза открылись, но Ала еще не видели. Он почувствовал, как его самого начинает трясти.
-Братик, проснись! Да просыпайся ты! Ты слышишь меня?! Что случилось?!
Он медленно моргнул, неуверенно коснулся губ языком, все еще мутно глядя на Ала, но хотя бы глядя, потом сел.
-Все нормально, погоди.
Ал смотрел ему в спину, как он дрожа и покачиваясь, как слепой, заходит в ванную, и сердце в его груди еле шевелилось.
Погоди… как это?
Они оба. Живы. Тела опять как прежде. Все вернулось. Он вернул брата с помощью Камня. А Эд вернул его с помощью…
Камня тогда уже не было.
-Да я что, совсем идиот? - обмирая, прошептал Альфонс. Он поверить не мог. - Я уже почти двое суток сижу… Да как такое может быть?
Он не успел начать колотиться в дверь ванной, как шум воды прекратился и Эд вышел. Челка намокла и слиплась, губы были белые, под сонными глазами залегли синеватые тени, словно его долго тошнило.
-М-м? - вяло спросил он. - Пойдем спать? - и прошлепал мимо по коридору. Альфонс втянул в себя воздух через нос, чувствуя, что сам белеет, как полотно, а недавно выпитое молоко подступает к горлу. Вся раковина была заляпана кровью. На сверкающем металлическом кране, на бежевой плитке чернели мелкие кровавые брызги. В другой комнате скрипнул диван. Ал тихо выключил свет в ванной и вернулся в комнату.
Не может быть, чтобы так вот внезапно… Внезапно что? Бред какой-то...
Эд опять лежал на том же месте. Его, кажется, ничуть не заботило мокрое пятно на подушке и испачканный кровью воротник. Он дышал ровно, его брови, кажущиеся темными на фоне синеватых век, разгладились. Ал сел рядом на пол, обхватывая колени, и положил щеку на его подушку. Он видел каждую его ресничку. Он еще до конца ничего не понимал.
-Братик, - позвал он.
-Да, - неожиданно отозвался Эдвард.
-Как ты это сделал?
Брови снова сдвинулись, Эд открыл глаза и сонно, непонимающе глядел на него.
-Что я сделал?
-Скажи, почему я только сейчас начал соображать? Как я могу сейчас здесь быть? - голос Ала звучал ровно и безжизненно. - Что ты отдал, братик?
Эд моргнул несколько раз, а потом тихо ответил:
-Ал, ты знаешь… я что-то не очень понимаю, про что ты.
-Скажи мне, как тебе удалась эта трансмутация?
Эд, еще сильнее нахмурясь, долго оглядывал его вдруг ставшее очень взрослым лицо, скорбные, серые, бесконечно укоризненные глаза, а потом понял наконец, что же ему не давало покоя. Он сказал:
-Точно, это оно. Оно у меня, кажется, весь день в голове крутится, это слово, и никак вспомнить не могу. Транс…мутация, Ал, что это такое?
Ему внезапно показалось, что голова младшего, лежащая рядом с ним на подушке, лежит отдельно от тела. И смотрит на него мертвыми, тусклыми стекляшками глаз.
На самом деле сейчас перед этими глазами неслись алхимические круги. Все, которые они когда-либо видели и использовали хоть единожды. Ал понимал, что видит и помнит их все, до последней черты, до последнего знака.
-Ты помнишь Уинри, братик? - губы Ала шевельнулись. Эд моргнул, помедлил.
-Да.
-А полковника Мустанга?
-Нет.
-Учителя?
-Нет.
-Ты помнишь, что с нами случилось?
-Нет.
-Ты помнишь, что такое алхимия?
-Нет.
-Ты помнишь, что такое закон Равноценного обмена?
Глаза брата вдруг посмотрели на него серьезно и ясно, и он тихо ответил:
-Да. Его я помню очень хорошо.
-------
От автора: автор всегда вам рад, вашей критике, отзывам и впечатлениям. Спасибо, что читаете.
@темы: =Эдвард Элрик/Альфонс Элрик=, =Angst=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =NC-17=
и никакого Хейдриха, чтоб его?сцена секса замечательная!
хотя все равно у тебя есть оборотики от которых я зависаю, но я так поняла, что это не лечиться... ну и черт с ним))) не буду придираться к мелочам
Я фанат Ваших диалогов, однозначно
вот и я о том же xD
и никакого Хейдриха, чтоб его? Эк Вы нетерпимо: Мустанга в печь, этого тоже:]] Но нет, Хейдриха не будет
oompa-loompa, warui neko и в конце все будет хорошо, да? *хватаясь за сердце* если дальше будет смерть персонажа - мой инфаркт на твоей совести Ага-ага, я гляжу, все наконец-то заволновались
warui neko
есть оборотики от которых я зависаю, но я так поняла, что это не лечиться... Кому, как говорится, обороты, кому - мягкие знаки
Фрике Спасибо
А на последних строках я чуть не разрыдалась
Chirsine Феерия однозначная и неоспоримая
schuhart_red
Но мне нравится!
Дочь Шерлока Холмса очень рада, что понравилось)) а продолжение скоро будет:]
Nakitama эт хорошо, что нравится))) А почему жесть?
Если б у меня на эмоциях набрались хоть какие-то слова, но я могу только вопить от восторга!
Ничего подобного по Алхимику не читала, после Ваших произведений я уже ничьи читать не хочу, а что ни глава, то новая порция таких душераздирающих эмоций, что я от них отойти не могу днями, говорю честное слово!
как дочитаете - приходите, покажу еще что-то интересное