«…За что…?»

[Timalat]

Автор: Valkiriya
Бета: Sigu13
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: Все принадлежит создателям.
Пейринг: Рой/Эд
Рейтинг: Вечно проблемы с этим, ну не знаю я. Простите.
Жанр: Драма.
Направленность: YAOI
Статус: Закончен.
От автора: Как-то все грустно…, но зато с чувством.… Не ругайте…, я старалась…
От беты: сильно ногами не бейте T_T





- «…За что…?» - тихий шепот.

«…Я ведь только приехал…, за что…? я ведь, ни чего не сделал…, за что…? я ведь скучал,… а он…»

Свернувшись в калачик, мальчишка, поджав ножки, забился в темный уголок комнаты. Он прерывистыми всхлипами, пытался остановить горькие слезы, которые, все текли и текли, обжигая, словно растопленный воск, плачущей свечи. Они жгли так сильно…, давили, создавая свинцовую тяжесть в груди…, до такой степени тяжелой, что мальчик, не выдерживал, начиная плакать во весь голос, до хрипа…, словно разрывая легкие…, пытаясь унять боль…

…за что…?

… Все тело болело….

Прижаться к холодной стене, разбитыми в кровь губами. Биться в истерики, еще больше разбивая кулаки, о шероховатую поверхность, напольного ковра, стонать, от ярких воспоминаний происшедшего…, душить себя непониманием…, это все, что мог сделать, в эти тяжелые секунды мальчишка…

- «…Больно…, как же…больно …,Рой… за что…?» …

…Словно маленький, забитый щеночек, в темном уголке, плакал Эдвард Элрик…


Светлые волосы, когда-то аккуратно, сплетенные в длинную косичку, были спутаны и растрепаны. Впечатление, как будто сильные руки, безжалостно рвали их…. Глазки как у ангела, некогда золотые-золотые, сейчас полны мучений, и ярко выразимой боли. Впечатление, словно их пропитали, жгучие слезы…. Пухленькие маленькие губки, которые созданы для яркой, солнечной улыбки, сочились бордовыми…, кровавыми дорожками. Впечатление, будто они не раз почувствовали боль…, и далеко не от поцелуев. Маленький чуть вздернутый носик,…разбит…мальчишка, утирает его, тонкими, дрожащими пальчиками. Впечатление складывается, только одно… ему больно.…А может это вовсе и не впечатление…

… Может, так оно и было…

… Сминая на груди, дрожащими пальцами, рубашку, стягивая ее, разрывая,…словно пытаясь добраться, и сжать в кулак, неугомонное сердце. Его крутило, так сильно, будто оно, сделало глоток, смертельного яда. И теперь, с удушающей болью…, умирает…


«… Эти руки, могут дарить…, не только ласку…»


------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
-«Рой, пожалуйста…, остановись…, я…» - просил Эдвард, когда сильные руки, силой волокли его вверх по лестнице.

Не успевая прибирать ногами, Эд отбивал коленки, о деревянные ступени.

-«…Перестань,…умоляю…»

«Это все неправда…, Рой ни когда в жизни, не поднимет на меня руку…, это неправда…, он скоро успокоится, и все будет хорошо…, он просто волновался…»

-«…Ты, опоздал…ты…где, черт возьми,…был… » - Мустанг, словно не слышал. Крепко держа за волосы, он тащил Эдварда, как провинившуюся собаку, которая может лишь скулить, прижав ушки, поджав хвостик. Не в силах сказать, своему любимому хозяину, о многом…, даже если сильно этого желает…. Собакам не свойственна, человеческая речь.…Только глазками, они могут выразить, свои чувства…, но разве, в них так часто заглядывают…?

Толкая ногой, дверь спальни…,

«сколько же всего здесь произошло. Было всякое, и ссоры, и примирение…, любовь и признания… он это…»

...не рассчитывая силы, со всего размаху, Эд был брошен на пол. Мальчишка, успел только почувствовать, как от сильного, резкого трения, о ворсистый ковер, сжигается, нежная кожа ладоней.… Успел услышать, словно сквозь сон…, грохот закрывшейся двери…, и…, как неизбежное, вынесение, смертельного приговора…, щелчок замка…

…Все…

…Страх, как ядовитый газ, заполнял все нутро…
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

…Это был, не его любимый Полковник…. Это были не его нежные, волшебные руки, способные, одним лишь прикосновением, вскружить голову, до состояния беспамятства. Это были не его глаза, которыми Эд, всегда восхищался, любил, тосковал по ним. Все куда-то исчезло, все, что было для него таким родным, теплым, то, ради чего, ему хотелось жить, то, ради чего ему хотелось дышать.… Все-то, для чего он существовал,…разбивалось вдребезги. С каждым ударом любимой руки, с каждым ударом, такой некогда теплой, нежной ладони, теперь сжатой в уверенный кулак. Нет…, плевать на боль, плевать на раны, синяки, ссадины…, этого в жизни, и так хватает…, это не имеет значения…. Рой просто калечил его душу, мучил сердце. Выбивая рыдания, выбивая слезы…. Убивая любовь….

-«…Рой…я с тобой…только ты…мне нужен, ПОЖАЛУЙСТА,… мне больно…»

-«…Ненавижу…!!!» - кричал Мустанг.

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

…«Ненавижу, ненавижу, ненавижу»…

Воспоминания этих слов, которые выкрикивали, такие манящие, притягательные губы, причиняли, ни с чем несравнимую боль... Боль, которая продолжала душить, как обвившая шею, ядовитая змея, не желая отпускать, свою многострадальную добычу, готовясь, совершить резкий бросок. Оставляя сильные следы удушая, она, обнажая острые клыки, вонзает их…, убивая вовсе,…высасывая через вены,… всю жизнь…

… Брошенный в одиночестве подросток, все продолжал сотрясаться рыданиями. Эд ведь так спешил домой, туда, где по нему скучали, туда, где его ждали, туда, где он мог получить тепло…, туда, где был…, Он…, смысл всей его жизни. Хотелось долгожданной ласки, от его рук. Эдвард ведь так скучал по ней, ведь сквозь нее, можно почувствовать…, как он дорог, почувствовать себя нужным, любимым.…

…А что же Эд получил…? Получил то, что навсегда отравило его душу…. Боль…, которую причинил, до боли, любимый человек…

… «…За что…?» - шептал Эдвард, невидящим взглядом, глядя в светлый потолок комнаты. Чувствуя, как редкие слезинки, стекают по вискам, исчезая в светлых, спутанных прядях, медовых волос.

Эду не хотелось дышать, не хотелось чувствовать, такой знакомый, кружащий голову, запах этой комнаты. Хотелось потерять все чувства, все-все. Не чувствовать боль, не чувствовать радость, счастье, любовь…

…Хотелось забыть, выворачивающий душу на изнанку, темно-синий цвет глаз, Роя Мустанга, его улыбку…его всего…хотелось умереть…

…Даже когда совсем рядом, совсем близко.…Таким родным голосом, прямо в губы, почувствовать, теплое дыхание…. Услышать тихое, но полное сострадания, простое слово ….

«…Прости…»…

Почувствовать легкий поцелуй, почувствовать с какой нежностью прижимают к такой знакомой, теплой груди. С такой осторожностью, словно хрупкий хрусталь, который, только что, разбили, а теперь, желают собрать из тысячи кусочков. Но это не реально, все разбито…, навсегда… и поэтому холодные капельки, капают на лицо….

… душу наполняет новые мучения, перемешанные с острыми иглами…, ведь сразу понимаешь…, что это слезы…, и далеко не твои слезы…, я его…Роя…

… И все равно, хотеть смерти….,

…но уже от того, что…все равно любишь…все равно простишь…, и будешь любить,…продолжая жить, дышать…, лишь для него…

-«За что…?»

@темы: =Angst=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =NC-17=

---

[на повестке дня]

[Hikaru Sen]

...

1. Что-то надо менять. Сообществу уже больше 4 лет, а дизайн тут ни разу не менялся. Хочу мнений. У нас есть тестовые 100 рублей

2. Хочется как-то упорядочить постоянных авторов. Стоит ли для отдельных авторов создавать @темы или как по-другому можно их собрать?

3. Какие еще @темы нужны?

4. Убедительная просьба авторам, в сообщение с последующими главами своего произведения (если главы выкладываются разными постами) оставлять ссылки на предыдущие посты, что бы не искать.

Прошу всех желающих высказаться в комментарии.
С уважением, Хии-тян.

Upd: поднимаю тему для дальнейшего обсуждения. Сообщество, сегодня вечером, скорей всего будет закрыто в связи с экспериментами с дизайном.

@темы: =от администрации=

---

Уничтожить, чтобы сохранить. Часть 5. (джен, яой)

[_belko]

Название: Уничтожить, чтобы сохранить
Фэндом: FMA
Автор: _belko
Бета:  _bitch
Гамма:  Ugarnaya_uno
Статус: закончен (в процессе бетинга)
Направленность: джен, яой
Жанр: детектив, драма
Рейтинг: NC-17 (общий)
Пейринг: Рой/Эд
Персонажи: Альфонс, Хьюз, Кимбли, Хавок, Армстронг, Фарман, Брэдли и др.
Предупреждения: полное AU; как следствие, возможен ООС; смерть второстепенного персонажа
Саммари: Лондон, наше время. Кинг Брэдли – владелец одного из самых авторитетных и солидных изданий Англии, «The Total». Рой Мустанг уже давно занимает пост главного редактора этого журнала, а Эдвард Элрик работает в нем же фотографом на полставки, совмещая работу с учебой.
В то же время Лондон сотрясает серия преступлений – неизвестный с особой жестокостью убивает молодых людей, выбирая в качестве жертв юношей определенного типа внешности…
Дисклеймер: на персонажей не претендую... только, если в своих самых сокровенных фантазиях =)
Размещение: только с согласия автора
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4

Часть 5

Мустанг постучал в дверь и тут же услышал быстрое шлёпанье босых ног по паркету. Эдвард открыл дверь и молча пропустил Роя в квартиру.
По сравнению с шикарными апартаментами Мустанга двухкомнатная квартирка Эдварда казалась совсем крошечной, даже игрушечной, но в то же время тёплой и уютной. Да и сам Элрик, в старых, разодранных на коленях джинсах и вытянутой футболке, выглядел непривычно уютным и домашним.
Двери в комнаты были распахнуты настежь. И Мустанг без труда определил хозяина каждой из них.
В комнате Альфонса все вещи были аккуратно разложены по своим местам. Кровать заправлена, одежда убрана в шкаф и даже на письменном столе - идеальный порядок.
В другой же комнате, как выражался сам хозяин, царил творческий беспорядок. Хотя именно это Эдвард и называл «порядком шаговой доступности» - стоит сделать лишь один шаг вправо-влево, как ты сразу найдёшь то, что тебе нужно. Зачем тратить время на открывание и закрывание дверок шкафа, отодвигание и задвигание ящиков, когда можно просто протянуть руку и взять необходимую вещь.
Единственное, что объединяло обе комнаты – это книги. Много книг! Они были повсюду: на полках, на письменных и прикроватных столах, даже на подоконниках. Но, если в комнате младшего Элрика книги были сложены аккуратными и ровными стопками, то в комнате старшего они разве что на люстре не болтались.

Когда Ал приезжал погостить к брату, то в полнейшем недоумении лишь разводил руками:
- Нет, я так не могу! У тебя одежда лежит где угодно, но только не в шкафу… Зачем ты тратил деньги и покупал шкаф, если не пользуешься им?
- А я и не тратил. Он сдавался вместе с квартирой. И почему это я им не пользуюсь? Ещё как пользуюсь! Я в нём носки грязные храню.
На это Ал лишь закатывал глаза, а потом и рукава. И, стиснув зубы, принимался за уборку. А Эдвард наливал себе горячего чаю, отрезал большой кусок от яблочного пирога, приготовленного заботливыми руками Уинри, и забирался на диван. Поджимал под себя ноги, расплывался в довольной ухмылке и только что в голос не мурлыкал, уплетая пирог и наблюдая за тем, как его брат ловко управляется с пылесосом. Сам-то он включал эту штуковину раза два всего, когда вместе с братом погостить приезжала и Уинри.
- Я не понимаю, как ты в этом бардаке до сих пор шею себе не свернул?
- У меня не бардак. У меня в квартире находятся только нужные вещи, поэтому и лежат так, чтобы можно было быстро найти.
- Да?! А эта пустая коробка из-под печенья тебе зачем нужна? А?
- Ой, ну подумаешь… Просто, не успел её выкинуть – печенье я только вчера доел…
- Угу, конечно. Только вот, если верить надписи на коробке, то срок годности у печенья месяца три назад вышел. А пустая коробка из-под сока тебе зачем?
- Фу, какой ты иногда зануда бываешь.
- Да нет. Просто природа слишком щедро наделила меня ответственностью.
Эд обычно делал вид, что не расслышал последнюю фразу, и с самым беззаботным видом шёл на кухню за новым куском пирога. Потом возвращался на своё место и продолжал восхищаться младшим братом.
- Ал, вот знаешь… У тебя так здорово получается всё, за что бы ты ни взялся! А как ты органично смотришься с моим пылесосом… И вот с той яркой лохматой штукой, которой ты недавно пыль протирал. Для полного образа порядочной домохозяйки тебе только белого кружевного фартучка не хватает…
- Да, братик, ты прав. Помимо ответственности природа наделила меня ещё умом, красотой и… - в глазах мелькал ехидный блеск, - высоким ростом.
- А-а-ал…
В голосе Эда слышались недобрые нотки. Младший широко распахивал глаза и наивно хлопал ресницами, глядя на старшего брата.
- Что такое, братик? Удар ниже пояса?
Эд в такие минуты даже жевать переставал. Весь напрягался, и казалось, что у него из ушей вот-вот дым повалит.
- Ну, не дуйся. Ты же знаешь, что ты у меня лучше всех. Самый умный, самый красивый. Ве-ли-ко-леп-ный!
- Угу…
- И рост у тебя нормальный. Ты просто слишком на этом зациклен. В конце концов, не полтора же метра в прыжке!
- И на этом спасибо!
Голос по-прежнему звучал обиженно и ворчливо, но это было уже, скорее, для вида. Зато потом Эдвард беспрекословно шёл выносить мусор и мыть посуду. Альфонс был единственным человеком, который знал, как утихомирить Эда, и какой пинок ему нужно дать, чтобы заставить что-то сделать.

Мустанг видел брата Эдварда всего несколько раз, но мальчишка произвёл на него самое приятное впечатление. Вежливый, открытый, улыбчивый. Ал смотрел на него доброжелательно и изучающее. По взгляду было понятно, что Альфонс ожидал увидеть совершенно другого человека, когда ему сказали, что перед ним Рой Мустанг, главный редактор «The Total».
Рой тогда с ехидной улыбкой покосился на Эдварда, который старательно делал вид, что его здесь нет. Повернулся к Алу и выразил надежду, что тот не слишком разочарован, увидев пред собой обычного человека вместо уродливого, горбатого и покрытого бородавками монстра. Младший Элрик вежливо улыбнулся и тактично ответил, что брат рассказывал ему много интересного о своей работе и всегда уважительно отзывался о своём начальстве. Мустанг еле сдерживал смех, читая в глазах Эдварда всё то «интересное и уважительное».

Рой прошёл в комнату Альфонса. Судя по всему, приехал тот буквально на днях. Большая дорожная сумка была открыта и стояла рядом с кроватью. Вещи ещё до конца не разобраны, но книги и учебники уже разложены на столе. Компьютер поставлен на ждущий режим, а на прикроватном столике заряжался мобильный. Всё указывало на то, что Альфонс если и выходил из дома, то явно ненадолго.
Мустанг покосился на стоящего в дверях Эдварда. Тот, как мог, старался напустить на себя привычный - независимый и грубоватый - вид. Засунув руки в карманы, он опирался плечом о дверной косяк и смотрел куда-то в сторону. Но его выдавали осунувшееся лицо, бледные плотно сжатые губы и взгляд. Хотя Эдвард и старался не смотреть Мустангу в глаза, но он прекрасно знал, что увидит в них горечь, страх и бессильную злобу. У Роя ни на секунду не возникло сомнений, что братья Элрики друг за друга кому угодно глотку перегрызут.
От неожиданного стука в дверь Эдварда как током шарахнуло. И уже буквально через секунду он трясущимися руками отпирал замок.
Но вместо брата Эдвард увидел незнакомого мужчину в штатском и двух констеблей за его спиной.
- Маес Хьюз, специальный отдел Скотланд-Ярда. Рой, наверное, уже здесь?
Всем своим видом он вызывал доверие и интуитивную симпатию. Высокий, загорелый, спортивного телосложения. Строгий костюм сидел на нём как влитой. Чёрные волосы были коротко острижены, но лёгкая небритость придавала облику Хьюза некоторую неофициальность. Тонкие губы указывали на сильный, целеустремлённый и упрямый характер. Но улыбка всегда с готовностью появлялась на худощавом лице Хьюза.
Цепкий взгляд его карих глаз с явным интересом и задумчивостью изучал Эда. Маес поправил тонкую оправу очков и улыбнулся.
- Может, ты нас всё-таки впустишь? Или я получил ложную информацию о пропавшем человеке?
- Элрик, отойди уже от двери.
Мустанг отодвинул Эдварда, пропуская в квартиру Хьюза и констеблей.
- Всё-таки, Рой, ты редкостный говнюк, - ухмыльнулся Маес, переступая порог. – Хоть раз бы позвонил просто так…

Хьюз и Мустанг познакомились больше десяти лет назад. Маес служил в той военной части, куда Рой приехал «делать карьеру». Они оба были молоды, наивны. Верили в лучшее и хотели большего. Но вскоре реальность перечеркнула все их юношеские представления о жизни и смерти, о правильном и неправильном.
«Время лечит, а жизнь калечит…» - так сказал Хьюз, пожимая на прощание руку Мустанга. Рой уезжал обратно в Лондон, а его повысили и переводили в другую часть военным следователем по уголовным делам.
Через несколько лет Хьюз женился и вернулся в Лондон. Защитил диссертацию по психологии и начал работать в специальном отделе Скотланд-Ярда, занимаясь расследованием серийных убийств. И когда власти официально объявили о начале крупномасштабной реформы правоохранительных органов, Хьюз принял участие в разработке АПСЖО - программы по Анализу Преступлений, Совершённых с Особой Жестокостью. Суть АПСЖО – это создание единой государственной компьютерной программы, где особое внимание уделялось лицам, совершившим несколько аналогичных убийств.

Этим утром Хьюз за чашкой своего любимого чая с корицей в очередной раз изучал материалы по делу о маньяке-поджигателе. Не было никаких сомнений в том, что убийства совершены одним и тем же человеком. Во-первых, удивительное сходство между жертвами: пол, возраст, внешность. Во-вторых, тела находили через неделю после исчезновения. Не было обнаружено никаких следов сексуального или другого насилия. Убийца использовал одни и те же сильнодействующие психотропные препараты, чтобы обездвижить жертву: нейролептики, транквилизаторы, седативные препараты, антидепрессанты. Судя по всему, за некоторыми жертвами он просто наблюдал, изучал, а с некоторыми ему нравилось ещё и разговаривать. И в зависимости от цели он применял таблетки в различных сочетаниях и дозах. Но всех – абсолютно всех! – мальчишек он сжигал заживо. Они не могли шевелиться, кричать, но всё чувствовали. Они умирали в страшных, беззвучных муках.
Было лишь единственное различие между серией убийств трёхлетней давности и тремя новыми убийствами. Обгоревшие тела по-прежнему находили на помойках, только теперь в руке трупа была зажата какая-нибудь вещь, принадлежащая следующей жертве. Как правило, это была маленькая безделушка вроде брелока, которые подростки так любят носить на ключах или мобильных телефонах.
Хьюз был уверен, что рано или поздно почти любой, даже самый неуловимый, преступник совершает ошибку. И самая распространённая – «синдром безнаказанности». Кому-то хотелось «заслуженной» славы, кому-то становилось скучно и хотелось пощекотать себе нервы, пройтись по острому лезвию бритвы. Со временем преступник начинал думать, что он умнее полиции, и принимался с ней играть, оставляя зашифрованные послания и зацепки.
Хьюз не сомневался, что они имеют дело с чертовски умным преступником. Он довольно хорошо образован, знаком с медициной. Скорее всего, белый мужчина среднего возраста – от тридцати до сорока. Нелюдимый и со странностями, но с первого взгляда ничем особо не отличается от обычных людей.
Он явно не относится к так называемым маньякам-миссионерам. Эти преступники стремятся улучшить мир и для этого убивают неполноценных, по их мнению, людей: проституток, гомосексуалистов, представителей определённых наций.
Этот маньяк не заинтересован в получении материальной выгоды, достижение которой сопряжено с серийными убийствами. Тем более, эта категория маньяков всегда считалась относительно редкой.
Возможно, он слышит «голоса свыше», которые приказывают ему идти и убивать. В ряде случаев эти голоса появляются в результате употребления наркотиков. Реже – на религиозной почве. Однако, подобных маньяков не так уж много. Как правило, пойманные убийцы пытаются избежать максимального наказания и выдают себя за психически больных. Для этого они и начинают рассказывать о «голосах в голове».
Хьюз склонялся к версии, что их маньяк получает удовольствие именно от самого процесса убийства. Возможно, ему даже нравилось демонстрировать жертве свою власть, наблюдать, изучать, поглощать…
Скорее всего, толчком к убийствам послужило какое-то событие из детства или юности.
Каждую свою жертву этот серийный убийца выбирал осознанно. Он не убивал случайных светловолосых и улыбчивых юношей из толпы. Нет. Он сперва присматривался к потенциальной жертве: изучал образ жизни, поведение и характер. Возможно, даже следил за ними в течение какого-то времени.
Хьюз понимал, что необходимо мыслить как этот ублюдок, чтобы его поймать… Нужно досконально изучить последние недели жизни жертв. Где, когда и с кем были. Опросить друзей, родителей, одноклассников и однокурсников. Наверняка убийца их заприметил в каком-нибудь публичном месте: кафе, кинотеатре, парке, клубе. Поэтому нужны показания персонала, охранников, завсегдатаев…
Напряжённый ход мыслей Хьюза нарушил телефонный звонок Мустанга. Тот попросил его об одолжении: выделить несколько людей.
- Зачем? Сегодня суббота и я не буду дёргать людей с выходных без крайней необходимости.
- Ведь наверняка именно ты занимаешься делом о нашумевшем возвращении поджигателя подростков?
- Рой, я не имею права это с тобой обсуждать. Пошли своего журналиста к нашему представителю отдела по связям с общественностью…
- Я не по работе. Я с личной просьбой.
- Говори.

Хьюз сделал несколько звонков и уже меньше чем через десять минут заводил машину.
Перед уходом многообещающе шепнул Грейсии, что ночью обязательно искупит свою вину за вынужденный уход в выходной день. Ласково потрепал Алисию по волосам и пообещал вечером привезти ей много разных вкусностей. И перед тем, как закрыть дверь, ещё раз поцеловал жену и дочь.
Маес ехал по адресу, который ему дал Рой, а на душе было гадко и тяжело. Он вспомнил свою малышку Алисию… А ведь эти мальчишки тоже были чьи-то дети. У них ещё вся жизнь была впереди. У Хьюза перед глазами до сих пор стояло лицо женщины, которой он сообщил, что её единственный сын погиб, стал очередной жертвой серийного маньяка.
В такие моменты Хьюз ненавидел свою работу, хотелось всё бросить к чертям собачьим. Он каждый день сталкивался с грязью, кровью и смертью. Бессмысленной, неоправданно жестокой смертью. Он вновь и вновь задавался одним и тем же вопросом: зачем? С каждым годом этот вопрос лишь сильнее въедался в его сознание, но ответа он так и не находил.
Каждое новое дело Хьюз называл своим последним, после которого обязательно подаст рапорт о переводе на спокойную бумажную работу. Мустанг лишь посмеивался над ним: «Ты никогда добровольно не бросишь свою работу. И знаешь почему? Ты идеалист и до сих пор веришь в справедливость. Не в правосудие, а именно в справедливость. Каждый должен получить по своим заслугам, ведь так?» В ответ Хьюз устало усмехался и неопределённо пожимал плечами.

Маес осмотрел квартиру. Следов взлома или борьбы не было. Значит, из квартиры жертва вышла добровольно.
- Эдвард, когда ты заметил, что брата нет дома?
- Утром, около восьми часов. Я пошёл в туалет и увидел, что комната Ала пуста…
- А ночью он ещё был дома?
- Думаю, да. Не знаю…Вчера я вернулся довольно поздно, около двух часов ночи. Я решил, что Ал спит, и не стал включать свет. Ну, чтобы не разбудить.
- То есть ты не знаешь: был он дома или нет. А когда ты его видел в последний раз?
- Вечером, часов в семь. Перед тем, как уехал на вечеринку нашего журнала. А ещё я звонил ему где-то около десяти. Он был дома и ждал меня.
- А он не мог в гости или на встречу с друзьями уйти?
- Да не мог он никуда уйти! Ал здесь знать никого не знает! Он живёт в пригороде, в Рейгейте. С нашим опекуном, Пинако Рокбелл, и её внучкой – Уинри. В Лондон приезжает довольно редко, если только мне не удаётся вырваться к ним на выходные. Вот и сейчас Ал приехал на каникулы… Потому что у меня учёба и на работе вздохнуть спокойно не дают! – Эд бросил злобный взгляд на своё начальство.
- Понятно… - Хьюз задумчиво поправил очки. – Вы с братом похожи?
- Да я бы так не сказал… Он спокойный, рассудительный, но… - Эд невольно улыбнулся. – К своей цели прёт как танк. Весь в меня!
- А внешне? У тебя есть его фотография?
Хьюз лишь присвистнул, когда увидел два практически одинаковых лица на снимке. Одного констебля отправил опрашивать соседей, а второго – персонал всех ближайших магазинов и закусочных.
Рядом с домом, в котором жил Элрик, располагался небольшой парк. Хьюз уже собирался туда пойти, чтобы осмотреться и опросить гуляющих. Ведь, наверняка, большинство из них живёт где-нибудь неподалёку. А, учитывая, что прошлым вечером стояла довольно тёплая погода, то, скорее всего, кто-нибудь из местных жителей вчера прогуливался по парку и мог заметить кого-то или что-то подозрительное…
Но телефон, уже второй раз за это утро, прервал ход мыслей Маеса. Сообщили, что найдено ещё одно тело. Труп обгорел до неузнаваемости, в руке зажат какой-то предмет.
- Ещё один? – тихо спросил Мустанг.
Хьюз молча кивнул головой.
- Ты думаешь…
- Не знаю, Рой. Пока не знаю… Ведь они погодки, даже внешне очень похожи… И если младший Элрик действительно стал очередной жертвой этого урода, то не исключено, что изначально тот «присмотрел» Эдварда.
- Ты предлагаешь «ловлю на живца»?
- Пока об этом рано говорить. Этот вариант ещё нужно проработать. Но, согласись, нужно использовать все ниточки. А я уверен, что он выбирает свои жертвы не в хаотичном порядке.

*****

Машина плавно остановилась. Эдвард, не моргая, смотрел прямо перед собой. И не сразу услышал улыбающийся голос Хьюза.
- Эй! Не вешай нос! Мы найдём твоего брата. Даже не сомневайся.
- Главное, чтобы живым.
- А каким же ещё?
Эдвард поднял взгляд. В зеркале заднего вида отражались глаза Мустанга, тёмные и колючие. Их взгляды пересеклись. И в них явно читались гнев и бессилие.
Хьюза он не видел. Но чётко представил его улыбающееся худощавое лицо.
- Ты уверен, что не хочешь переночевать сегодня у нас? Грейсия будет только рада. Я более чем уверен, что ты ей понравишься. А как она готовит… М-м-м… Даже этот великий ловелас, - Маес покосился на Роя, - всерьёз подумывает о женитьбе, когда ужинает у нас.
- Это только на время ужина. Потом я вспоминаю тот алтарь, в который ты превратил свой рабочий стол и здравый смысл возвращается ко мне.
- Подумаешь, пару фотографий поставил! – Фыркнул Хьюз. – Тем более… Ну, как можно не влюбиться в моего маленького ангелочка? Ты же видел Алисию, Эд?
- Только на фотографиях.
- Вот и познакомишься! Это прелесть, а не ребёнок!.. Поехали? Божественный ужин в окружении ангелов. Тем более что в твоём холодильнике наверняка только заплесневелый кусок сыра и повесившаяся над ним мышь.
Элрик благодарно улыбнулся.
- Спасибо. Но я действительно не голоден. И безумно устал… Я сейчас приду и сразу спать лягу. Вы нас лучше потом с Алом пригласите. Он детей любит. Да и они его тоже…
- Ловлю тебя на слове.

Входная дверь закрылась за Эдом. Мустанг уже собирался повернуть ключ в замке зажигания, но остановился.
- Ты же приставил кого-нибудь к нему?
- Конечно. Ведь Эдвард Элрик теперь потенциальная жертва.
Мустанг устало потёр ноющие виски.
- Ляжет он сейчас спать… Как же! Будет сидеть и выть в темноту. Вот ты знаешь, Маес, никогда не видел в смерти ничего прекрасного. И уж тем более не понимал, как можно получать наслаждение от убийства… Но вот этого ублюдка… Сжёг бы заживо собственными руками! И получил бы от этого самое настоящее удовольствие!
Хьюз молча повернулся к другу. В его очках отражался тусклый свет фонаря, а губы сложились в прямую и жёсткую линию. За те годы, что они были знакомы, Рой всего несколько раз видел его таким. На губах не было даже тени улыбки, черты лица стали сухими и острыми, а голос – бесстрастным и ледяным.
- Иногда ты меня пугаешь, Рой. Но знаешь, я бы с удовольствием подержал этого подонка за руки, пока ты его сжигаешь.
Рой усмехнулся. Ничто не проходит бесследно. Ни для кого.
Он спрятал свой гнев и безумие под вежливой, галантной внешностью и кривыми усмешками-ухмылками. А Хьюз умудрился это всё из себя почти вытеснить. Он жил дальше, искренне улыбаясь, радуясь и наслаждаясь. Но не дай Бог кому-нибудь увидеть его истинное лицо…
- Может, пропустим по паре стаканчиков чего-нибудь покрепче? Как в старые добрые времена нашей бурной молодости?
- Как в бурной молодости, говоришь?.. Хьюз! Ты ведь женатый человек! – Ехидно ухмыльнулся Рой.
- Не, ну совсем как в молодости мне совесть не позволит. Да и организм, я думаю, уже такое не потянет. Всё-таки не мальчик уже… Мне главное, чтобы было горько и крепко. Иначе я свихнусь с этой работой.

Эдвард закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Тихо и пусто. А ещё страшно… Страшно до непроизвольной дрожи в коленях и холода в груди.
Дверь в комнату Альфонса была открыта. Включать свет Эд не стал, и комнату освещал только тусклый свет от проезжавших мимо машин.
Мустанг, конечно, скотина изрядная… Но сегодня Эдвард впервые в жизни был ему искренне благодарен. Его вновь передёрнуло от воспоминаний.
Эда привезли то ли в морг, то ли в какую-то лабораторию на опознание. Этот длинный коридор с гудящими неоновыми лампами Элрик запомнил на всю оставшуюся жизнь. От тяжёлого и удушающего тошнотворно-сладковатого запаха потемнело в глазах. Эдвард почувствовал слабость во всём теле и подумал, что прямо сейчас позорно рухнет на пол без сознания. Чем ближе он подходил к нужной двери, тем ниже становился потолок. И в тот момент, когда ноги уже почти не слушались, а голова стала тяжёлой, словно до упора набитая мокрой ватой, на его плечо легла тёплая и сильная рука.
- Элрик, ты как?
Голос Мустанга прозвучал приглушённо, словно из-под воды. Эд поднял на него мутный бессмысленный взгляд.
- Нормально. Просто здесь душно.
Они остановились у нужной двери. Элрик уже приготовился ждать, когда его позовут. Но дверь неожиданно открылась, и появился угрюмый Хьюз. Следом за ним вышли мужчина и женщина. Она вся тряслась от ужаса и рыданий. Муж бережно поддерживал её под руку, сам еле сдерживая слёзы.
- Мы сделаем всё возможное, чтобы убийца вашего сына понёс заслуженное наказание.
Хьюз говорил им ещё что-то, но Эдвард уже ничего не слышал. За дверью была небольшая комната. А на столе лежали какие-то вещи. Элрик сделал первый шаг, сжал побелевшие пальцы. Он готов был душу Дьяволу отдать, лишь бы там не было вещей его брата.
Он подошёл к столу, судорожно блуждая взглядом по разложенным по нему предметам. Нет, это не его… И это тоже…Сердце громко бухнуло и остановилось. И Эдварду показалось, что он физически почувствовал, как поседели его волосы.
На ладони лежал маленький яркий брелок в форме доски для сёрфинга.
- Это я привёз Алу с Мальдив… Он таскал его на ключах, не снимая…
Хьюз молча смотрел на маленькую безделушку в руке Элрика.
Пять дней. Не больше. Вот и всё, что у них есть.

@темы: =Джен=, =Другие персонажи=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Drama=, =AU=, =Другой жанр=, =NC-17=

---

Про рыб и элрикцест

[SHWSXXXCHST]

Название: Sag. Mir. Wo .
Автор: Shiwasu
Бета: schuhart_red
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю
Рейтинг: PG-15
Персонажи: Эд, Хайдрих, рыбы
Размер: мини
Саммари: про рыб и элрикцест)
Предупреждение: упоминание инцеста
Размещение: с разрешения - пожалуйста
От автора: написано по просьбе  Chirsine, может сойти за маленький кусочек фика Круги своя, если кто-то такое еще помнит)

Sag. Mir. Wo .

Альфонс понял, что если попытается одной рукой залезть в карман пальто, вытащить оттуда ключ и самостоятельно открыть дверь – он окончательно обольется.
По совести сказать, терять ему было уже нечего – ледяное пятно мокрой рубашки прилипало к животу противно, как склизкая кожа земноводного. С содроганием думая о том, какой у него грязный, весь в ноябрьской слякоти ботинок, Альфонс деликатно постучал носком в дверь. Через пару минут он вздохнул, отвел ногу назад и саданул в дубовую панель с размаха, оставляя на ней коричневые брызги грязи, отчаяния и безысходности вежливого, но озверевшего от холода человека, который не может попасть в собственный дом. От движения всем корпусом, новая порция холодной воды выплеснулась ему за шиворот и потекла по животу, впитываясь в уже мокрую рубашку и рассылая по всему телу колючие волны мерзких мурашек. Хайдрих клацнул зубами.
С той стороны послышалось недовольное: «Бу-бу, бу-бу-бу…», потом звякнула цепочка, звонко щелкнул замок, отмерив последнюю секунду мучений, и дверь отворилась, выпуская в щель свет и благостное домашнее тепло, как треснувший тугой арбуз щедро показывает розовую сладкую мякоть.
Не переставая жевать традиционный баварский крендель брецель, Эдвард скептически осмотрел его с ног до головы, задержавшись на Хайдриховых руках, прижимающих под пальто к животу что-то круглое, нахмурился и выразительно спросил:
-М?

Читать дальше

-Добрый… вечер, - по-немецки вежливо поздоровался Хайдрих, с огромным облегчением подцепляя и открывая ногой дверь до конца и заходя в райски-теплую прихожую. – Извини, что задержался.
-М-м, - Эд откусил изрядный кусок кренделя, так что пшеничные крошки упали ему на синий вязаный жилет, и с интересом наблюдал за Альфонсом. Тот, так же прикрывая раздутый живот, как отец-пингвин свое драгоценное яйцо, проковылял к тумбочке.
-Помоги, пожалуйста, - позвал он. Эд запихал остатки брецеля в рот, отряхнул ладони о домашние брюки и запустил их в запахнутое Хайдрихово пальто, нащупал там что-то холодное, мокрое и, по всей видимости стеклянное, и вытащил на свет божий. Это была тяжелая банка, на две трети полная воды. Последняя треть была на пиджаке, рубашке, пальто и частично брюках Альфонса. На лацкане его пиджака висела тонкая ниточка водоросли. Эд поглядел на банку, поглядел на Альфонса, его разрывали два вопроса: «Что это?» и «Почему без крышки?».
-Симп-патичные, в-верно? – Альфонс никак не мог справиться со шнурками белыми окоченевшими руками, у него уже зуб на зуб не попадал. Все еще держа в руках скользкую банку, Эд наконец дожевал крендель, туго проглотил сухой хлебный комок и выдал вопрос про крышку.
-Я б-боялся, что они задохнутся или п-простудятся. П-пойду, п-п-пожалуй, п-переоденусь, - весь дрожа, Хайдрих почти убежал наверх.
-Их всего две, тебе в карман точно никто не выплеснулся? – крикнул ему вслед Эдвард и услышал далекое и жалобное: «Не-е-ет». – Вы что, сказать ему не могли, что вы нормально подо льдом живете и фиг ли вам будет? – обратился Эд к рыбам, ногой захлопывая дверь. Хайдрих практически на коленях умолял его не делать так, но на этот раз Эд чувствовал за собой полное моральное и физическое право – руки у него были заняты. Он поставил банку на тумбочку и склонился к ней, уперев ладони в колени.
На дно была насыпана горстка серых камушков, в воде в фантастические вертикальные спирали скручивались пучки водорослей, а сбоку ближе к дну жались друг к другу две лимонно-золотистые рыбки, маленькие, с половину Эдова мизинца.
-Ну здорово, ужин, - угрюмо сказал Эд. Рыбы вздрогнули и заметались, как будто не только услышали, но и поняли. Они шевелили прозрачными золотыми плавниками с черной, будто нарисованной плакатной тушью полосой и беспокойно косились по сторонам. Видимо, больше всего подозрений у них вызывал хмурый и непричесанный Элрик. Эд легонько стукнул кончиками пальцев по пузатой банке, и рыбы синхронно шарахнулись от него по дуге, разбрасывая водоросли. -Вы откуда такие взялись-то? – тихо позвал он.
-Это подарок Шрёдера, - пояснил уже переодетый в сухое Альфонс, спускаясь вниз с ворохом промокшей одежды.
-Очередной немецкий праздник? – поинтересовался Эд, продолжая методично пугать рыб, которым в круглой банке и в угол было не забиться.
-Нет-нет, - донеслось из ванной, - это просто подарок. Боже мой, я весь промок!
-Я их на кухню отнесу, - Эд поднял банку, устроив рыбам маленький шторм и двинулся в кухню, - там теплее.
Про то, насколько легко Хайдриху было впарить что угодно, он говорить не стал.
Когда Альфонс пришел следом, Эд, уже занятый следующим брецелем, что-то читал за обеденным столом, подперев голову рукой. Изредка он поглядывал из-под длинной золотистой челки на стоящую перед ним банку. Рыбы уже немного осмелели, высунулись из водорослей и начали плавать, тыкаться мордами в стекло, еще боязливо шевеля полупрозрачными плавниками. Эд досадливо брал крендель в зубы, убирал мешающие смотреть волосы, откусывал и жевал, угрюмо глядя на рыб, потом опускал глаза в книгу, хмыкал и только тогда улыбался.
-Заплести тебе косу? – предложил Хайдрих, поставив чайник. Он даже не стал заглядывать в шкаф – по количеству крошек на столе он и так знал, что если в дело пошли брецели, хлеба уже не осталось. А вместе с ним, скорее всего, не осталось и ветчины, осталось только недоумение, что они будут есть на завтрак.
-Угу-угу, - оживился Эд, активно жуя.
Хайдрих знал, что он очень любит ходить с косой, но с такой рукой сам себе ее заплести, конечно, не может. Альфонс долго тренировался на бахроме от скатерти, потом на его волосах, и теперь мог с большой долей уверенности сказать, что в плетении кос достиг определенных высот.
-Они тебе не мешают? – осторожно завел Хайдрих старую песню, собирая его волосы с плеч в ладони в один длинный густой хвост. – Может быть, немного укоротить? Совсем чуть-чуть?
Он не мог видеть, но точно знал, что Эдвард нахмурился.
-Нет, - уперто буркнул он.
-Тебе очень пойдет, - подхалимничал Хайдрих.
-Не буду, - набычился Эд.
-Но сейчас с такими длинными волосами никто не ходит, разве нет? – мягко привел Хайдрих последний довод, который его самого бы несомненно убедил.
Волосы в его руках были гладкие и мягкие, когда он проводил сверху вниз пальцами, как гребнем, распутывались легко и ложились волосок к волоску, легкие, насыщенного цвета пшеничного зерна. Можно было взять одну прядь, длинную и скользкую, как ленту, и намотать в упругие, блестящие кольца на палец. Эдвард иногда просил расчесать его или заплести его обожаемую косу. И Хайдрих однажды поймал себя на том, что когда проводит по его волосам ладонью, чтобы пригладить, или кладет одну прядь поверх другой, сплетая в колос, он задерживает дыхание. Пожалуй, его это беспокоило.
-А у нас так ходят, - категорично отозвался Эд. Плечи под светлой фланелевой рубашкой напряглись, он начал сердито скатывать назад поддернутый левый рукав. На этой рубашке пуговицы были маленькие – Хайдрих знал, потому что это была его рубашка, - сам он их не застегнет. «У вас так ходят…» - подумал Хайдрих. Это его тоже беспокоило.
-Не буду стричь, - Эд уже сам понял, что с манжетой не справится, и бросил это занятие. Посидел, чувствуя, как за волосы на затылке осторожно потягивают, разделяя, и тихо добавил зачем-то. – Есть один человек, которому они очень нравятся. С детства…
Рука с расстегнутой манжетой катала карандаш. Глядя на маленькую серую пуговицу на светлой фланели, которую столько раз застегивал сам, Альфонс подумал, что ему нравится одевать Эдварда в свою одежду. Кажется, это была еще одна вещь, которая его беспокоила.
-Что ты читаешь? – спросил он, разделяя его волосы на пробор. Эд повернул обложку. – О… учебник корейского? – волосы чуть скользнули в ладони, когда он кивнул. Хайдрих уже давно пытался проследить какую-то логику или закономерность, по которой Эдвард выбирал и приносил домой из библиотеки целые стопки разномастых книг в самых неожиданных сочетаниях. Вчера, например, читал статью про то, как откладывают яйца пингвины. – Для чего тебе корейский?
-Хангыль, - сказал Эд, проводя пальцем по рядам значков из горизонтальных и вертикальных палочек, уголков и кружочков. – Их письменность. Смотри: горизонтальная черта – Земля, темное начало; точка – Солнце, светлое начало, вертикальная линия – человек, между Небом и Землей, - он взял карандаш и, не отрывая руки, начертил ровный круг с замыкающимися внутри в сложную геометрическую фигуру линиями. – В буквах заложен принцип их произношения – это похоже не алхимические принципы движения энергии. Только у нас это течение преобразования, а у них – движение воздуха в органах речи при произношении. Вполне возможно, что они используют этот принцип не только в письме.
-Надеешься найти алхимиков на другом конце света, в Корее? – Хайдрих улыбнулся и наконец выпустил его волосы. – Готово.
-Мало ли, что… Стоп, - до Эда вдруг дошло, что что-то лежит у него на обоих плечах, схватившись за голову, он нащупал две гладких аккуратных косы. – Это что?!
Альфонс засмеялся и, наклонившись к нему очень близко, взял косы обеими руками и закрутил в два бублика наподобие тех, что он сегодня весь вечер ел.
-Вот, посмотри, ты был бы самой очаровательной фройляйн на Октоберфесте – юбка, рукава фонариками…
-Да иди ты со своими фонариками, Хайдрих! – рявкнул Эд, мотая головой. – Сделал из меня черте что!
-Ходить с косой по Мюнхену – почти то же самое, - сквозь смех заметил Альфонс.
-Стричься я не буду, - пробормотал Эд, когда его теплые ладони опять на секунду легли ему на затылок и потянули назад, пальцами снова расплетая скользкие рассыпающиеся волосы. Эд зажмурил глаза.
-Я включу радио?
-Валяй, - Эд понимал, что почитать сегодня уже вряд ли удастся. Он опасливо потрогал готовую косу на затылке и снова подпер голову рукой. Рыбки в банке плавали спокойно, поблескивая лимонно-желтыми радужными чешуйками в электрическом свете, с любопытством трогали носом камешки и стеклянные стенки, с интересом смотрели на сидящего за столом Эда.
«Sag mir wo die Blumen sind,
wo sind sie geblieben
Sag mir wo die Blumen sind,
was ist geschehen?»
Эд знал, что это поет Марлен Дитрих. У него дома в Аместрис такой музыки не было – и пожалуй, она была одним из того немногого, что Эду по-настоящему нравилось здесь.
Зашумел вскипевший чайник, щелкнула выключаемая конфорка. По кухне поплыл крепкий, успокаивающий аромат сухой ромашки, залитой кипятком. Эд знал, что прогулка ноябрьским вечером в вымокшей рубашке будет стоить Альфонсу целой ночи удушающего кашля, если не чего похуже.
Крошки брецеля упали на поверхность воды и разбежались, будто их кто-то растащил магнитом в стороны. Рыбки каким-то образом их учуяли и бросились вверх, стали хватать их смешными круглыми ртами азартно, как дети лопают мыльные пузыри, чтобы ни один не улетел.
-Я принесу завтра какую-нибудь книжку про рыб из библиотеки, - сказал Эд, глядя как они расправляются с крошками, а потом, как будто даже чуть повеселевшие, начинаю нарезать круги по банке.
-Было бы замечательно, - отозвался Хайдрих, сдвигая занавески на окнах. – Дождь пошел…
Банка была явно маловата, но рыбы не унывали. Одна рыба, поменьше и пошустрее, с несколькими чернильными брызгами на кончике хвоста, упорно навинчивала стремительные круги, распихивая водоросли в стороны. Вторая, не такая пятнистая, чуть посветлее и как будто чуть покруглей, плавала за ней по пятам, а иногда, будто в недоумении, останавливалась и только смотрела, как мелкая носится вправо-влево.
«-Братик, успокойся.
-Я хочу еще крендель!
-Ты только что поел…
-Мне плевать! Я хочу крендель и я его найду! Мы подкрепимся и начнем искать отсюда выход обратно, к нашему коралловому рифу в Тихий океан! Я уже чую дыхание моря!
-Братик, мы в банке…
-Пусть сами в этой банке сидят! Почему это мы как идиоты должны тут плавать, чтобы эти бюргеры сидели и смотрели?! Мы валим через канализацию, Ал!»
Эд склонил голову и ухмыльнулся. Неугомонная рыба тем временем притормозила и зависла, будто тяжело дыша. Рассудительная рыба поднялась к ней из водорослей и тихонько поплыла рядом.
-Нужно будет достать им аквариум попросторней, - заметил Хайдрих, отхлебывая свой отвар и обжигаясь. Он уже начал подкашливать. К утру у него точно поднимется температура.
-Надо, - согласился Эд, вертя в зудящих пальцах карандаш.
Не выдержал, подтянул к себе тетрадь и на развороте, не отрывая руки, изобразил круг преобразования – самый простой, пара линий смыкалась, просто направляя энергию на создание округлой формы. Вот бы еще одну такую банку – он мог бы организовать из них просторных шестилитровый аквариум, даже не выливая воды, рыбы бы и испугаться не успели. Круг был знакомый до рези в глазах. Он поднес к нему пальцы живой руки – медленно-медленно, как движется минутная стрелка на часах. Да, он каждый раз надеялся и каждый раз ждал. Даже сейчас, когда подушечки пальцев легли на бумагу, ему показалось, что он ощутил крошечный разряд электричества. Ничего. Нет. Наверное, это был просто импульс, который нервы послали в мозг. Импульс разочарования. Эд поднял глаза.
Маленькая рыбка вдруг подплыла к зависшей недалеко от поверхности светлой рыбке, помедлила, нервно, почти лихорадочно шевеля плавниками, а потом дотянулась еще на миллиметр и вдруг ткнулась второй в округлое гладкое брюшко, коротко и нерешительно, как будто целуя. У Эда упало сердце.
«-Ал, иди ко мне… иди… сюда, на колени…
-Тебе не тяжело?..
-Нет. Расстегни…»
Тогда он мог расстегнуть любые пуговицы – на Аловой рубашке они были тоже маленькие-маленькие…
«-Братик… твои пуговицы…
-Плевать на них… иди… сюда…»
Его ключицы и выступающие косточки чуть ниже на груди, и еще одна, округлая, остро, почти до тоски любимая, на гладком плече. Проводить губами по тонкой коже шеи, по бьющемуся пульсу, по чуть выступающему кадыку, по подбородку. И наконец губами по податливым, трогательно жадным, обожаемым до самозабвения губам, влажным и теплым, со вкусом соли и сливок…
-Посмотри, они целуются, - ощутив руку на своем плече, Эд тупо перевел мутный взгляд на банку, проследив, куда указывает Хайдрих.
Может быть, они делили какую-нибудь крошку или пузырек воздуха, Эд не знал. Но казалось, что они и правда целуются, зависнув между изумрудно-зеленых ленточек водорослей, колышущихся в воде, как будто на ветру, еле шевеля чуть видимыми плавничками и блестя золотым.
…Сомлевший, заласканный и уже почти спящий, пригревшийся в одеяле, он всегда начинал еле заметно улыбаться, когда чувствовал, как его сгребают прямо так, вместе с одеялом, и медленно, сонно, с наслаждением, никуда не торопясь, отвечал на поцелуй расслабленными, чуть припухшими, пока он дремал, губами, теплый и родной. Губы иногда чуть слышно шевелились, выговаривая одно-единственное слово: «братик…»
-Они симпатяги, - с теплотой произнес Хайдрих, склоняясь к банке, но не слишком близко, чтобы не спугнуть. – Наверное, это все-таки, самец и самочка, хотя Шрёдер и говорил, что они должны быть одного пола. Посмотри, какая нежность.
Эд коротко и тупо кивнул.
-Давай назовем их… хм-м… Катарина и Базиль, как тебе?
-Ага, - снова кивнул Эд. Он не стал даже спрашивать, кто есть кто.
Рыбки оторвались друг от друга и все так же вместе поплыли вниз, обследовать серые камушки на дне.
Песня на радио давно кончилась.
-Хочешь чаю? – спросил Хайдрих. Эд снова подпер голову рукой.
-Ага, - еще раз повторил он. Бледная неживой белизной правая рука как-то обреченно закрыла потрепанный учебник корейского. – Завтра понедельник?
Альфонс закашлялся, поэтому ответил не сразу.
-Да, понедельник, - наконец сказал он. В груди начинало болеть.
Рыбки что-то увлеченно искали на дне. Глядя на них, Эд медленно опустил голову на стол.
Завтра начиналась новая неделя без Ала.

От автора: вот песня, которую мне бы хотелось, чтобы они слушали по радио
Marlene Dietrich - Sag mir wo die Blumen sind

@темы: =PG-13=, =Яой=, =Редкие пейринги=, =Romance/Fluff=

---

Уничтожить, чтобы сохранить. Часть 4. (джен, яой)

[_belko]

Название: Уничтожить, чтобы сохранить
Фэндом: FMA
Автор: _belko
Бета:  _bitch
Гамма:  Ugarnaya_uno
Статус: закончен (в процессе бетинга)
Направленность: джен, яой
Жанр: детектив, драма
Рейтинг: NC-17 (общий)
Пейринг: Рой/Эд
Персонажи: Альфонс, Хьюз, Кимбли, Хавок, Армстронг, Фарман, Брэдли и др.
Предупреждения: полное AU; как следствие, возможен ООС; смерть второстепенного персонажа
Саммари: Лондон, наше время. Кинг Брэдли – владелец одного из самых авторитетных и солидных изданий Англии, «The Total». Рой Мустанг уже давно занимает пост главного редактора этого журнала, а Эдвард Элрик работает в нем же фотографом на полставки, совмещая работу с учебой.
В то же время Лондон сотрясает серия преступлений – неизвестный с особой жестокостью убивает молодых людей, выбирая в качестве жертв юношей определенного типа внешности…
Дисклеймер: на персонажей не претендую... только, если в своих самых сокровенных фантазиях =)
Размещение: только с согласия автора
Часть 1
Часть 2
Часть 3

Часть 4

Очень хотелось пить. Всё тело неприятно ныло. Наверно, вчера он всё-таки заснул на кухне, так и не дождавшись брата. Хотя, подождите! Нет, он вчера не заснул над книгами!
Альфонс резко открыл глаза. Потолок… Чужой… Крутится. Он зажмурился, но голова по-прежнему шла кругом. Ему почему-то сразу вспомнилась маленькая карусель, которая стояла перед их домом. Одно время она была их любимым местом для игр. Пока однажды Эдвард, видимо чересчур уж увлёкшись, не закрутил его до дурноты. Альфонс хорошо запомнил, как он тогда лежал на траве, делая медленные и глубокие вдохи, чтобы прогнать подступавшую к горлу тошноту. А небо двоилось и выписывало в глазах невообразимые виражи. С тех пор он больше и не любит карусели.
Вот и сейчас… Потолок крутился и расплывался в глазах так же, как тогда небо.
А ещё Ал вспомнил, как брат ему рассказывал, что примерно такие же ощущения испытываешь, когда отходишь от наркоза. Да, точно. Эд тогда только очнулся после операции на ноге. И сказал, что горные лыжи не забросит – и не просите! А вот на карусели в жизни больше не полезет.
И тут у Альфонса мелькнула страшная догадка: неужели он сейчас в больнице? Ох, ну и влетит же ему от брата… Всё-таки надо было послушать Эда и никуда не выходить из дома. Но сидеть одному в пустой квартире было так тоскливо, а на улице стояла такая тёплая погода… И он уже давно хотел прогуляться по парку рядом с домом Эдварда… Младший Элрик непроизвольно поёжился, представив вопли Эда, когда тот поймёт, что с братом всё в порядке. Относительно, конечно, но в порядке.
Так, глубокий вдох, выдох… И ещё раз: вдох, выдох… Ал медленно и осторожно повернул голову на подушке. И открыл глаза ещё раз. Всё по-прежнему было нечётким и расплывалось, но он понял, что это не больница. И не квартира Эда. Он вообще понятия не имел, что это за место!
Вокруг всё неестественно, даже пугающе, белоснежное. Потолок, стены, немногочисленная мебель – кровать, маленький столик и одинокий стул в центре комнаты. Если это помещение, конечно, можно назвать комнатой. Нет ни окон, ни дверей, а из-за режущей глаза белизны почти невозможно разглядеть границы между стенами, полом и потолком.
Альфонс нервно сглотнул, тут же поморщившись от боли в пересохшем горле. По телу прошёл неприятный холод. Внутри всё сжалось от предчувствия чего-то страшного и непоправимого.
Ему кажется или в комнате есть кто-то ещё? Тело почти не слушалось, поэтому все попытки встать с кровати закончились провалом. Он попытался сфокусировать взгляд на стуле. Глаза заслезились от напряжения…
- Белый цвет символизирует чистоту, мудрость, добро и высоту духа. Соотносится с солнцем и золотом, олицетворяя центр всего. Но в то же время некоторые его разновидности несут в себе негативную оценку, соотносясь со смертью и луной. Белый цвет может вызывать ощущение бесконечного холода и дискомфорта.
Это был голос человека, который прекрасно отдаёт отчёт всем своим словам и действиям. Спокойный, с бархатистой хрипотцой, без какой-либо грубости или злости в интонациях. Именно это спокойствие и пугало, лишало всяких надежд…
Мужчина встал со стула и направился к кровати. Ал понял, что ещё никогда не испытывал такой тоскливой пустоты внутри себя. Вот и всё? Сейчас всё и закончится? Странно, но ему совсем не было страшно. Грустно, обидно и горько – да, но не страшно. В голове крутилась самая банальная мысль: жизнь ещё и начаться толком не успела, а уже всё. Конец.
Ещё никогда Альфонс Элрик настолько сильно не хотел жить. Он не кричал, не лил бесполезные слёзы и не молил о пощаде. Нет. Но всё происходящее казалось ему чем-то бредовым и неправильным. Так не должно быть!
Перед глазами маячило единственное яркое пятно во всей окружающей обстановке. Обивка стула, на котором сидел незнакомец, оказалась ярко-алого, кровавого цвета.
- Красный цвет проникает глубоко в организм человека. Цвет огня и крови. У многих народов это синоним лучшего, красивого, почётного. Хотя в Индии красный считался цветом ужаса, смерти и траура. В наши дни его ассоциируют в основном со страстью, борьбой и жизнью.
Альфонс почувствовал резкий сладковатый запах. Ему сразу вспомнились бинты, лекарства и больница.
- В средние века сочетание красного и белого пользовалось особенным почтением, поскольку эти цвета символизировали чистоту и милосердие.
Ал плотно сжал губы, глядя на неспешно приближающегося к нему мужчину. От странного, тошнотворного запаха усиливалось головокружение и слабость.
- Красный цвет – это символ молодости, красоты и жизненных сил, а белый поглощает, впитывает его в себя… Белый цвет несёт в себе пустоту, ледяное молчание и в конечном итоге – смерть, а красный это всё заполняет… Это так напоминает тебя и меня…
Быстрое уверенное движение - и он уже склоняется над своей жертвой.
Альфонс почувствовал, как к его лицу крепко прижали что-то мягкое – платок или тряпку. Попытался сделать вдох, и вместе с воздухом втянул в себя тот самый, резкий и сладковатый, запах хлороформа. В горле застрял горечью ком, тело обмякло, а в глазах всё потемнело… Вот и всё. Конец.

*****

Уничтожить, чтобы сохранить…
Смотреть, как вспыхивают их волосы… Чтобы запомнить их блеск и мягкость.
Смотреть, как языки пламени охватывают их юные тела… Чтобы запомнить их гибкость и красоту.
Смотреть, как появляются волдыри на их коже… Чтобы запомнить её упругость и гладкость.
Смотреть, как ужас в их глазах сменяется болью и предсмертной агонией… Чтобы навсегда сохранить в себе их жизнь и тепло.
Сжечь… Уничтожить… Сохранить. Вдохнуть в себя едкий, режущий глаза дым. И с запахом палёного человеческого мяса впитать в себя запах молодости.

Страсть к огню появилась у него давно, ещё в детстве. Однажды родители взяли его с собой на природу – в поход, кажется. Ему тогда было лет шесть, и сам поход он запомнил весьма смутно.
Было самое начало весны. Весь день моросил дождь. И это было отвратительно! Мокрые, ещё голые деревья, сырая земля… Всё вокруг - серое, унылое… Его до сих пор передёргивало от этих воспоминаний.
Он с брезгливым отвращением наблюдал за тем, как другие дети носились, орали, смеялись. Неужели, им действительно это всё нравилось? Ведь, даже воздух был влажным и промозглым.
Его всего один раз, почти силой, вытащили из палатки. На лоб тут же упала большая и холодная капля с ветки дерева. Его чуть не стошнило, и он в ужасе забился обратно в палатку. Всё его маленькое существо наполнилось брезгливым отвращением.
Вечером все собрались у костра. Жарили пойманную днём рыбу, шутили, смеялись. А он, как завороженный смотрел на огонь. Багряные языки пламени сначала робко облизывали, а потом с жадностью набрасывались на дерево. Пожирая, поглощая его целиком. Казалось, что счастье и жизни людей, сидящих вокруг, сосредоточились в этом небольшом пламени. Они сгорали, растворялись в нём…
Он придвинулся к костру почти вплотную. Вдохнул в себя дым, позволил пламенным языкам скользнуть по лицу…Голова пошла кругом, а душу наполнил какой-то непонятный, дикий восторг.
По мере того, как догорал костёр, стихали и голоса. Все постепенно расходились спать. А Зольф Кимбли так и остался сидеть, глядя на тлеющие угольки. Смех, веселье, счастье – всё осталось в огне. Всё сгорело.
Он растоптал угольки. И вдохнул в себя последний, ещё не до конца рассеявшийся дым.
Уничтожить, чтобы сохранить. Сохранить в себе этот восторг и частички чужих жизней, которые поглотил огонь.

Шло время. Он рос. И ему уже было мало той эйфории, что он испытывал, глядя на огонь, который впитывал в себя, а затем отдавал ему через дым, чужые смех и радость. Уже не было прежнего, дикого восторга. Сердце больше не колотилось в том бешеном ритме, когда кажется, что оно вот-вот проломит грудную клетку. Всё стало серым и однообразным. Он больше не чувствовал жизнь.

Кимбли всегда держался обособленно. С детства увлекался химией, ядерной физикой, с интересом изучал медицину и анатомию. Запоем читал любую литературу про Третий Рейх. Ровесники его сторонились, даже побаивались. Чокнутый подрывник… Это прозвище за ним прочно закрепилось после того, как он взорвал школьный кабинет химии. Многие поговаривали, что он это сделал намеренно. Мол, это не тот человек, который может сделать что-то случайно, необдуманно. Да ещё и с такими – гениальными – способностями в области химии.
Лет в пятнадцать он увлёкся древней, почти забытой наукой – алхимией. Огонь, взрывы… Огненная, багровая алхимия. Сам сделал себе татуировки на ладонях: два круга, а в них – треугольники. Символ всех четырёх элементов. Если сложить ладони, то получится гексаграмма… Татуировка на правой руке - символ солнца, а на левой – луны. Инь и Янь… И если багровый алхимик сложит ладони, то получится круг преобразования для реакции со взрывом.
Черноволосый, среднего роста, но физически развитый намного лучше большинства своих сверстников. Безжалостные, всегда немного прикрытые, глаза и вечная ухмылка на тонких губах. Он притягивал к себе взгляды окружающих, вызывая самые смешанные чувства: страх, граничащий с восхищением, и уважение, граничащее с ненавистью.
Вполне понятно, что друзей у него не было. Хотя, нет. Был один… И то Кимбли до сих пор так и не понял: что это было? Странные, непонятные для него, но захватывающие отношения…

У него даже имя было солнечное – Санни. Он пришёл к ним в класс в последний, выпускной год обучения. Невысокий, спортивного телосложения. Черты лица мягкие и правильные, даже по-детски нежные. Но больше всего Кимбли запомнил его глаза: странного, песочно-золотистого цвета. Всегда широко распахнутые - они излучали жизнь и неподдельный интерес ко всему. Вежливая, открытая и располагающая к себе улыбка. И когда Кимбли находился в особенно раздражённом или угнетённом состоянии, то эта улыбка становилась немного виноватой. После чего Санни подходил и запускал свои тонкие красивые пальцы ему по одежду. Одной рукой скользил по груди, твёрдому прессу, а другой – нетерпеливо расстёгивал ремень на его брюках…
Впервые Кимбли трахнул этого «солнечного мальчика» уже через неделю - в школьном туалете. Грубо и жёстко, без каких-либо предварительных ласк и смазки. Он просто «порвал» его. А потом, отдышавшись, разжал пальцы и увидел, как отпечатки на светлой, почти прозрачной, коже уже наливаются тёмно-синим. Вытащил из него свой член и, вытерев кровь и сперму, ушёл. Здесь больше не было для него ничего интересного.
Но через некоторое время Санни пришёл к нему снова. Сам пришёл, как и в первый раз. Когда Кимбли открыл дверь и увидел его на пороге, то некоторое время пристально смотрел ему в глаза, слегка вздёрнув одну бровь. Потом молча отошёл в сторону, пропуская неожиданного гостя в дом.
Санни был его полной противоположностью. Весёлый, открытый и отзывчивый – душа компании. Милое, ещё не потерявшее детской свежести лицо, вежливый и внимательный взгляд тёплых глаз. Люди его любили, тянулись к нему… В принципе, одна его часть именно такой и была – доброжелательной и чистой.
У Санни была необычная манера разговаривать: улыбаясь и слегка прикусывая нижнюю губу, а на щеках появлялись едва заметные ямочки. Все принимали это за очаровательную, ещё немного детскую непосредственность. Но Кимбли видел, что за подкупающей восторженностью во взгляде скрывалась лёгкая усмешка, а за чуткой внимательностью – интерес. Он изучал людей, наблюдал за ними, как за подопытными кроликами. А этот наивный блеск в глазах… Кимбли лишь язвительно усмехался, вспоминая насколько похотливым он был всего лишь час назад.
Их не связывало ничего, кроме секса и взаимного интереса. Санни нравилось его изучать, наблюдать за реакцией на свои поступки. Иногда потакать в безумной страсти Кимбли к разрушению, а иногда заглушать её.
Секс у них всегда был жёсткий, безудержный, почти животный. Кимбли трахал его резкими сильными толчками. Сжимал до боли бёдра, оставлял зубами отметины на шее, ключицах, животе, спине. «Солнечный мальчик» стонал, кричал, извивался в его руках от наслаждения и боли.
- Почему ты приходишь? – спросил как-то раз Кимбли.
- По тем же причинам, что ты меня ждёшь.
Кимбли провёл пальцами по кровоподтёкам на тонких ключицах, а потом опасно сжал зубы на пульсирующей жилке на шее.
- Мне же не составит никакого труда свернуть твою хлипкую шею.
- Я знаю. Но ты не сделаешь этого по той простой причине, что я тебе этого не позволю.
- Или подорвать тебя… Пожалуй, это доставит даже больше удовольствия…
- Я знаю. Но потом тебе вновь станет скучно, потому что я всё ещё так и не понятен тебе до конца. А потому и интересен.

Это случилось за неделю до выпускных экзаменов. Санни ушёл от него часов в десять вечера. Кимбли наблюдал за ним из окна своей комнаты. Санни быстро перешёл дорогу и вошёл в свой дом. Как всегда, бесшумно закрыл за собой дверь. В последний раз…
Взрыв прогремел уже под утро. В некоторых домах взрывной волной выбило стёкла. Причиной взрыва в полицейских отчётах значилась банальная утечка газа.
Кимбли стоял рядом с ограждением и смотрел на горящий дом. Вокруг толпились люди, стояли машины скорой помощи и полиции. Пожарные пытались затушить бушующее пламя. Голоса, крики, плач сливались в единый, безликий и неразборчивый гул.
Он втянул в себя воздух. Запах горелой плоти почти перекрывал запах газа. Усмешка скривила тонкие губы, на самом кончике языка осела горечь. Всё оказалось до смешного простым… Неужели для того, чтобы навсегда сохранить в себе жизнь, её необходимо сначала уничтожить?
Вместо красивого, податливого и горячего тела остались лишь чёрные, обуглившиеся куски плоти. И он больше никогда не распахнёт, широко и с некоторым изумлением, свои странные солнечные глаза… Пустые дымящиеся глазницы – вот что от них осталось.
Остатки крыши с грохотом обрушились. Толпу окатило новой волной ужаса. А Кимбли почувствовал, как сердце колотится уже где-то в ушах.
Санни погиб глупо и внезапно, так и не утолив до конца его интерес. Вместе с едким, беспощадно режущим глаза и лёгкие, дымом Кимбли вдыхал в себя запах его жизни и молодости. Да, чтобы навсегда что-то сохранить в себе, это необходимо уничтожить…

Вскоре жизнь вошла в своё обычное русло, которое практически не интересовало Кимбли. Экзамены, вручение дипломов… Потом был университет и полицейская академия. Туда Кимбли пошёл лишь с одной целью. Ему было интересно, каково это: законно убивать людей.
Академию Кимбли закончил практически с отличием. Правда, карьера в полиции его не интересовала совершенно. Но вскоре молодого, прагматичного и безжалостного сотрудника правоохранительных органов заметили…

Всего лишь несколько лет назад АОООП – Агентство по особо опасной организованной преступности – утвердили официально. Это ведомство возникло в результате слияния ряда элитных полицейских спецподразделений – Национальной криминальной разведывательной службы, Национальной группы по борьбе с уголовными преступлениями, а также следственных отделов таможенной и иммиграционной служб.
Но британский аналог ФБР не занимался борьбой против терроризма и расследованием убийств. АОООП направил свои силы на борьбу с контрабандой, наркотрафиком, незаконной иммиграцией и детской порнографией.
Но официальному утверждению предшествовали долгие годы никому не известной деятельности. Бесчисленные операции «по зачистке», которые проводились далеко за пределами Англии. Существовало несколько секретных отрядов, которые уничтожали не последствия, а сами причины. Именно в таком секретном спецотряде Кимбли и прослужил по контракту почти восемь лет.
Он выполнял приказы верховного начальства без каких-либо возражений. Производил направленные взрывы, хладнокровно нажимал на спусковой крючок. Он буквально наслаждался и упивался своей безупречной работой. Убивал людей без каких-либо терзаний и угрызений совести, считая, что каждый должен отдаваться своей работе до конца. Кимбли никогда не отводил взгляд в сторону. Он всегда смотрел в лицо тому, у кого собирался забрать жизнь.

По данным отдела борьбы с наркотрафиком в Англию из Колумбии должна была поступить самая крупная за последние пять лет партия наркотиков. Второму спецотряду или, как его ещё называли, багровому отряду было поручено «решить или устранить проблему».

За Кимбли уже давно закрепилась слава грёбаного шизофреника и чокнутого подрывника, но такого от него не ожидали… Казалось, что всё в доступном человеческому глазу радиусе превратилось в кровавое месиво. Выжили считанные единицы, и то по чистой случайности. Из второго отряда в живых остался только Кимбли. Были жертвы и среди мирного населения – пятнадцать человек погибли на месте, ещё столько же – в больнице. В общей сложности в больницу - с травмами и ожогами разной степени тяжести - доставили больше тридцати человек. Девять человек так и остались без вести пропавшими – от них не осталось ничего, кроме кровавого фарша. Из тех, кто был хоть как-то связан с наркотиками, не выжил никто.
Международного скандала удалось избежать. Ведь, вполне естественно, что четыре секретных отряда никогда не существовали. Кимбли, например, официально числился при следственном отделе таможенной службы, и выполнял там бумажную работу. Взрыв представили, как несчастный случай – несоблюдение правил пожарной безопасности. А многочисленные жертвы среди мирного населения – результатом столкновения двух соперничающих между собой криминальных группировок.
Кимбли предоставил рапорт, по которому выходило, что в какой-то момент ситуация вышла из-под контроля. Наркотики и оружие хранились в ангарах частного аэродрома под видом гуманитарной помощи. Но противник оказался предупреждён, и когда они проникли в ангары, то почти сразу попали под обстрел. В ходе перестрелки обе стороны понесли большие потери. Ангары почти под завязку были набиты взрывчаткой. И вполне понятно, что после того, как шальная пуля попала в бак с горючим, всё взлетело на воздух. Рапорт был составлен безупречно, и не осталось никого, кто мог бы его опровергнуть. И у верховного начальства на Кимбли не было ничего, кроме ничем не подкреплённых подозрений в намеренном совершении взрыва огромной разрушительной мощи. Единственное, в чём они были уверены – это его маниакальная тяга к разрушениям и убийствам.

Вскоре официально объявили о начале крупномасштабной реформы правоохранительных органов. Ядром преобразований и должно было стать создание аналога американского ФБР – АОООП. Оставшиеся спецотряды были расформированы. И в связи «с тяжёлой моральной и физической нагрузкой в следственном отделе таможенной службы» Кимбли был отправлен в бессрочный оплачиваемый отпуск с обязательным наблюдением у психолога.

И вновь жизнь стала серой и однообразной. Больше не было адреналина и стекленеющих, отдающих ему свою жизнь людских глаз. Кимбли помнил их все. Он постоянно говорил: «Всегда смотри в глаза тому, кого убиваешь. Забирай жизнь без жалости. Сохраняй её в себе. И не забывай. Никогда не забывай. Они-то уж тебя точно никогда не забудут».

Три года назад Кимбли вернулся в Лондон. И однажды, сидя в кафе, он увидел его. Светловолосый, жизнерадостный, улыбчивый – душа компании… Тёплые, широко распахнутые глаза. Нет, это был не Санни – этот мальчишка лишь отдалённо напоминал его. Но именно он и стал первой жертвой.

*****

Кимбли склонился над Альфонсом. Юный, красивый… Безмятежное спящее лицо. Такие же чистые, ещё немного детские черты. Светлая, почти прозрачная кожа – можно разглядеть даже бьющуюся жилку на шее. Он также улыбался и слегка прикусывал нижнюю губу, когда разговаривал. И на щеках проступали такие же, едва заметные, ямочки. Но за этой вежливой, спокойной и наивной внешностью скрывался твёрдый характер. А за восторженным блеском в глазах – изучающий интерес.
Правда, глаза у Санни были другие. Окружающие говорили, что у Санни глаза цвета солнца, а Кимбли всегда называл их жёлтыми, кошачьими…
Кимбли усмехнулся, глядя на новую жертву. Ведь изначально он «присмотрел» его брата. Тот же голос, цвет глаз и волос… Правда, черты лица у него более резкие, говорящие о прямолинейном и вспыльчивом характере. Но во всём остальном Эдвард Элрик был полной копией Санни.
И вот два дня назад появился этот мальчишка, его брат…
Кимбли на секунду задумался, глядя куда-то сквозь стену. Усмешка вновь скривила тонкие губы, а в глазах загорелся явный интерес.

@темы: =Джен=, =Другие персонажи=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Drama=, =AU=, =Другой жанр=, =NC-17=

---

Уничтожить, чтобы сохранить. Часть 3. (джен, яой)

[_belko]

Название: Уничтожить, чтобы сохранить
Фэндом: FMA
Автор: _belko
Бета:  _bitch
Гамма:  Ugarnaya_uno
Статус: закончен (в процессе бетинга)
Направленность: джен, яой
Жанр: детектив, драма
Рейтинг: NC-17 (общий)
Пейринг: Рой/Эд
Персонажи: Альфонс, Хьюз, Кимбли, Хавок, Армстронг, Фарман, Брэдли и др.
Предупреждения: полное AU; как следствие, возможен ООС; смерть второстепенного персонажа
Саммари: Лондон, наше время. Кинг Брэдли – владелец одного из самых авторитетных и солидных изданий Англии, «The Total». Рой Мустанг уже давно занимает пост главного редактора этого журнала, а Эдвард Элрик работает в нем же фотографом на полставки, совмещая работу с учебой.
В то же время Лондон сотрясает серия преступлений – неизвестный с особой жестокостью убивает молодых людей, выбирая в качестве жертв юношей определенного типа внешности…
Дисклеймер: на персонажей не претендую... только, если в своих самых сокровенных фантазиях =)
Размещение: только с согласия автора
Часть 1
Часть 2

Часть 3

Собрание или, как его окрестили между собой сами сотрудники, показательное выступление началось ровно в 9:30. Брэдли пожелал, чтобы присутствовали все сотрудники, а не только редакторы рубрик. Мустанга так и подмывало спросить: не стоит ли ещё позвать охранников, электриков и уборщиц?
Обычно Рой проводил собрание утром по вторникам у себя в кабинете. Присутствовали, как правило, только Хоукай, его заместитель, и редакторы рубрик. Хотя, он приглашал на еженедельные собрания ещё и новых сотрудников, чтобы сразу дать понять, что он хочет получать в конечном итоге.
После краткого «разбора полётов» предыдущего выпуска Мустанг выслушивал все вопросы и предложения. А затем уже ему сдавали материал на утверждение. Если главного редактора что-то не устраивало, то он давал время до среды – исправить или доработать ту или иную статью. В четверг материал отправлялся в печать. И в пятницу свежий номер появлялся в продаже.
Разговоры о светлом будущем журнала Рой считал пустой тратой времени. Если человеку нравится его работа и зарплата, то он будет на требуемом уровне выполнять свои обязанности. А если нет, то грозить пальцем и говорить «ай-ай-ай» он никому не собирается. Одно-два предупреждения, время на исправление ошибок. И если никаких сподвижек нет, то – расчёт и освободившаяся вакансия в журнале.
Возможно, благодаря этому, через пару лет после своего вступления в должность главного редактора «The Total» - одного из самых старых и уважаемых изданий Англии - он собрал вокруг себя сильный, нацеленный на результат коллектив.

Современные СМИ занимают важное место в жизни общества. Они предоставляют самую разнообразную информацию, а также возможности для самообразования и досуга. Информирование, развлечение, убеждение и влияние на общественное мнение – вот основные функции масс-медиа. Мустанг это давно для себя уяснил. Как и своеобразный принцип равноценного обмена: ты даёшь народу зрелище, а он тебе – хлеб. И чем интереснее зрелище, тем вкуснее твой хлеб.
Глянцевые, иллюстрированные журналы уже давно заняли свою нишу в печатных средствах массовой информации. Изначально, с момента своего возникновения, они были призваны заполнить пробел между газетами и серьёзными интеллектуальными книгами. На страницах журналов информация развлекательного характера (модные новинки, рецензии, реклама товаров и услуг) чередуется с материалами по истории, искусству и культурному наследию. А форма изложения и содержание доступны массовому читателю.
Дизайн издания также играет немаловажную роль. В отличие от книг и газет, в которых преобладает текст, а картинки и фотографии являются только иллюстрацией к нему, в журнале визуальный и вербальный компоненты занимают равное место. Они сосуществуют как равные части единого целого.

Сам термин «журнал» произошёл от французского слова journal – дневник, газета, которое фигурировало в названии первых журналов на французском языке, когда те ещё не до конца отделились от газет. Именно во Франции в 1665 году был издан первый самостоятельный журнал под названием «Journal des savants».
Вскоре журналы, содержащие обзоры литературных новинок, книг по философии, достижениям естественных наук, а также – что было совсем новым и необычным – светскую хронику, стали издаваться по всей Европе. В первой четверти 18-го века в Англии вышли «Tattler», «Spectator» и «The Total». Затем, в начале 19-го века, этот тип СМИ появился и в США.
Индустрия глянцевых журналов стремительно развивалась и набирала популярность. Это было связано и с их общедоступностью, и с новыми веяниями в развитии культуры общества. Немаловажную роль в этом сыграл и технический прогресс: появились новые технологии печати, уменьшилось время доставки номеров. Всё это превратило модный «глянец» в наиболее популярный, доступный и массовый тип СМИ.
«Золотым веком» для этой индустрии была первая половина 20-го столетия, когда были основаны несколько медиа-гигантов: «Times» и «New Yorker». Тогда же стали появляться первые мужские и женские журналы. Неуклонно росли тиражи, повышалось количество и качество иллюстраций. Журналы вытесняли радио и становились всё более привлекательными как для читателей, так и для рекламодателей.
Однако, стремительное развитие общедоступного телевидения, его большие визуальные возможности воздействия на аудиторию оказали негативное воздействие на рынок «глянца». Журналы стали проигрывать телевидению в борьбе за рекламодателей и потребителей. Тогда многие издания не выдерживали гонки и закрывались. Преодоление кризисной ситуации потребовало от владельцев журналов изменения издательской политики. Лишь немногим удалось не растерять, а даже укрепить завоёванные позиции. В числе этих немногих был и «The Total».

«The Total» - еженедельный журнал универсального, общего содержания, так называемый life-style magazine. На сегодняшний день этот тип издания активно развивается и пользуется большим читательским спросом. Ведь по сравнению с ежемесячником он оперативнее откликается на актуальные события и вместе с тем имеет возможность более глубоко и обстоятельно их анализировать.
Высочайшее качество текстов, блестящая журналистика, эксклюзивные интервью, прекрасные фотографии обеспечили журналу мировую известность и уважение. «The Total» освещает все области жизни, которые того стоят.
Журнал не учит, не диктует и не навязывает. Он предлагает свой взгляд на жизнь и стиль. Здесь регулярно публикуются интервью с теми, чьи имена вызывают восторг и уважение у миллионов людей по всему миру. Журнал для женщин и мужчин 21-го века, умных и разборчивых. Для тех, кто обладает хорошим вкусом и чувством стиля, разбирается в моде и не теряет своей индивидуальности.
«The Total» - это актуальные тенденции современности и вневременные «иконы стиля». Путеводитель в мире бизнеса, культуры и современного общества. Философия журнала – наслаждение жизнью в самом эпицентре событий.
Журнал состоит из нескольких основных рубрик: бизнес, общественно-политические сферы жизни, развлечения и досуг, туризм и спорт. Для расширения читательской аудитории журнал привлекает новых, молодых сотрудников. Те освещают популярные среди молодёжи темы, как, например, спорт. Помимо привычных футбола, тенниса, гольфа и конного спорта уделяется немалое внимание и экстремальным дисциплинам - горные лыжи, сноуборд, маунтинбайк, сёрфинг.

Первая часть собрания заняла часа полтора. Не обошлось и без разговоров о светлом будущем и, не менее светлом, прошлом журнала. Видимо, Брэдли решил напомнить тем, кто забыл, и просветить тех, кто не знал: работать в таком журнале как «The Total» - это честь, уважение со стороны коллег и престиж в глазах общества.
Мустанг своё положение в обществе знал и без подобных пафосных речей. И обязанности свои он тоже знал и выполнял. Уж не за холёную внешность и безграничное обаяние он получал свою – весьма и весьма немаленькую - зарплату! Но во время речи Брэдли Рой не проронил ни слова, а на его лице не проскользнуло даже тени усмешки. Впрочем, как и у остальных присутствующих в зале.
Низкий, хрипловатый голос Кинга Брэдли звучал ровно и спокойно. А его единственный, как всегда прищуренный, глаз словно сканировал всех сразу и одновременно каждого по отдельности. И когда в завершение своей вступительной речи он высказал пожелание, чтобы юбилейный выпуск занял первое место в рейтингах продаж среди журналов, все поняли, что это значит. При любом другом исходе – полетят головы – многим придётся искать новую работу.
После того, как владелец «The Total» лично ознакомился с большей частью материала для нового выпуска, он поблагодарил всех за труды и предложил перейти ко второй части собрания. На этот раз оставались только Мустанг, Хоукай и редакторы рубрик.

Эдвард поспешно пробирался к выходу из конференц-зала. Он надеялся успеть в университет хотя бы ко второй паре лекций. Тут ему на плечо легла маленькая женская ручка.
- Эдвард, доброе утро.
- Доброе, Ческа. Ты извини, но я очень спешу…
Он до сих пор так и не запомнил, чем именно занимается Ческа в редакции. Кажется, она работает на полставки и иногда пишет небольшие заметки для разных рубрик. Но в основном - заведует архивами, сортировкой документов и корреспонденции. А ещё у неё феноменальная память. В этом Эдвард убедился, когда ему срочно нужна была какая-то книга для учёбы. И, как назло, он не мог её нигде найти. Когда Ческа об этом узнала, то почти дословно «воспроизвела» её. Потом смущённо заулыбалась и сказала, что запоминает всё, что когда-либо прочитала.
- Понимаешь… Мустанг сказал, чтобы ты задержался.
- Где? Здесь?!
- Нет, что ты! Я сейчас провожу тебя в его кабинет.
Ческа схватила его за рукав и потащила за собой. Уже в дверях Эд бросил злобный взгляд на главного редактора: «Вот ведь гад какой! Ну, чего тебе ещё надо?»
- Вот, он мне даже ключи дал, - тараторила Ческа. – Я сейчас тебя отведу, а потом…
- И зачем я понадобился господину главному редактору?
- Ой, Эдвард, а я как-то и не спросила... Наверно, с работой связано. Если честно, я рядом с ним всегда краснею и начинаю запинаться … В общем, чувствую себя полной дурой.

Мустанг вошёл в свой кабинет. Закрыл дверь. Наконец-то тихо и спокойно. Единственное, что нарушало тишину – это чьё-то недовольное сопение. Он посмотрел на светлую макушку, торчащую из-за высокой спинки стула, и губы расплылись в довольной ухмылке. Вот оно, то самое, загорелое тело… Шероховатая, коричнево-красная, поверхность дубового стола… Неспешные ласки…
Ну, что же, пора приступить к воспитательной части.
Эдвард вздрогнул и обернулся, когда услышал щелчок ключа в замке. Мустанг не спеша направился к столу, по пути расстёгивая ремень на брюках.
- Вы что делаете?!
Рою стоило больших трудов сохранить серьёзное выражение лица и не рассмеяться. На секунду он подумал, что сейчас впервые в жизни увидит, как у человека глаза выпрыгивают из орбит.
- Я? Ничего особенного.
Звякнула пряжка и Элрик подскочил как ошпаренный.
- Вы что себе позволяете?! Да я…
- А ну сидеть! – «рявкнул» Мустанг.
– Значит так, Элрик. Я могу закрыть глаза на многое. В том числе и на отсутствие опыта, как в твоём случае. Но единственное, на что я никогда не закрою глаза – это отсутствие ответственности. У тебя, конечно, есть и талант, и потенциал. Возможно, со временем из тебя даже какой-то толк выйдет…
Рой достал из верхнего ящика стола стопку чистых листов бумаги и швырнул их перед Элриком.
- Фото-отчёт с Мальдив у тебя хороший. Молодец. Но мне от тебя нужна ещё и статья. Понятно? Так что, пиши. До шести у тебя ещё уйма времени.
- Я в писатели не нанимался, - пробурчал Эдвард.
- Ты меня не понял, Элрик? Ты отсюда не выйдешь, пока не напишешь статью. Не уложишься до обеда – выпорю, а если и к концу рабочего дня не успеешь – выпорю и уволю.
- Я не смогу ничего написать, если вы будете сидеть напротив.
Мустанг лишь пожал плечами. Мол, очень жаль. И с головой погрузился в работу, не обращая внимания на Элрика и бегущее у того по лбу короткой строкой: «Ненавижу».

*****

Мустанга не покидало стойкое ощущение дежа-вю. Он сидел за своим рабочим столом, подперев ладонью подбородок. И вновь гипнотизировал правый нижний угол монитора. Спокойное и сосредоточенное лицо, задумчивый взгляд. А в голове крутилась одна-единственная, но очень приятная, мысль: «Почти шесть».
Всё, как и неделю назад. В планах на вечер пятницы опять значился тот же ресторан. И вновь у него в запасе три часа. А надо ещё заехать домой: принять душ, побриться, переодеться… Только вот цветы на этот раз покупать не нужно. И не зазвонит телефон, а женский голосок не защебечет в трубку нелепые оправдания о внезапно заболевшей маме. И Брэдли он сегодня больше не увидит. Хотя, нет. Увидит… Но после того как владелец «The Total» закончит свою поздравительную речь, Рой забудет о его существовании аж до понедельника.
Пятница… Наверно, её ещё никогда так не ждали сотрудники журнала «The Total». Ведь это означало не только конец очередной рабочей недели. Это ещё и конец сумасшедшего двухнедельного марафона под названием «У нас юбилей». И финиш ознаменовался вечеринкой в ресторане «The Ivy».

Приятная музыка, расслабляющая атмосфера, загадочный полумрак. Официальная часть вечеринки закончилась и все, что называется, расползлись по интересам. Отовсюду звучал смех и оживлённые разговоры: кто-то флиртовал, кто-то нашёптывал самые свежие сплетни, а сильные мира сего поздравляли друг друга с тем, что они являются повелителями этого самого мира. Мустанг же отчаянно скучал. Временами ему казалось, что каждый день он смотрит один и тот же дурной фильм со второсортной игрой актёров.

Да, он молод, красив и успешен. Возможно, даже слишком успешен. Женщины его любят, подчинённые уважают, карьера стремительно развивается. Многие мечтают, хотя бы на день стать Роем Мустангом.
У людей этот черноволосый красавец вызывал самые противоречивые эмоции: восхищение, уважение, страх или даже ненависть. Но все признавали его силу, обаяние и невероятный талант к убеждению и подчинению. Казалось, что он видит людей насквозь. Рой всегда знал, за какие ниточки необходимо подёргать, чтобы человек сделал то, что ему нужно.
И сейчас с трудом верилось, что когда-то он был угловатым и закомплексованным подростком. Не было этих его ухмылок-усмешек, привычки удивлённо и немного надменно вздёргивать одну бровь. Не было этого шарма, идеально ровной осанки и военной выправки, за которые Роя за глаза называли полковником.
Да, он создал себя с нуля. И сейчас пожинал заслуженные плоды долгого и упорного труда. Но всё чаще Мустанг ловил себя на мысли, что пресыщен жизнью.

Рой обвёл всех присутствующих скучающим взглядом. Из года в год одно и то же. Он тихо вздохнул, подавляя невольный зевок. Ничего и никого интересного. Даже Хавок куда-то пропал: либо курит, либо с кем-то уже уединился. Ну, да: а что здесь ещё делать?
В «The Ivy» Мустанг знал только одно место, где можно уединиться. В соседнем зале в стене была небольшая раздвижная дверь, спрятанная за ширмой. Там был застеклённый балкон с роскошным видом на ночной Лондон. Скорее всего, Хавока там нет, потому что об этом приватном месте знают лишь немногие из постоянных посетителей ресторана.
Рой открыл дверь. Хавока там действительно не было. На низком мягком диване, вытянув ноги, удобно устроился Элрик. Верхние пуговицы рубашки были расстёгнуты и виднелись уже зарубцевавшиеся шрамы на ключице. Странно, но шрамы его совсем не портили. Наоборот, придавали сексуальности…
Из кармана джинсов торчал галстук. Рой невольно улыбнулся, представив как Элрик, ворча и бубня, стаскивает с шеи этот ненавистный предмет одежды. А затем остервенело запихивает галстук в карман.
- Элрик! Ну, что за манеры? С ногами… в ботинках… и на диван.
Эд напрягся, но ноги убрал. Молча убрал. Рой про себя облегчённо вздохнул. Вот именно сейчас ему не хотелось никаких шумных пререканий, язвительных шуток и кривых ухмылок. Поэтому он просто сел на освободившееся место рядом с Эдвардом.
- Чувствуешь себя не в своей тарелке? – без какой-либо иронии в голосе поинтересовался Рой.
Эд недоверчиво покосился на своё начальство, ища очередной подвох. И не найдя, ответил:
- Слишком много мишуры.
- Привыкнешь. Сначала будет некомфортно в окружении таких людей. Потом, когда начнёшь их изучать, появится своеобразный интерес. Через некоторое время втянешься, и даже понравится. А потом придёт смертельная скука.
- А по вам так сразу и не скажешь… Я всегда думал, что вам нравится ваша жизнь.
- Нравится. Просто в какой-то момент понимаешь, что скоро не к чему будет стремиться.
- И наступает тоска и пресыщенность? Может, у вас начался кризис переходного возраста?
- Элрик, не переходного, а среднего.
- Так, значит, начался?
Мустанг усмехнулся и поднял глаза. Он впервые видел Элрика таким. Спокойный, расслабленный, открытый и непосредственный. От него веяло природным обаянием, которому невозможно было противиться. Да, честно говоря, и не хотелось. Причём, сам Эдвард об этом своём качестве, похоже, даже и не подозревал.
- А когда можно будет уже уходить?
- Ты куда-то спешишь? Девушка ждёт?
- Не, - отмахнулся Эд. – Я обещал Алу вернуться не слишком поздно. У него сейчас каникулы и он приехал погостить.
- Ал - это брат? Младший?
- Угу.
- Я так думаю, Ал понимает, что его старший брат уже не маленький и у него может быть личная жизнь.
- Это вы что имеете в виду?
- Пока ничего… Расслабься и, как говорится, получай удовольствие.
- Опять вы… Издеваетесь, да?
Лицо у Эда было живым и подвижным. На нём постоянно отображались все его эмоции. Вот и сейчас на его губах играла лёгкая, едва заметная улыбка. Не «оскал» от уха до уха или та кривоватая ухмылка, когда он что-то накосячил, но ни в какую не желает в этом признаваться. Нет, совсем другая. Тёплая и притягательная. Рой с удивлением поймал себя на том, что уже несколько минут не отрывает взгляда от его губ. Жадно ловит каждое их движение и представляет, какие они на вкус.
А ещё у Элрика оказался очень приятный голос. Бархатистый и обволакивающий. Мустанг это понял только сейчас, потому что до этого вечера ему доводилось слышать от Эда только вопли, ворчание или злобное шипение.

Эдвард рассказывал о брате. В его интонациях появились тёплые, словно растопленный мёд, нотки. Улыбаясь, он откинулся на мягкую спинку дивана. В ладонях он крепко сжимал почти не тронутый бокал с вином. Красивый, тюльпанообразный, с немного зауженной верхней частью.
- Элрик, ну кто так держит бокал? Не стискивай его, а обнимай. Нежно и мягко. Представь, что держишь нечто очень желанное и… запретное…
- А с какой целью вы мне всё это говорите?
- Потом узнаешь. И перестань пререкаться с начальством!
Мустанг взял руку Эдварда в свою.
- Ну же, Элрик, расслабься. Чтобы ощутить всю полноту вкуса вина, нужно отдать ему частичку себя. Ведь это божественный напиток. Возьми бокал и сомкни пальцы на его ножке. Вот так…
Эд ошарашено смотрел на то, как пальцы Роя накрыли его собственные.
- Повращай вино в бокале – «оживи» его… Ароматические вещества распределятся по внутренним стенкам, и тогда ты сможешь почувствовать всю гамму аромата. А теперь нужно сделать маленький, «воробьиный» глоток, чтобы вино прошлось по всей поверхности языка. Ведь разные участки языка отвечают за разные вкусы. На самом кончике – сладкий, по бокам – кислый, чуть ближе к центру – солёный, а дальше – горький. А потом выдохни - обязательно через нос. Только так ты почувствуешь послевкусие. Именно послевкусие скажет о вине всё.
Мустанг убрал руку. У Эдварда пересохло в горле. Он понял, что всё это время, не отрываясь, будто завороженный смотрел на пальцы своего начальства. Длинные, красивые и… чуткие и умелые? Эд испугался сам себя. Какое ему дело до того, что умеют делать пальцы этой высокомерной рожи с лошадиной фамилией?
Эд нервно сглотнул и оторвал взгляд от бокала: «Хотя… Сейчас она у него не такая уж и высокомерная. И совсем не лошадиная…» По лицу Мустанга невозможно понять, о чём он на самом деле думает. Спокойный, уверенный, с вечной улыбкой в самых уголках губ. Он всегда такой.
Только глаза сейчас другие. Эдварда никогда особо не интересовал цвет глаз главного редактора. Но он всегда считал, что глаза у того – чёрные. А оказалось, что тёмно-синие. И взгляд какой-то странный: дурной-дурной, с нехорошим блеском. Эд насторожился.
- Вот мы сейчас пьём Шато Латур. Очень глубокое и чувственное вино. Оно словно пускает в тебе корни, но при этом легко воспринимается…Тёмно-пурпурный, завораживающий цвет. Долгое ласкающее послевкусие… Ты ведь чувствуешь, как приятное тепло обволакивает всё твоё тело? А на губах остаётся лёгкая, приятно обжигающая сладость.
- Ну, что-то такое есть.
Рой откинулся на спинку дивана рядом с Эдвардом. Его голос обволакивал и погружал во что-то… Запретное? Во взгляде, в расслабленной, немного ленивой, улыбке читалось удовлетворение и интерес.
«Наверно, именно так и звучит его голос, когда он раскручивает кого-нибудь на секс. И, вряд ли, он часто получает отказ…Та-а-ак! Стоп!» Эдвард почувствовал, как кровь отхлынула от лица, а волоски на руках встали дыбом. Он ошарашено посмотрел на Роя.
- Вы меня, что… соблазняете?
- М-м-м… Честно говоря, ещё не решил. А тебе хотелось бы?
Элрик подумал, что это очередная дурацкая шутка. Но тут почувствовал те самые – чуткие и умелые – пальцы на своём затылке. И тёплые, с будоражащим привкусом вина, губы на своих губах. Это было странно, непонятно и даже дико. Но так приятно.
Медленные, уверенные движения. Рой хотел сполна насладиться вкусом, запахом и теплом гладкой загорелой кожи. Он не впивался в его губы, не тискал и не сжимал его тело. Нет, он не хотел спешить. Рой изучал, смаковал. Одной рукой держал Эда за затылок, а другой гладил его шею, скулы. Он слегка прихватил губами нижнюю губу Эда. Влажная и горячая.
Элрик, обычно шумный и крикливый, сейчас притих, обескураженный и податливый. Он почти в его власти. Рой почувствовал, как мышцы на шее Эдварда постепенно расслабляются. И робко, ещё не до конца понимая что делает, он ответил на поцелуй. «М-м-м… Неплохо… Весьма неплохо! Опыта ещё явно маловато, но это поправимо».

Мустанг и сам не верил в то, что он сейчас делает. Но именно это и срывало голову. Именно это и возбуждало сильнее всего. Непривычные, почти забытые ощущения: касаться мужского тела и получать от этого удовольствие. Нет, это было не впервые. Но давно, очень давно это было… Ох, чего он только не вытворял в бурные университетские годы…

Рой запустил руку в его волосы и сжал пальцы в кулак. Запрокинул голову Эда и провёл языком по кадыку. Неповторимый вкус молодости и солнца. На языке остаётся лёгкая горчинка. И это бесподобно. Кровь ударяет в виски и хочется ещё и ещё.
Рой потянул бёдра Эда на себя, опрокидывая того на спину. Скользнул рукой под рубашку. Плоский живот, упругие мышцы… Чёрт, а его тело на ощупь оказалось ещё приятней, чем Мустанг себе представлял. Сильное, хорошо развитое, без какой-либо юношеской угловатости. Провёл рукой по груди. Соски моментально напряглись под его пальцами. Мустанг довольно отметил, как сразу участилось дыхание Эда. Ещё чуть-чуть и тот начнёт стонать, ёрзать и извиваться, желая большего…

Ох, как хочется его трахнуть… Или хотя бы выдать в рот. Упереться головкой в гладкое нёбо и почувствовать, как горячий шероховатый язык проводит вверх, а затем вниз, по всей длине. Почувствовать, как губы плотно сомкнулись на его члене и плавно скользят вниз - вверх, вслед за языком. Откинуться назад, сжать волосы на макушке Элрика и насаживать на свой член. Облизывать и закусывать пересохшие губы, жадно ловить воздух и еле сдерживать хриплые стоны. И кончить… Кончить прямо в рот этому паршивцу…
Но нельзя. Ещё рано. Этим он только отпугнёт Элрика. Свою новую добычу. Вздорную, вспыльчивую, непокорную, но от этого ещё более желанную.

Рой приподнял бёдра Эда, ставя между ними своё колено. Наклонился, снова припадая губами к загорелой коже. Провёл языком по грубым шрамам на правой ключице. И снова одурел от его запаха и вкуса. Вкусный, терпкий… Элрик выгнулся ему навстречу. Его тело потряхивало от желания и нетерпения.
«Ага, да тебе нравится… Хорошо…» Рой расстегнул молнию на его джинсах.
Разомлевшее, податливое тело. Удивлённо распахнутые глаза. Затуманенный взгляд. Долгожданный порывистый вдох и… Неожиданный удар поддых. Теперь уже у Роя перехватило дыхание и потемнело в глазах. Вот ведь паршивец! Хорошо приложил!
- Ты…вы…Совсем охренел, что ли?! – заорал Эдвард.
- Элрик, ты всегда так реагируешь, когда возбуждаешься? – еле выговорил Мустанг.
- Я не…
- Да конечно… - криво ухмыльнулся Рой. На большее не хватило ни сил.
Мустанг ещё не восстановил дыхание, но следующий, нацеленный в рёбра удар успел перехватить.
- Элрик, перестань истерить! Ведёшь себя как школьница, возмущённая посягательством на свою невинность. Осталось только выплеснуть мне в лицо вино и выкрикнуть: «Как ты посмел? Я не такая!»
- Да пошёл ты! – прошипел Эд, вскакивая с дивана.
Растрёпанный, помятый, на подкашивающихся ногах он зашагал к двери.

Больше всего Эда бесило, что такого наслаждения он ещё никогда не испытывал. Все эти ласки, прикосновения, поцелуи… Они возбуждали, перекрывали доступ воздуха в лёгкие, хотелось стонать в голос. И кто – кто! – довёл его до такого? Мустанг! Он должен ему в кошмарах сниться, а не в штаны лезть!
Неужели, Ал был прав? Что именно поэтому он до сих пор так и не завёл постоянную подружку. Но у него же был опыт с девушкой… И во время секса он испытывал далеко не отвращение… Но и далеко не такое, как пять минут назад… Ну, за что ему всё это?! Ведь он никогда не заглядывался на задницы мужиков!
Взвыть в голос Эдварду не позволила только гордость.

*****

Телефон звонил долго и настойчиво. Рой подмял под себя одеяло и перевернулся на другой бок. Телефон никак не унимался и по-прежнему надрывался прямо у него под ухом, на низком прикроватном столике.
По окну тяжело и часто стучали капли дождя, стекая струйками на подоконник. Мустанг находился в том состоянии, когда сон ещё не разомкнул свои тёплые объятия, но реальность уже просачивается в сознание запахами и звуками окружающего мира. Телефон замолчал, но лишь затем, чтобы через пару секунд разразиться новой, ещё более требовательной, трелью.
- Да кто же у нас такой настойчивый? – бормотал Рой, шаря рукой по столику. – Да?
- Это Эдвард. Извините, если разбу…
- Который час?
- Девять утра. Я…
- Ты совсем сдурел?! Звонить в субботу и в такую ра… - зарычал было в трубку Мустанг. Но тут же осёкся, услышав на том конце какой-то странный звук.
- Элрик, ты что? Плачешь?! – Рой всегда терялся при виде слёз, особенно женских и из-за него. А тут… - Если ты из-за вчерашнего, то…
- Нет. – Неприятное нервное молчание. – Ал пропал.
- Не понял. В каком смысле пропал?
- Да в таком же, как и все люди пропадают! Его нигде нет, вы понимаете? Я его уже везде искал: на лестнице, на улице, в ближайшие магазины и к соседям заходил… Даже, как идиот последний, в шкаф заглядывал! Его нигде нет!
- Может, ты его чем-нибудь обидел, и он домой уехал?
- Да нет же! Вещи его на месте. И он здесь никого не знает, ему некуда пойти. На кухне стоит недопитая чашка чая и по всему столу его учебники разложены… Я уже обзвонил все больницы… Даже морги…
- В полицию звонил?
- Да. Сказали, если к вечеру не вернётся, то примут заявление, а пока… Но вы же помните про того маньяка? Мы про него недавно статью писали. Ведь, Ал – его типаж…
- Так, Элрик, успокойся. Сиди дома и ничего не трогай, пока я не приеду. Диктуй адрес.

@темы: =Джен=, =Другие персонажи=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Drama=, =AU=, =Другой жанр=, =NC-17=

---

Уничтожить, чтобы сохранить. Часть 2. (джен, яой)

[_belko]

Название: Уничтожить, чтобы сохранить
Фэндом: FMA
Автор: _belko
Бета:  _bitch
Гамма:  Ugarnaya_uno
Статус: закончен (в процессе бетинга)
Направленность: джен, яой
Жанр: детектив, драма
Рейтинг: NC-17 (общий)
Пейринг: Рой/Эд
Персонажи: Альфонс, Хьюз, Кимбли, Хавок, Армстронг, Фарман, Брэдли и др.
Предупреждения: полное AU; как следствие, возможен ООС; смерть второстепенного персонажа
Саммари: Лондон, наше время. Кинг Брэдли – владелец одного из самых авторитетных и солидных изданий Англии, «The Total». Рой Мустанг уже давно занимает пост главного редактора этого журнала, а Эдвард Элрик работает в нем же фотографом на полставки, совмещая работу с учебой.
В то же время Лондон сотрясает серия преступлений – неизвестный с особой жестокостью убивает молодых людей, выбирая в качестве жертв юношей определенного типа внешности…
Дисклеймер: на персонажей не претендую... только, если в своих самых сокровенных фантазиях =)
Размещение: только с согласия автора
Часть 1

Часть 2

Эдвард только вчера прилетел с Мальдивских островов, куда его отправили делать репортаж о чемпионате мира по сёрфингу. После двух недель, проведённых в тёплом тропическом климате на берегах Индийского океана, Лондон показался ему мрачным колодцем.
Утром его разбудил звонок Хавока. Телефон звонил громко и долго. После перелёта и резкой смены климата жутко хотелось спать, но телефон не унимался. Эдвард нехотя приоткрыл один глаз. Ну, конечно же, он забыл его в джинсах, брошенных вчера на стул. Он сел в кровати и резко откинул одеяло. От холода, моментально пронзившего тёплое после сна тело, Эд чуть ни взвыл. Он пошарил ногой под кроватью в поисках домашних тапочек. Не нашёл. Пришлось босиком скакать по холодному полу до телефона.
- Да! – «рявкнул» он в трубку.
- Доброе утро, Эдвард! Спишь, никак?
- Выспишься тут… - пробурчал Элрик, переминаясь с ноги на ногу и мечтая о полах с подогревом.
- Да ладно тебе, - щелчок зажигалки, небольшая пауза. – Ворчать-то с утра пораньше. Что же с тобой к старости будет?
Эдвард ясно представил улыбающееся лицо Хавока в клубах сигаретного дыма. И ему почему-то захотелось улыбнуться в ответ.
- У нас сегодня собрание и тебе на нём лучше присутствовать.
- Зачем? Я же не в постоянном штате…
- А ты думаешь, тебя на Мальдивы за красивые глаза отправили? Это, так сказать, экзамен. Справишься – появятся перспективы, а если нет… Ну, сам понимаешь. К тому же у нас юбилейный выпуск на горизонте маячит. Брэдли лично весь материал проверяет. Мустанг в бешенстве, хоть виду и не показывает…
- Чёрт! – Эдвард хлопнул себя по лбу.
- Ты чего? Только не говори, что до сих пор материал не предоставил.
Хавок прыснул со смеху:
- Натягивай штаны и пулей в редакцию!

Погода мерзкая, в метро полно народа. И все толкаются, пихаются локтями и, будто специально, ходят по ногам. И лица у всех серые, остервенелые. А какая-то бледная девица, выше его чуть ли ни на голову – акселератка проклятая – всю дорогу с завистью косилась на его явно не лондонский загар. И перед самым выходом она со всей силы зарядила сумкой ему под рёбра. На гневный вопль Эда она даже не извинилась, а лишь язвительно ответила, что не заметила его.
Эд с грустью вспомнил кристально-чистые воды океана, километры пляжей с белоснежным песком и высокое ярко-голубое небо… А в Лондоне сыро и холодно. И от солнца никакого толка – лишь глаза слепит.
Он поёжился и сильнее закутался в свой любимый чёрный шарф. Объёмный, с длинными пушистыми кисточками на концах. Пинако всегда посмеивалась над Эдом, когда он надевал этот шарф: «Да тебя всего можно завернуть в него! И даже место ещё останется». И хотя Эдвард всегда болезненно реагировал на шутки по поводу своего роста, но шарф этот всё равно увёз с собой в Лондон. Он любил в него закутываться так, чтобы видны оставались лишь глаза. Тем самым словно отгораживаясь от окружающего мира.

Элрик уже подходил к редакции. Настроение немного улучшилось. И он слегка покачивал головой, в такт играющей в наушниках музыке. И тут заметил своё ненавистное начальство. Он непроизвольно поморщился и засунул руки в карманы ещё глубже. По мере того, как улыбка Мустанга становилась всё шире, у Эда она и вовсе исчезла.
«Нет, ну надо же так! Ещё придти не успел, а уже наткнулся на эту высокомерную рожу… И чего он там встал? Иди уже дальше, иди! Нет меня тут. Ещё и улыбается, кажется? Гадость очередную сказать готовится, не иначе… Вот две недели его не видел и был абсолютно счастлив. Вообще бы его больше никогда не видеть! Ну, или хотя бы не слышать…»
- Здравствуй, Элрик! – ослепительно улыбнулся Рой, открывая дверь. – Как отдохнул?
- Я не отдыхать ездил, - начал закипать Эдвард.
- А тебя здороваться не учили, Стальной?
- Здравствуйте, - сдвинув брови, пробубнил он. – И перестаньте называть меня «Стальным»!
- Почему же?
Мустанг шёл впереди и Эд видел только его спину. Но он ясно представил, как тот насмешливо приподнял одну бровь. А лицо при этом - спокойное, преисполненное чувства собственного достоинства и превосходства. Но больше всего Эд ненавидел его снисходительный взгляд. В такие минуты он чувствовал себя маленькой и беспомощной… креветкой! Элрика передёрнуло от злости. Он набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой.
- А на кого у нас постоянно металлоискатель срабатывает? – поинтересовался Рой в унисон с пронзительным низкочастотным свистом.
Двое здоровенных охранников, стоявших на входе, чуть со смеху не попадали. Именно в их смену Эдвард впервые перешагнул порог редакции…
******
Это был его уже третий сезон на горных лыжах. «Многообещающий любитель бугров, который к концу сезона обязательно достигнет уровня зверского могулина», - примерно так про него говорили в экстремальной тусовке. Эд прекрасно чувствовал себя как на подготовленных трассах, так и на склонах, где ещё никто не оставлял своего следа. Он спускался среди деревьев, прыгал через трещины и карнизы. Эдвард всегда чувствовал склон и малейшее изменение рельефа. Временами казалось, что он родился в горах. И тело его само знает, как нужно пройти тот или иной участок. Руки и ноги постоянно находились в движении. Колени ходили вверх-вниз, словно поршни у двигателя. И всё это делалось уверенно, непринуждённо и красиво.
Он просто отталкивался от земли и летел вниз на предельной скорости. Прохладный горный воздух наполнял лёгкие. Адреналин впрыскивался в кровь, молниеносно растекаясь по венам и приятно обжигая их. Он чувствовал себя по-настоящему живым и свободным. А все проблемы, горести и трудности оставались где-то далеко позади. Если бы не это, то Эдвард бы просто не выдержал.

Слишком рано у него забрали детство. Отец ушёл от них много лет назад, а через год после этого умерла мама. Они с братом остались одни. Больше всего Эдвард боялся, что их разлучат, определив в разные приюты или приёмные семьи. Ведь больше никаких близких родственников у них не было. Поэтому он всю жизнь будет благодарен Пинако за то, что она стала их официальным опекуном. Вслух он ей этого, конечно, не скажет никогда. Да и не нужно. Она всё сама прекрасно понимает. Ведь, несмотря на свой весьма крутой нрав, язвительные шуточки и временами чрезмерную прямолинейность, у неё ни на секунду не появилось сомнений, когда встал вопрос об опеке.
И до сих пор Эдвард с улыбкой вспоминал, как они с Алом и Уинри толкались и пихались у замочной скважины, когда приехал социальный работник из комитета по опеке. Этот высокий, широкоплечий, внушительно вида мужчина весь сжался под грозным взглядом маленькой Пинако. А когда она громко стукнула своим кулачком по столу, то по нему уже было видно, что он готов на всё, лишь бы поскорее покинуть этот дом. Пинако обладала феноменальной способностью убеждать людей в своей правоте. А ещё Эд, потерев разбитую нижнюю губу, уже тогда понял, от кого Уинри унаследовала такой хороший удар «правой».

За два года у него не было ни одной серьёзной травмы. Так, синяки, ушибы и небольшие растяжения. Возможно, успех и адреналин вскружили голову. А, возможно, он просто не смог на этот раз оставить все проблемы позади.
Нужно было как-то платить за своё обучение. А ещё через год Ал закончит школу. И он просто обязан позволить ему получить самое лучшее образование и достойное будущее. А на всё это нужны деньги… У Пинако, конечно, есть своя авто-мастерская, но больших доходов она не приносит. На жизнь и всё самое необходимое вполне хватает, но… Эдвард прекрасно понимал, что образование их «неразлучной троицы» Пинако не вытянет. Да он ей и не позволит. Поэтому он поставил себе цель - победить на этих соревнованиях, чтобы попасть на спонсорство.
Трасса была помечена на карте чёрным цветом. Это означало, что даже далеко не каждый профи сможет её пройти. Трасса для «смертников»… Но разве это когда-нибудь его останавливало?
Эдвард довольно часто слышал, что перед серьёзными падениями в голове яркими вспышками проносится вся жизнь. Ничего подобного! На самом деле, даже подумать ни о чём не успеваешь.
Он просто ехал: поворот, прыжок, небольшой прямой участок, ещё прыжок и сложный, двойной контр-уклон между деревьями… И вот он уже кубарем летит по трассе, считая своим телом деревья и кочки. В голове промелькнула лишь одна, совершенно дурная, мысль: это трещат лыжи, деревья или его кости?
Он даже испугаться не успел. Было лишь немного дико слышать неприятный хруст после каждого удара. И боли он тогда не чувствовал. Она пришла потом, когда Эд, наконец, перестал кувыркаться.
Он лежал на снегу, а перед глазами всё ещё крутились заснеженные вершины гор и небо. А ещё ему показалось, что он забыл, как дышать. Элрик попытался сделать глубокий вдох. И только тогда боль пронзила всё его тело, резко и невыносимо. И он погрузился в темноту.

Тим Марко, один из лучших хирургов Лондона, лишь присвистнул, когда посмотрел историю болезни и снимки нового пациента. Сотрясение головного мозга средней тяжести, два сломанных ребра, многочисленные ушибы и вывихи были лишь «закуской», а вот «основное блюдо» беспокоило его намного больше.
- Спортсмен, говорите? – поинтересовался Марко, моя руки перед операцией.
- Да. Травмы получены на соревнованиях, - ответила молоденькая практикантка.
- Что же за соревнования такие? Кто быстрее всех переломает как можно больше костей?
Доктора Марко все немного побаивались. Молчаливый, угрюмый, грубоватый в общении, но первоклассный специалист. Для многих оставалось загадкой, почему хирург такого уровня работает в обычной муниципальной больнице. Ему постоянно поступали предложения о работе в частных клиниках, где он за один только месяц заработал бы больше, чем здесь за три. Но он, даже не задумываясь, отвергал эти предложения. Все лишь крутили пальцами у виска, называя его за глаза «сумасшедшим отшельником».
- Вроде бы, горные лыжи.
Марко повернулся к обладательнице тонкого, почти срывающегося голоска.
- Волнуешься?
- Немного…да… Страшно.
На самом деле девушка не знала, чего она боится больше: первой, поэтому весьма сложной для неё, операции или самого доктора Марко. В горле пересохло, ноги подгибались, а руки предательски дрожали.
- Не стоит. Трясущимися руками ты вряд ли поможешь пациенту.
- Простите.
- Это ты скажешь тому мальчишке, если он из-за твоего волнения очнётся после наркоза без руки и ноги?
- Н-нет.
Глубокий вдох. Выдох. Она сейчас не имеет права на эмоции.
- Операция пройдёт без осложнений.
- Правильно. Одних знаний для хирурга мало. Нужна ещё уверенность в своих действиях.
И, немного помолчав, он добавил:
- Ты справишься. И не таких на ноги ставили. А на самом деле, остеосинтез титановой пластиной – довольно простая операция.

Первые дни в больнице Эдвард почти не помнил. Между операциями его пичкали обезболивающими. А после операций он спал чуть ли ни сутками, отходя от наркоза.
У него была сломана малая берцовая кость и разорваны связки между большой и малой берцовыми костями. Наложили гипс, через неделю сделали снимок – кости разошлись. Пришлось оперировать – стягивать кости титановым болтом. Ещё через десять дней сняли швы и наложили гипс.
Правая рука оказалась сломана в двух местах: запястье (кажется, врачи сказали, что это ладьевидная кость) и осколочный перелом ключицы со смещением. Пришлось вставлять восьмисантиметровую титановую пластину и восемь болтов.
На повторных рентгеновских снимках запястья было обнаружено смещение отломков, и ему сказали, что придётся производить оперативное лечение: остеосинтез винтом и спицами. Когда Эдвард об этом узнал, то чуть было не рассмеялся.
- Может, мне сразу весь скелет заменить на металлический? Или чего они мне там вставляют? Титан, да?
Альфонс хотел сказать, что после сотрясения мозга у его старшего брата с головой стало совсем плохо, но Уинри его опередила.
- Эдвард Элрик! Чтоб тебя… Ну, как так можно?! Сначала делать, а потом уже думать?
Она чуть было не сорвалась на крик, но вовремя спохватилась - больница всё-таки. Поэтому склонилась над ним и громко зашипела в самое ухо:
- Точнее, ты сначала всех ставишь на уши, потом кидаешь свой тощий зад в самую гущу событий и треплешь нервы себе и окружающим! Заорать – вмазать, не переставая орать – подумать – и ещё раз заорать, даже, если не прав. Вот твоя логическая цепочка!
Эд с надеждой на поддержку посмотрел на брата. Но тот лишь улыбнулся и пожал плечами. Но Эдвард слишком хорошо его знал, чтобы не прочитать в вежливой и спокойной, как и весь Ал, улыбке: а я с тобой поговорю, когда гипс снимут. И это не было угрозой или попыткой припугнуть. Это была обычная, даже банальная, правда.
Эдвард сразу притих. И ему даже захотелось, чтобы гипс никогда не снимали. Ведь, если Ал что-то решил, то он это сделает. Просто, при этом не будет лишнего шума и воплей. Характер у младшего Элрика спокойный и уравновешенный, но при этом твёрдый как камень.
Многие принимали насмешливые огоньки в широко распахнутых глазах Ала за детскую и наивную восторженность. Но только не Эд. Проницательность никогда не была его сильной стороной, но своего младшего брата он знал и понимал с первого взгляда. Поэтому и не строил сейчас никаких лишних иллюзий… Пожалуй, Ал был единственным человеком, который мог утихомирить и остудить пыл своего брата.

В больнице Эдвард пробыл не так уж и долго. Но после выписки его ждал долгий и нудный процесс восстановления: терапия, лечебная физкультура, особый режим питания… И ещё одна неприятность - ближайшие года два, а то и больше, на него будут срабатывать почти все металлоискатели. И хорошо, если охрана окажется адекватной. Но, как правило, его сначала заваливали на пол и скручивали руки, а потом уже начинали выяснять: террорист он или нет.
Вот поэтому, когда Эдвард шёл на собеседование в «The Total», то на всякий случай захватил с собой и рентгеновские снимки. Как оказалось, совсем не зря…
******
- Насколько я помню, - продолжил Мустанг, когда они уже вышли из лифта, - тебе же повставляли во всякие разные…непотребные…места штыри металлические?
- Не металлические, а титановые! И не штыри, а… - тут Эдвард запнулся и покраснел.
- Да вы что себе позволяете?! Это как понимать: повставляли во всякие непотребные места? А? Да я вам сейчас покажу, что, кому и куда вставляют!
Наверно, будь Элрик помладше, то орал бы на весь этаж. Так, что барабанные перепонки потом ещё минут пять звенели бы.
Мустанга же подобные словесные перепалки явно забавляли. Хавок часто спрашивал: «Зачем вы с ним так? Бедолага же чуть от злости не лопается». На что Рой лишь ухмылялся и пожимал плечами: «Ему полезно».
А ведь, действительно: зачем? Он и сам не знал, почему ему нравится смотреть, как постепенно расширяются зрачки Элрика. На скулах проступает едва заметный румянец, а ноздри гневно подрагивают. Дыхание становится громким и немного порывистым. А ещё Элрик, когда злится, самым кончиком языка облизывает верхнюю губу. Движение быстрое, едва уловимое, но…
- Нет, Стальной, спасибо. От наглядной демонстрации я, пожалуй, воздержусь. Я всё как-то по женщинам… Но ты не переживай! Я буду иметь тебя в виду, если что…
Рой резко остановился и развернулся. Так, что шедший за ним Эдвард сразу врезался ему в грудь. Мустанг взял его за плечи и слегка отстранил от себя. Почувствовал, как приятно напряглись мышцы под тонкой вязкой свитера. И пристально, почти откровенно, несколько секунд рассматривал его.
- Хотя нельзя не отдать должное твоей привлекательности.
Элрика аж затрясло от злости. Зрачки моментально расширились. Глаза стали тёмные-тёмные, почти чёрные, с золотистой окантовкой. Кулак Эдварда со свистом рассёк воздух. И только молниеносная скорость реакции спасла главного редактора от выбитой челюсти.
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не раздался звонок открывающихся дверей лифта. И по коридору разнеслось тихое эхо стука тонких женских каблуков по паркету. Риза Хоукай, заместитель главного редактора, появлялась в нужный момент – и никак иначе.
Выглядела она, как всегда, безупречно: строгий элегантный костюм, лёгкий макияж, светлые волосы аккуратно собраны на затылке. Стройная и красивая, Риза излучала спокойствие и уверенность в себе.
Даже, если она что-то и заметила или подумала о весьма двусмысленной ситуации, то виду не подала. Хоукай вежливо улыбнулась и поздоровалась.
Втроём они дошли до конференц-зала. Мустанг открыл дверь, галантно пропустил Ризу вперёд, затем не менее галантным жестом предложил Элрику пройти всё-таки в зал. А сам одарил всех собравшихся весьма красноречивым, не обещающим ничего хорошего в случае провала, взглядом. Закрыл дверь и остался в коридоре дожидаться Брэдли.
Элрик стоял у двери злой и покрасневший. А после того, как он увидел, что все места уже заняты, то настроение испортилось в конец. «Из-за этого проклятого гибрида лошади с автомобилем теперь придётся сидеть, как идиоту, на подоконнике! Чтоб его…»
И тут он заметил сидящих во втором ряду Хавока и Армстронга, а рядом с ними – свободное место. Хавок посмотрел на часы, а затем повернулся к двери. Увидев Эда, он радостно замахал руками. Алекс Луи Армстронг, редактор рубрики «Красивое и здоровое тело», удивлённо покосился на активные телодвижения своего коллеги. Потом тоже повернулся к двери, и на секунду Эду показалось, что тот сейчас кинется напролом, через плотные ряды стульев, прямо к нему. И стиснет в объятиях аж до хруста костей.
Луи Армстронг любил всё яркое, светлое и позитивное. Особенную слабость он питал к розовому цвету, который, ну, никак не вязался с его внушительной внешностью. И когда он находился в хорошем настроении (а он почти всегда в нём находился), то создавалось впечатление, что вокруг него витают золотисто-розовые блёстки.
Его пожизненный позитив почти никого не оставлял равнодушным.

Когда Эдвард впервые увидел эту здоровенную гору мускул, то даже испугался. А когда Армстронг, поигрывая мышцами, стал рассказывать, что сила, красота и здоровье – отличительные черты его рода, передающиеся из поколения в поколение, то Эд в ужасе попятился назад. «Боже, куда я попал?!»
Тут ему на плечо легла чья-то рука. Элрик обернулся и увидел мужчину, нормального человеческого роста и комплекции.
- Джин Хавок, редактор криминальной рубрики.
- Эдвард Элрик, фотограф.
- Куришь?
Эд отрицательно покачал головой.
- Молодец. А я вот начал, когда ещё в армии служил. И всё – не отделаться никак. Сегодня пытался бросить. Да куда там! Три часа не курил, пока челюсти сводить не начало. Помчался в курилку, а там одни ба…барышни. Курят свои зубочистки с цветочным ароматом. Тьфу! Пока курил – молился, чтоб никто не застукал, как я эти мышиные тампаксы…курю.
Хавок взглянул на вытянувшееся лицо нового сотрудника и усмехнулся.
- Да ты не бойся! Мы не кусаемся. Потом привыкнешь, и уходить не захочешь. А ты, кстати, учишься?
- Угу. В Royal Holloway.
- А-а, знаю, - кивнул Хавок. – Хороший университет. На факультете журналистики?
- Да нет. Вообще, профилирующие предметы у меня: биохимия, биология и физика. Просто ещё несколько лет назад, изучая оптическую физику, увлёкся фотографией.
- Тоже хорошо, - усмехнулся Джин. – Нелегко совмещать-то, наверно, будет?
- Что-нибудь придумаю.
- Ну, ты смотри. Зарекомендуешь себя хорошо – перспективы появятся. Мустанг, конечно, своеобразный человек, но руководитель из него первоклассный. И хороших сотрудников он ценит.
- Понятно.
- Ладно, побежал я. Дел ещё много. Завтра материал сдавать надо… Приятно было познакомиться!
Уже уходя, Хавок обернулся:
- И, Эдвард, ты Армстронга не бойся. Я лично таких честных и добродушных людей давно не встречал.
Поначалу Эдвард всё же сторонился редактора рубрики о красивом теле, считая его странноватым и даже немного туповатым. Но со временем понял, что это добрый и далеко не глупый человек. Ну, и пускай, что с некоторыми странностями. А у кого их, в конце концов, нет?

Эд, облегчённо вздохнув, направился к Хавоку и Армстронгу.

@темы: =Джен=, =Другие персонажи=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Drama=, =AU=, =Другой жанр=, =NC-17=

---

Уничтожить, чтобы сохранить. Часть 1. (джен, яой)

[_belko]

Название: Уничтожить, чтобы сохранить
Фэндом: FMA
Автор: _belko
Бета:  _bitch
Гамма:  Ugarnaya_uno
Статус: закончен (в процессе бетинга)
Направленность: джен, яой
Жанр: детектив, драма
Рейтинг: NC-17 (общий)
Пейринг: Рой/Эд
Персонажи: Альфонс, Хьюз, Кимбли, Хавок, Армстронг, Фарман, Брэдли и др.
Предупреждения: полное AU; как следствие, возможен ООС; смерть второстепенного персонажа
Саммари: Лондон, наше время. Кинг Брэдли – владелец одного из самых авторитетных и солидных изданий Англии, «The Total». Рой Мустанг уже давно занимает пост главного редактора этого журнала, а Эдвард Элрик работает в нем же фотографом на полставки, совмещая работу с учебой.
В то же время Лондон сотрясает серия преступлений – неизвестный с особой жестокостью убивает молодых людей, выбирая в качестве жертв юношей определенного типа внешности…
Дисклеймер: на персонажей не претендую... только, если в своих самых сокровенных фантазиях =)
Размещение: только с согласия автора

Часть 1

Был обычный понедельник, серый и скучный… Хотя, нет. В этот раз он чертовски серый и скучный. На душе так же, как и на улице: слякотно и уныло. За окном моросил мелкий дождь. Нудный, погружающий в тоскливую сонливость, он может идти весь день или закончиться в любой момент. Именно эта неопределённость и раздражала сильнее всего.
На полпути к офису неожиданно заглохла машина. Рой нервно усмехнулся, закрыл глаза и откинулся на мягкую спинку сиденья. Рука автоматически потянулась за телефоном… Надо вызвать такси, придумать что-то со своей машиной… Но в голове лениво крутилась только одна мысль - что человек, придумавший сиденье его автомобиля – гений. Широкое, удобное, оно в точности повторяло каждый изгиб тела. На нём удобно сидеть в многочасовых пробках Лондона, можно даже вздремнуть, не боясь, что онемеют шея и зад. А если его откинуть назад, так это вообще походный траходром получится…
До собрания оставалось каких-то полчаса, а одно юное дарование так и не соизволило предоставить главному редактору журнала «The Total» материал для нового номера… Нет, всё-таки надо его выпороть, надо! Парень, конечно, очень талантливый, но дисциплина у него уже даже не хромает. Она, вместе с совестью, давным-давно лежит в глубокой коме. Мысль о том, как после собрания он будет пороть Элрика на своём массивном дубовом столе, вызвала у Мустанга первую за это утро - довольную и весьма недвусмысленную - ухмылку.
В такие общепринятые приметы, как про чёрных кошек, разбитые зеркала и прочее, Рой не верил никогда. Но одно он знал точно: не жди ничего хорошего от понедельника, который не заладился ещё с вечера пятницы…

*****

До конца рабочего дня оставалось полчаса. В офисе царила позитивная суматоха, свойственная только пятнице. Все находились в приподнятом настроении, предвкушая грядущие выходные. И старались побыстрее закончить все дела, чтобы до понедельника даже и не вспоминать о работе.
Рой сидел за своим столом, подперев одной рукой подбородок, а другой – выводил идеально ровные линии на листе бумаги. Лицо его было, как и всегда, спокойное и сосредоточенное, а задумчивый взгляд – устремлён в компьютер. Со стороны могло показаться, что главный редактор занят чем-то очень важным. На самом же деле он просто наблюдал за тем, как меняются цифры в правом нижнем углу монитора. «Почти шесть», - довольно подумал Рой.
«The Ivy» - одно из самых элитных заведений Лондона, но, несмотря на это, в нём царит довольно расслабленная и тусовочная атмосфера. Ресторан – легенда, был основан в 1917 году Марио Галлати. Оригинальный интерьер, изысканная французская кухня с лёгким японским акцентом и самая лучшая карта вин снискали ресторану мировую славу. Тут проводят вечеринки ведущие мировые компании и самые богатые люди планеты, а поздними вечерами – можно встретить какую-нибудь знаменитость. Причём, еда в «The Ivy» сравнительно недорогая, представлена большим количеством классических блюд и по-домашнему простыми десертами. Обычно столик в этом заведении приходится бронировать чуть ли не за месяц, но, поскольку Мустанг был в приятельских отношениях с управляющим, для него сделали исключение. И сегодня он ведёт туда очередную пассию.
Свидание назначено на девять вечера. Сначала надо заехать домой: принять душ, побриться, переодеться… А ещё – обязательно - купить цветы. Дарил он всегда розы сорта «Аллелуя». Длинные бутоны густо-красного цвета, как и его любимое вино. Лепестки у этих роз мягкие и бархатистые, с серебристой изнанкой. Стебли – высокие, с маленькими тёмно-зелёными листочками, которые в мягком мерцании свечей переливаются матовым блеском. Такой букет всегда производил должное впечатление.
И сейчас он как раз решал важный вопрос: купить цветы самому или заказать с доставкой на дом? Ведь всё-таки пятница, вечер, пробки… Может не успеть всё сделать за три часа, а опаздывать Рой себе никогда не позволял. И в тот момент, когда он потянулся к телефону, чтобы позвонить в свой любимый цветочный магазин, тот зазвонил сам. На дисплее высветилось: «Александра». Рой недовольно поморщился – от звонка за три часа до свидания можно не ждать ничего хорошего.
- Да?
Приятный женский голосок защебетал в трубку извинения:
- …мама заболела и мне придётся уехать на все выходные… Я и сама только что узнала… Мне так жаль! Но ты же понимаешь, что я не могу не поехать!
Он даже не захотел вдаваться в подробности и выяснять, какой мифической болезнью заболела мама. Да и заболела ли вообще? Он понял, что все планы на вечер рассыпаются, словно карточный домик.
Голос в трубке всё не унимался:
- … расписание пригородных поездов такое ужасное, поэтому уезжать надо прямо сейчас… Ты же не обижаешься?
Не обижается ли он? Нет, он не обижается. Он просто в бешенстве!
- Конечно, нет. Я всё понимаю. Позвоню на следующей неделе. Удачи!
Роя буквально перекосило от злости. От хорошего настроения не осталось и следа. Он, конечно, сделал ещё несколько звонков… Но вечер именно этой пятницы у всех был уже распланирован. Скрепя сердце и скрипя зубами, пришлось отменить заказ столика.
Циферки в правом нижнем углу сложились в долгожданные 18:00. Рой уже потянулся к кнопке выключения на системном блоке, как дверь бесшумно открылась, и в кабинет чинно вплыл Кинг Брэдли, владелец журнала. А это было уже совсем не хорошо…
- О, господин Мустанг! Вы ещё здесь? Рад, что успел вас застать.
- Я тоже рад. Правда, я уже ухожу, – сказал он, быстро выключая компьютер.
- Я вас не задержу, - лицо Брэдли тронула лёгкая улыбка. – Зашёл пожелать вам хороших выходных.
- Спасибо. И вам тоже.
- Куда-нибудь поедете?
- Да, собирался за город на яхте…
- Яхта – это хорошо. И для здоровья полезно. Ну, всего хорошего.
- Спасибо. До свидания.
Уже у дверей Брэдли остановился:
- Чуть не забыл! Вы же помните, что на следующей неделе у нас - юбилейный выпуск?
- Конечно, помню.
- Замечательно, - и прищурив свой единственный глаз, он продолжил: – Я хочу лично ознакомиться со всеми материалами. Вы только не подумайте, что я сомневаюсь в вашем профессионализме.
«Твои сомнения рассеются окончательно, когда я займу твоё место, - думал Мустанг, расплываясь в ответной вежливой улыбке, - старый хрыч!»
- Этот номер должен быть особенным. Материал – только самый лучший, эксклюзивный и сенсационный. И, конечно же, вдвое больше обычного. Наше издание уже давно и по праву считается одним из самых авторитетных в Англии, но вы же знаете, что борьбу за рейтинги ещё никто не отменял. Надеюсь, господин Мустанг, мы с вами друг друга поняли?
- Конечно. Ведь именно за это мне деньги и платят, не так ли?
Брэдли слегка кивнул и улыбнулся своей «фирменной» улыбкой, которую так ненавидели конкуренты и побаивались подчинённые. Улыбался он редко, почти не заметно, одними только уголками губ и никогда не смотрел при этом собеседнику в глаза… Но от этой его «улыбки» по спине пробегал неприятный холодок. Казалось, что уголки его губ поползут сейчас и дальше вверх, обнажая острые хищные клыки.
Его боялись, ненавидели, но уважали. Хотя в журналистской среде некоторые смельчаки нервно подшучивали, что под повязкой на его глазу скрывается нечто намного более страшное, чем просто пустая глазница. А кто-то из его предков был даже связан с чем-то вроде чёрной магии…
- В понедельник на утреннем собрании мы ознакомим вас со всеми материалами.
- В таком случае – до понедельника. Желаю хорошо отдохнуть.

Ворота бесшумно закрылись за машиной. Рой уже ясно осознавал, что сегодняшний вечер он проведёт в компании своего мини-бара и огромной плазменной панели, а ещё… с ноутбуком на коленях. Нужно будет ещё раз просмотреть материал, утверждённый к печати, уделив особое внимание некоторым рубрикам. В частности, туризму, спорту… И обязательно – криминалу. Уже неделю весь Лондон стоял на ушах из-за убийства «по шаблону». Нашли тело юноши: 17 лет, светлые волосы, средний рост, спортивное телосложение. Вскрытие установило, что его накачали сильнодействующими психотропными препаратами, чтобы он не мог сопротивляться, а затем сожгли заживо. Никаких переломов или других признаков насилия не было.
Несколько лет назад была совершенна серия подобных убийств. Все жертвы – юноши от 17 до 20 лет. Их обгоревшие тела находили примерно через неделю после исчезновения. Впервые заговорили, что в городе орудует маньяк, после третьего убийства. Жертвы были очень похожи между собой: жизнерадостные, улыбчивые, целеустремлённые. Но главное их сходство – это глаза. Большие и красивые, редкого песочно-золотистого цвета. И вот опять… Таблоиды пестрят заголовками: « Он вернулся? Или это убийство по отработанному шаблону?» Брэдли требовал, чтобы Мустанг воспользовался своими связями в Скотланд-Ярде. Ведь, как известно, народ жаждет хлеба и зрелищ!

В такие моменты Рой испытывал самое настоящее отвращение к своей работе. Ведь он не понаслышке был знаком со смертью. Он неоднократно смотрел в её пустые глазницы, чувствовал её гнилой запах. Рядом с ним умирали люди… Многие из них были его друзьями. И нет ничего прекрасного и интригующего в том, когда живое секунду назад лицо становится похожим на восковую маску. Это страшно. Страшно настолько, что тебя тут же выворачивает наизнанку. Ему до сих пор снились взрывы, стоны, крики о помощи. Он просыпался в холодном поту, а перед глазами ещё долго стояли ужасные картины: разорванные в клочья тела и искажённые болью лица… Повсюду кровь и оторванные руки и ноги солдат… Он открывал все окна в квартире, но запах горелого человеческого мяса не выветривался до самого утра.
И нет в смерти ничего загадочного и романтичного. Это Рой понял много лет назад, когда он, будучи ещё глупым и наивным юнцом, решил сделать головокружительную карьеру. Он и представить не мог, через какой ад ему придётся пройти.

В первый же день они попали под обстрел… Людей не хватало, и Рой даже не заметил, когда вместо камеры в его руках оказалось оружие. Холодная сталь спускового крючка почти насквозь прожигала палец. Всё было словно в тумане. Ужас и отвращение сковали его. Оцепенение спало, когда совсем рядом что-то просвистело, а затем парнишка с его курса, с которым они вместе приехали сюда за славой, глухо охнул и упал к его ногам. Он был мёртв. Перед глазами поплыли чёрно-красные круги. Казалось, что по венам пустили яд. И он до боли скручивал, почти разрывая, их. Кровь резкими и сильными толчками ударяла в виски. И Мустанг спустил курок…
Они отбились. Взрывы, выстрелы и крики стихли. И Рой понял, что жив. Он весь был в чём-то липком. Это была кровь. Всё ещё ничего не соображая, он облизнул пересохшие губы. Язык сразу же онемел от неприятного медного привкуса, а к горлу подступила тошнота. Всё тело передёрнуло, словно от судороги… Его рвало очень долго и в какой-то момент Мустангу показалось, что ещё немного, и он выплюнет свои внутренности. А это был только первый день из тех 280-ти, что ему предстояло здесь провести.
Репортажи Мустанга имели оглушительный успех. Они произвели эффект, подобный взрыву бомбы. Люди, читая его статьи, плакали и содрогались от ужаса, ощущая под языком тот самый неприятный медный привкус крови. Правдивые, жестокие, без какой-либо цензуры – они открыли перед ним все двери. И молодой журналист не упустил свой шанс.

Рой почувствовал, что мышцы на его лице словно окаменели. Глаза стали до боли сухими оттого, что он, не моргая, уже долгое время смотрел в одну точку. Он тряхнул головой, отгоняя жуткие воспоминания. Сожалеть о прошлом – бессмысленно.

Ставя на сигнализацию свой шикарный Dodge Viper Competition Coupe, Мустанг с улыбкой вспомнил слова Хьюза, когда ему только привезли эту машину.
- …закрытый кузов. Этот автомобиль предназначен для гонщиков-любителей. Объём производства ограничен количеством 25-30 автомобилей в год, которые изготавливаются по индивидуальным заказам…
- О-о-о, ну ты и пижон! На гоночной машине стоять в пробках…
- Ну, почему же. Просто, я люблю и ценю красоту и комфорт. К тому же этот автомобиль я купил не для того, чтобы ездить на нём каждый день.
- Пи-жон!
- Посмотрим, что ты скажешь, когда сядешь за руль…
Консьерж вежливо поздоровался с Мустангом. И даже позволил себе выразить лёгкое удивление по поводу того, что тот так рано вернулся, да ещё и в пятницу вечером. Рой хмуро посмотрел на него и ответил, что накопилось много работы.
Шу Такер его всегда раздражал. Да, он вежливый и любезный, никогда не лезет не в своё дело. Но есть в нём что-то отталкивающее. Никогда не поймёшь, что на самом деле скрывают под светоотражающими очками его глазки-щёлочки. Очень неприятный и склизкий тип.

Главный редактор «The Total» жил в одном из самых престижных районов Лондона – Найтсбридже. Он занимал просторную квартиру из семи комнат, оформленную в восточном стиле. Высокие потолки, окна во всю стену, из которых открывался великолепный вид на Гайд парк.
Его отец был военным. И большую часть детства Рой провёл в Японии. Простота и утончённость считаются главными качествами, присущими культуре этой страны. Упор в архитектуре делается на свободное пространство, отсутствие украшений и спокойные приглушённые тона. Текстура поверхности стен нежна и светла. Ткани напоминают бархатистую вуаль, шёлк или атлас. Скромная мебель из бамбука, шкатулки, иероглифы, раздвижные стенки. С первого взгляда всё это кажется слишком простым, даже бедноватым. Но именно в этой лаконичности и заключается совершенство. Ваби-саби… Это японский термин, который как раз и отражает такое ощущение красоты, но в то же время несёт в подтексте определённые моменты, которые трудно поддаются описанию.
Дизайнер, который занимался оформлением его квартиры, предлагал повесить в гостиной несколько редких картин «каких-нибудь известных художников», чтобы придать немного роскоши и подчеркнуть изысканный вкус владельца. На это Рой ответил, что место редких картин исключительно в галереях и музеях. А в своём доме он хочет видеть не выставочный зал, а комфортное место для жизни и отдыха.

Он, не спеша, открыл дверь в квартиру. Включил свет. Пусто и тоскливо. На самом деле, Рой не испытывал никакого дискомфорта от своего одиночества. Даже, наоборот, ценил и любил. Просто… Иногда ответов было больше, чем вопросов. Меланхолия, как говорит Хавок. Или эндогенная депрессия, как говорят психологи. В такие вечера он хотел, чтобы рядом кто-то был: всего на одну, ни к чему не обязывающую ночь.
Ему уже за тридцать, и большую часть своей жизни он прожил один. И уже вряд ли сможет перестроиться. Жалеет ли он об этом? Нет. Он уже давно сформировался, как личность. Самодостаточный, целеустремлённый, точно знает, чего хочет и как это получить.
Семья, дети – это не для него. Он искренне рад за Маеса: у него замечательные жена и дочь. Когда Рой приезжает к ним домой, то Алисия постоянно вьётся вокруг него, смеётся и что-то беззаботно тараторит на понятном только детям языке. Несмотря на то, что Хьюз в ней души не чает, она растёт умным и не избалованным ребёнком. Никогда не влезает и не перебивает, если видит, что взрослые разговаривают. В такие моменты она тихо вскарабкивается к Рою на колени и заворожено слушает его приятный, ровный и спокойный голос. Внимательно смотрит, как он говорит, улыбается. Иногда, беззвучно, одними только губами, она повторяет за ним отдельные слова. И в её детских, ещё наивных глазах светятся неподдельный восторг и обожание. Хьюз всегда над ним посмеивается, говоря, что ещё не родилась та женщина, которая устоит перед обаянием Роя Мустанга.
Однажды Алисия спросила: «Дядя Рой, а почему ты всегда один приезжаешь? Где твоя жена?» Мустанг улыбнулся и ласково потрепал её по волосам, сказав, что жены пока нет. Дядя… Его словно водой холодной окатили. «Да, время летит с пугающей скоростью. Минуты складываются в часы, дни, недели, года… Не успеваешь оглянуться, как маленькая кнопка, дёргая за брючину, называет тебя «дядя Рой». Страшно… Так и заметишь, как окажешься на собственных похоронах».
Лет десять назад он лишь отмахивался от вопросов о женитьбе, говоря, что рано ещё. А сейчас… Вроде, и пора уже, но… Он, конечно, не романтик, но жениться просто для галочки совсем не хочется. А по любви не получится. Прагматик до мозга костей, он всю свою жизнь выстраивает так, чтобы получать практически полезные результаты. А в любви есть место только чувствам и эмоциям. Там уже ничего не предугадаешь, не выстроишь логическую цепочку. Это одновременно и сила, и слабость. Не для него всё это. Не для него… Не понимает он всего этого, не знает и не умеет.

Рой сидел в своей огромной кровати с ноутбуком на коленях. Один. Вместо красивого, разомлевшего от его ласк женского тела рядом были лишь горы бумаг и дисков. А утром, когда он откроет глаза, то на подушке увидит забытую ручку, а не переливающийся на солнце длинный золотистый волос. Золотистый волос… «А ведь этот поганец так и не прислал ничего! Ни фотографий, ни статьи… Я вообще не понимаю, почему я терплю выходки этого недоразумения… Всыпать бы ему ремня!»
И Мустангу вдруг отчётливо представилось, как он всё сметает со своего рабочего стола. Ручки, бумаги, телефоны – всё летит на пол. На освободившееся пространство он швыряет самого юного сотрудника журнала, сдирает с него штаны и… А вот дальнейшие действия и желания были весьма противоречивыми. Он уже неоднократно отмечал про себя, что зад у его подчинённого, что надо: маленький, упругий… Рой закрыл глаза.
Загорелое тело на шероховатой, коричнево-красной, поверхности дубового стола… Коснуться губами его спины, ощутить тепло и приятную упругость мышц. Провести языком: вниз – вверх… От затылка до самых ягодиц и обратно, дурея от вкуса его гладкой кожи. Уткнуться носом в затылок и вдохнуть запах мягких светлых волос, а потом намотать их на кулак и слегка прихватить зубами пульсирующую жилку на шее. Не причиняя боли и почти не оставляя следов… Заставить его горячо дышать, вздрагивать и млеть… Млеть от прикосновений, лёгких поцелуев и слабых покусываний… Одной рукой прижать Элрика к столу, так чтобы он не мог пошевелиться. А другой – обхватив поперёк живота - притянуть его бёдра к себе.
Мустанг ошалело уставился в стену. Он только что представил, как трахает своего подчинённого? Причём, подчинённый – парень, да ещё и лет на пятнадцать младше его. И ведь даже со спины, несмотря на «хвост» до лопаток, видно, что это не девушка. Широкие плечи, узкие бёдра…Тренированное, хорошо развитое тело. Мужское тело! От этих мыслей Рой застонал в голос:
- И куда только мир катится? Поздравляю, господин главный редактор, на старости лет вы подались в извращенцы…
Списав подобные мысли на переутомление, он закрыл ноутбук и лёг спать. Никаких столов и – уж тем более!- никаких загорелых сотрудников на них. Накрыться с головой одеялом и - спать. А завтра свежий морской воздух выветрит из его больной головы все ненужные мысли. Завтра они с Хьюзом будут неспешно резать воды Темзы в самом сердце Лондона, а вокруг будут толпиться люди, стоять в пробках машины. Они пройдут практически через все мосты Лондона. Пересекут Гринвичский меридиан, оставляя позади шум и суету большого города. Плотность домов по берегам будет становиться всё меньше и меньше, а после того, как они пересекут водную границу Лондона, можно будет и скорость увеличить. Через пару часов они достигнут реки Орвел, где опять снизят ход, и за чашечкой кофе будут любоваться окрестностями старой доброй Англии. В город они вернутся лишь к вечеру, когда самый старый яхт-клуб в Лондоне - «St. Catherin’s club» - будет открыт уже только для членов клуба и их друзей.

Но утро принесло Мустангу не самые приятные новости. Голова тяжёлая, словно до упора набитая мокрой ватой. Глотать больно, словно в горле всю ночь скребли наждачной бумагой. И тело ломило так, будто он всю ночь на брёвнах спал. Было понятно, что никакого отдыха на свежем морском воздухе ему сегодня не видать.
- Нет! Это надо же так! Последний раз болел, когда ещё на четвёртом курсе учился…
Погода стояла отличная, как и было обещано в прогнозе. Ясное солнечное небо, слабый ветер, метров пять в секунду по шкале Бофорта. Идеальная погода для прогулки на яхте: лёгкое волнение на воде, изредка образуются маленькие «барашки». Средняя высота волн примерно полметра…
Золото солнечных лучей щедро заливало всю комнату. Словно прежде, чем скрыться за тучами до весны оно, прощаясь, решило одарить всех своим теплом и радостью. Злобно бубня себе под нос что-то о законе подлости, Мустанг плотно задвинул шторы в комнате.
Все выходные Рой провёл дома, в постели. В компании аспирина и горячего чая с мёдом и лимоном.

*****

Дождь закончился также незаметно, как и начался. Рой вышел из машины и вдохнул осенний воздух. Климат в Лондоне довольно влажный и промозглый. И обычно после дождя в воздухе ещё долго висит неприятная сырость. Но сейчас воздух был свежий, сохранивший свою утреннюю лёгкость и прохладу. И кое-где сквозь тёмно-серую дождевую пелену уже виднелись голубые лоскутки неба. Выглянуло солнце. Яркое, но уже по-осеннему холодное и прозрачное.
Лондон ещё не проснулся до конца. Не было ещё присущих большим городам спешки, суеты, беспрерывного гула машин и голосов. Видимо, из-за утреннего дождя людей на улицах было меньше обычного. А лица прохожих, спешащих по своим делам, ещё немного сонные и расслабленные, с лёгкой улыбкой на губах.
Именно в такие минуты город обнажает свою душу. Время словно останавливается. И можно почувствовать, как перехватывает дыхание от его живой, неповторимой красоты и энергетики.
Рой посмотрел на часы. «Успею», - сказал он сам себе. И быстро зашагал по улице.

Редакция журнала «The Total»располагалась в Сити - самой старой части Лондона. Это город в городе, со своими органами управления. Полиция Сити – единственный правоохранительный орган, не зависящий от Министерства внутренних дел. Классический деловой и финансовый центр. Здесь находятся крупнейшие национальные банки, страховые компании, фондовая и товарная биржи, оптовые рынки и офисы. Но одновременно это и культурный центр Лондона. Именно в Сити находится собор Св. Павла и множество других памятников архитектуры. В Англии этот Внутренний город воспринимают, как сам Лондон, его центральное ядро и суть. Всё остальное – это «налипшие» окраины и маленькие, самостоятельные в прошлом, городки.
У собора Св. Павла Рой свернул на Ладгейт-хилл, шумную, застроенную магазинами улицу. Она полого спускалась с вершины холма и переходила в Флит-стрит. Именно здесь и были сосредоточены редакции крупнейших лондонских газет и журналов.

Ещё влажный асфальт блестел на солнце. В редких лужицах отражались крыши домов и небольшие кусочки неба.
Мустанг уже подходил к главному входу редакции, когда заметил вывернувшую из-за угла знакомую фигуру. Он остановился, скрестив руки на груди. «Ну, конечно же… Бежит и спотыкается», - усмехнулся он, глядя на замедлившего шаг Элрика.

@темы: =Джен=, =Другие персонажи=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Drama=, =AU=, =Другой жанр=, =NC-17=

---

Бездомные кошки, ч.5

[Мама Зоя]

Название: Бездомные кошки

Фэндом: Стальной алхимик

Автор: Мама Зоя

Бета: нетути

Жанр: ангст, романс, немнго яоя, гета и насилия

Пейринг: Эд/Уинри, Эд/новый персонаж, Энви/Эд

Рейтинг: R, AU, POV Эда

От автора: ну не знаю я, почему у Эдушки сны такие...

- Расскажи мне, пожалуйста, про этого Маренгофа, что ты
знаешь, - попросил я Горгиша.

- Я уже говорил, что он преподавал в столичном университете?
Читал нашему потоку курс лекций. Потом я остался в аспирантуре. Мы иногда
сталкивались по службе, хотя исследования вели в разных областях. Ты и правда
читал его работы?

- Нет.

- Я так и думал.

- Почему?

- Железный занавес и всё такое. Так вот. Хирургия.
Вивисекция. Соединение несоединимого. Он мечтал улучшить природу человека. Им заинтересовались…
- он приложил ладонь к голове, изображая большое ухо, - спонсировали часть
работ. Но в целом перешли в режим секретности. Даже того, что просочилось в
печать, было довольно. Евгеника – совершенно в рамках нынешней политики. И
биологическое оружие, иначе не скажешь.

- Химеры? Гомункулы? – я не знал местных слов и использовал
привычные с детства, но язык, породивший их, был давним и всеобщим языком
науки. Если я правильно понял про евгенику и вивисекцию, то и он…

- Скорее химеры, хотя у нас к этим существам не применяли
подобного термина. А что, гомункулы тоже бывают?

- О, ещё как. Так что же Маренгоф делает в Гухове?

- У него тут берлога. Родовое поместье. Но ведь и ты сам
как-то здесь оказался.

- Видишь ли, мой сын, когда потерял своих родителей…

- Что?

- Приёмный сын. Ваши военные ликвидировали ишварские трущобы
в двух шагах отсюда. Они с сестрой успели убежать, и несколько дней прятались
от людей. А потом голод погнал их к жилью. И вот на вокзале к ним подошла
девочка. Предложила еду и кров. И отвела в большой дом за городом. Профессор
Маренгоф, да. И его помощник Тунев. Сперва всё было хорошо. А потом Гершику
показалось, что некоторые дети какие-то странные. И его хотели разлучить с
сестрой. И пара человек пропали. Профессор сказал – убежали, никто здесь
насильно не держит. А он не поверил и сбежал. И правильно сделал. Месяц назад
этот грёбаный профессор вывез три десятка детей из Энского приюта – от
младенцев до подростков. И, по слухам, не только оттуда. Я пришёл сюда за ними.
Так, и где это имение?

Глаза у Горгиша давно были как плошки. Он утвердился во
мнении, что я шпион и псих.

- Ты действительно хочешь пойти туда в одиночку, Эдо? - а на лице было написано однозначное неверие в
то, что я сказал и ещё собираюсь. – Ведь там… там действительно живое оружие.
Очень странные существа. Химеры, как ты выразился. Этот Тунев… он, кажется,
хороший химик.

- Алхимик?

- Нет, просто химик. Связывает этих горе-учёных, видимо, не
только наука, но и служба в одной конторе. И он слегка странный. Красивый,
молодой и совершенно не… но это домыслы… Так вот, из тех, кто на днях пытался
влезть в это логово, ни один не вернулся.

- Откуда ты знаешь?

- Мы должны были ждать снаружи и держать связь. Я могу
только гадать, что там произошло, но это было жутко. А мы ждали. Наблюдали.

- И зачем они туда полезли?

- Лучше спроси, сколько их было! Живое оружие…

- Меня тоже когда-то так называли.

- Их было два десятка. Наш командир идеалист. В этой
местности уже много лет пропадали дети. Редко находили одежду, ещё реже – тела.
Ходили упорные слухи о том, что это цыгане крадут малышей для каких-то жутко
кровавых ритуалов. Иногда валили на ишваритов, дескать, у них глаза красные от
выпитой крови, или делали вид, что кого-то ловят… В последнее время общество на
нас ополчилось, и он думал, что поймай мы за руку истинных виновников… - Горгиш
криво усмехнулся и махнул рукой. – Как будто в этом дело! Мы потеряли половину
бойцов отряда самообороны. А наш народ следующий на очереди по ликвидации. Я
должен был ни с чем возвращаться в столицу, и тут – ты. Скажи, ты веришь в
чудеса, алхимик?

- Я учёный, но… для непосвящённых многие вещи выглядят
чудом.

- Я тоже учёный. Так вот, прежде, чем ты отправишься туда,
устроим небольшую научную конференцию…

 

Было смешно видеть абсолютное доверие в глазах этого
монстра. Хорошему фокусу обучил меня Горгиш. Очень полезному. Второй день я
безнаказанно осматривал хозяйство Маренгофа, беззастенчиво врал о серьёзной
организации, обещающей финансирование (в Крете это была не армия, не мафия, а
что-то вроде тайной полиции, в просторечии – контора). Только бы нервы не сдали
– место было жуткое, я еле сдерживался, чтобы не разнести всё и всех. Я ждал –
должен был появиться таинственный помощник профессора. Маренгоф уже намекал мне,
что мы коллеги, а я отмахивался: разберёмся. Тем более нельзя было его
упустить. И меня интересовали связи. У сорняков бывают очень глубокие корни. Сам
профессор похвалялся новой лабораторией на Уларе.

Вначале дом за высокой чугунной оградой показался мне вполне
мирным местом. Вокруг был сад, перед входом лужайка. Будто бы никакой охраны, и
на траве девочка играет с котёнком. Но когда я оказался внутри и почувствовал
тяжёлый запах вивария…

Нет, детей тут не было. По крайней мере, сейчас. Это был перевалочный
пункт. В подвале помещалась небольшая лаборатория, виварий с очень необычными
зверюшками, операционная. Видно было, что здесь редко что-либо делают, слишком
уж идеальный порядок. От вида инструментов под стеклом, блестевших
хромированной сталью, мне стало нехорошо, а на покрытом белым столе я
представил Шошу, и тут же захотелось оторвать руки профессору.

Эти два дня я совсем не спал. Запахи больницы и вивария,
едва я закрывал глаза, поднимали во мне мутную волну кошмаров. Долгие ночи в
палате, боль во всём теле и неподвижная груда железа в углу – всё, что осталось
от моего младшего брата. Химеры с горящими глазами. Девочка и пёс. Такер.
Такер.

Про кошмары фюреру знать не обязательно, а вот Такер –
совсем другое дело.

Внизу, в лаборатории, среди схем и диаграмм, хаотично
развешанных на стенах, я увидел это. Круг. Слишком памятный. Нет, Горгиш, я
отчасти знаком с работами Маренгофа. Иностранная книга, в которой я мог
прочитать только название. Пробежал и поставил на полку: кругов не было, а
рисунки пугали. Я должен был готовиться к состязанию, наградой в котором были серебряные
часы. И… книга была с автографом.

Сам Маренгоф был одержимым учёным, увлечённо рассказывал о
своей работе то, из чего я понимал примерно треть, но сам алхимиком не был. Все-таки
Тунев? Но тот где-то задерживался. Пожилой же профессор оказался сильно
подвержен внушению, провёл меня по всем закоулкам и откровенничал, как
хвастливый ребёнок.

А ещё за ним хвостом ходила тихая девочка с кошачьими
глазками. Старик периодически поглаживал её по головке или чесал за ушком, а
присаживаясь, брал на колени.

- Почему дети? – спросил я прямо.

- Им легче перенести операцию. Легче физически и психически
адаптироваться к новому состоянию. Дети – наше будущее. Прекрасное будущее
нашей страны.

- Цыгане и ишвариты?

Грёбаный безумный мечтатель, желающий улучшить мир таким
жестоким способом!

- Это рабочий материал. Хотя всё равно иногда приходится
рисковать детьми высшей расы, для контрольных экспериментов: у них немного
другая биохимия.

- А вот это? – я указал на круг.

- Вы знакомы с запретным искусством?

- Нет, но примерно представляю, что это такое.

- Это, - он похлопал по кругу рукой, - сильно облегчает
дело. Но! Нужны уникальные специалисты, а на них очередь. И ещё лучше, когда
есть катализатор.

Профессор достал из кармана серебряную табакерку, и я почти
не сомневался, что сейчас увижу.

Красные камни. Уфф. У меня отлегло т сердца. Красная вода –
ещё не кровь.

- С катализатором даже я кой-что умею. Тунев, когда
появится, расскажет вам лучше.

Он и появился в конце концов – высокий, смуглый, похожий на
ордайца (я уже начал разбираться в местных типах). Одет с иголочки. Красив
какой-то немужской красотой и очень молод.

- Я привёз новый материал, - бросил он с порога.

– Хорошо, - плавным жестом Маренгоф указал на меня, – у вас
будет время ближе познакомиться с коллегой.

- Идёмте, вам тоже будет интересно, - сказал вдруг Тунев,
чуть ли не за шкирку приглашая меня следовать за собой.

Только получилось так, что, спустившись в подвал, профессор
проследовал в одну дверь, а мы с его помощником в другую. И тут же я оказался
притиснутым к стене. У этого красавца обнаружилось несколько больше рук, чем я
ожидал. И знакомая вонючая пасть. И прекрасные лиловые глаза, век бы их не
видать.

Рук у него было достаточно, чтобы держать меня, обшаривать
карманы и гладить по головке.

- А, маленький Эд, - ухмыльнулся он во всю свою помойку,
щёлкнув хвостом.

- Пусти сейчас же! И пасть захлопни, воняет!

- Ха-ха-ха, я вижу, ты соскучился.

- Что ты здесь делаешь?

- Ничего особенного. Добываю себе скромное пропитание в виде
солёненьких красненьких камушков. Ты скоро будешь весь мой. Ишвариты, - он
зевнул, - врут, будто у них две души. Одна жизнь всегда равна одной жизни.

- Сволочь!

- А в другом качестве ты мне больше не нужен… хотя, раз уж
ты зашёл… Поговорим, что здесь делаешь ты.
И ещё, - он провёл кончиком хвоста по моему лицу, оставляя противную склизкую
полосу, - я устал за последнее время. Мне просто необходимо развеяться.

- Эй-эй-эй, - заорал я, глядя, как на одной из рук Энви
серпами изогнулись когти. Он рванул на мне одежду. – Твою же мать!

- Посмотрите-ка. Просто подарок. Я уже завидую твоей
девушке, как её там...

- Что ты собираешься делать?

- Ничего, что бы тебе понравилось. Это моя игра. И у неё
хороший конец: ты больше не станешь досаждать мне.

- Стой! Перестань! Разве я совсем тебе не нужен? А камень?
Ведь вы так и не сделали его? Я хороший, нет, я гениальный, даже единственный в
своём роде алхимик! – вырваться не получалось, идеи в голову не приходили, это
была жалкая попытка тянуть время. О, великая телепатия Элриков, выручай!

- О-ля-ля! Испуганная креветка! Я уж и не верил, что придёт
тот день, когда ты на коленях станешь умолять о пощаде! Я сказал – на коленях!

Его тяжёлый хвост взметнулся – и детали протеза ноги полетели
в стороны. Ещё несколько сердитых взмахов, и моя правая нога превратилась в
совершенную котлету.

- Сволочь! – заорал я и высказал ему всё, что в тот момент о
нём думал.

- Как ценная жертва ты уже потерял свою актуальность, -
промурлыкал Энви, облизывая мою кровь с хвоста. – А как алхимик ты абсолютно не
представляешь интереса. Ты, заурядная фасолина. Без сопливых обойдёмся.

С этими словами он разнёс мой автомейл, а потом дошёл черёд
и до левой руки.

После этого он разжал лапы и я безвольно упал. Всё
происходило так быстро, что я даже не успел потерять сознание. В этом был и
плюс – я ещё держал связь.

- Пора посмотреть, так ли ты хорош внутри, как снаружи, -
усмехнулся гомункул.

И тут мир взорвался. А я, наконец, провалился в черноту.

Я не видел, что было дальше, но вполне могу себе
представить. Потому что не только Горгиш научил меня заговаривать и
устанавливать эмоциональную связь, но и я нарисовал ему на ладонях небольшую
алхимическую шпаргалку, оставшуюся мне на память от старины Кимбли.

 

- Кажется, очнулся, - услышал я.

На голове бинты, привычное ощущение боли во всём теле и
лёгкий шум в голове, похоже на какое-то лекарство. Вверху, не слишком высоко,
обшитый досками потолок. Я попытался сесть. Но ничего не вышло. Левая рука не
слушалась, а протезы, определённо, не действовали. Чёрт, на что я теперь годен?
Сколько ещё так валяться? До чего же не вовремя!

- Где я? – чёрт, я же в Крете! Я переспросил по-кретински: -
Так где же я?

- Вы у меня дома. Вам ничего не грозит. Лежите, вам нужен
покой.

- Кто вы? – я скосил глаза. Юноша… нет, девушка. В рабочем
комбинезоне, вот почему показалось. У моей Уинри почти такой. Эх, Уинри, где-то
она сейчас?

Девчонка поправила выбившуюся из-под платка чёрную прядку. А
глаза у неё светлые, серые.

- Зовите меня Рита. Я в какой-то мере ученица Георгия
Палича.

- Медик?

- Больше механик. Меня просили починить вашу автоброню, ну,
и вообще присмотреть за вами. Вы, говорят, очень опасный и беспокойный пациент.

Георгий Палич? Это что, Горгиш, что ли? Где-то я слышал уже
эту фамилию. Что за? Она – автомеханик? Вот же! Я уже сжался, предчувствуя
полёт гаечного ключа.

- А вы и правда из Аместриса?

Похоже, она мирно настроена. Лёгкие пальцы пробегают по
моему телу. Серые глаза внимательно заглядывают в мои.

- Да.

- А вы тоже цыган?

- Ну… не совсем.

- А гадать умеете?

- Не знаю. Ни разу не пробовал.

- Ладно, отдыхайте. Я ещё зайду.

Тихий свист комбинезона. Девушка сделала пару шагов. Потом
замерла, обернулась.

- Я… я сейчас спрошу кое-что. Извините. Это необходимо для
подготовки к имплантации. Вспоминайте свои противопоказания, чем в детстве
болели, хронику всякую и… Откуда у вас столько шрамов? Катастрофа?

- Вся моя жизнь сплошная катастрофа…

И тут до меня дошло – насчёт имплантации.

- Нога? Или рука? – спросил я, холодея.

- Нога, - шепнула она и отвернулась, кажется, скрывая блеснувшие
слёзы. Я слышал, как ткань комбинезона засвистела в такт шагам. Потолок поплыл.

На следующий день она сказала:

- Вам потребуется всё ваше мужество. У нас кончается
обезболивающее, человек, который доставал его, попался… Я хочу оставить немного
на операцию, чтобы вы не загнулись прямо на столе.

Ох, если бы у меня были руки, хотя бы одна!

- Когда будет готова рука? -
спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

- Ещё не скоро, - вздохнула она. – Детали нестандартные, за
материалами придётся ехать в Круков. А операцию придётся сделать сейчас, чтобы
не проходить дважды восстановление.

- А другая рука?

- Перелом. Не такой сложный, как был на ноге, но всё же… Это
надолго.

Нет, не получится, не может быть. Да, но попробовать-то
можно.

- Рита, - сказал я, как можно твёрже, и по-прежнему пялясь в
потолок. Чертовски неудобно разговаривать, не видя лица. – Несите карандаш. И
бумагу. И справочник по этим вашим лекарствам. И, наверно, учебник по химии
какой-нибудь. Мы попробуем…

Наверно, будучи в ясном уме, я бы и не подумал.

- У вас, наверное, жар, - прохладные пальцы коснулись моего
лица. – Нужна целая лаборатория…

- Нужны ингредиенты, кусочек мела и чистый пол. И… ваша сила
воли, - я улыбнулся. Верьте мне, Рита, и всё получится. Кстати, забыл как
следует представиться. Я Эдвард Элрик, бывший государственный алхимик на службе
Аместрис.

Она тихо ахнула. Я кое-как скосил взгляд на её лицо, и
самодовольная улыбка сползла с моей физиономии.

- Нет, это не действие лекарства.

- Да, - она стала ещё грустней и испуганней. – Да, конечно,
вам пришлось очень тяжело…

О нет, только не это!

- Да опомнись ты, чёрт побери! – заорал я в голос. – Можешь
считать это блажью съехавшего с катушек, не хочешь обезболивающего, давай
начнём с того, что проще! Рисуй круг, в нём квадрат, в нём ещё один круг.
Давай, не стой, прямо вот здесь, карандашом, на тумбочке! Теперь положи руки на
углы, да не тумбочки, квадрата!!!- на тумбочку мне удобно было смотреть,
контролируя процесс, вот почему я её выбрал. – А теперь представь. Воздух
содержит всё, что нам нужно: кислород, водород, углерод. Представь, как пары
воды и углекислый газ сгущаются вокруг тебя, распадаются на атомы, и те снова
соединяются, но уже в другом порядке, в молекулу спирта. Спирт-то ты знаешь, -
я говорил всё тише и медленней, словно убаюкивая, как учил меня Горгиш. – Мы
хотим немного, где-то чайную ложечку…

Глаза Риты почти закрылись, как вдруг под руками проскочила
синяя искра. Девушка с визгом отдёрнула руки. На крышке тумбочки расплывалась
остро пахнущая лужица.

- Вот и всё, а ты боялась, - я захохотал и долго не мог
остановиться, несмотря на боль в ушибленных рёбрах. Это была истерика,
окончившаяся обмороком.

 

Мне, кажется, потихоньку становилось легче. Я, кажется,
отвык от больниц за эти семь лет. Мне было скучно валяться без дела. И,
кажется, выходя из-под туманящего действия лекарств, я немного стеснялся
прикосновений этой прелестной девушки, вынужденной мыть, бинтовать и носить
горшки, в общем, ухаживать за тем, что от меня осталось.

«Я не такой, - хотелось мне крикнуть. – Я не беспомощный, я
стальной, Стальной!»

А она справлялась со всем как бы между делом – болтая со
мной обо всём на свете.

- А если бы у нас не получилось?

- Ну, есть же реакции, которые делают одной рукой. Походил
бы пару недель в психах, всего-то, - усмехаюсь я, почёсывая нос новым
автопротезом.

Она смеётся.

- Откуда этот шрам?

- Это подарок на шестнадцатилетие. Ну, то, что это шрам, а
не памятник. Был взрыв на шахте, и балка
попала сюда.

- На шахте? Как вас туда занесло?

- Да мы с братом инспектировали шахты…

- Что, у вас алхимики инспектируют шахты?

- Нет, в то время армия ведала всем, и шахтами, и алхимией.
Так что у меня в двенадцать лет было
звание майора.

- И у брата?

- Нет, он штатский. Надеюсь, до сих пор.

- Значит, у вас есть семья?

- Ну конечно, я же обычный человек. Даже у гомункулов бывает
семья, нет, ну правда, я такое видел!

Она опять смеётся.

- У вас интересные автопротезы. «Рокбелл Автомейл», - она
вертит старую деталь моей ноги со знакомым с детства клеймом. У кого-то
родинки, а у меня – вот это.

Я уже могу сидеть, и она выкатывает кресло в мастерскую. То,
что на виду, никому не интересно, поэтому я – как бы просто один из её
пациентов. Разве что в тёмных очках, но это, якобы, тоже из-за травмы.
Постоянные посетители уже привыкли ко мне, здороваются.

- Хотела бы я познакомиться с этим господином Рокбеллом, у
него есть чему поучиться…

- Она была бы тоже рада знакомству с вами. Точно. Госпожа
Рокбелл. Уинри. Моя… - вдруг я понимаю, что не могу сказать Рите правды. И
говорю лишь: - подруга детства.

- Где она сейчас? – Рита ниже склонилась над работой, и
голос у неё какой-то странный.

- Надеюсь, в столице, с братом и детьми. У нас там остались
связи с прежних времён…

- А сколько у них
детей?

- Девять, - говорю я, чувствуя, что падаю в пропасть.
Хоэнхайм бросил ВСЕГО ДВУХ.

Думаю, в этот день я сам навлёк на себя проклятье.

 

У меня уже действуют обе руки и «старая» нога, я скачу на
костылях уже довольно бодро, мешаю всем в доме, и пытаюсь вытворять на заднем
дворе всякие фокусы вроде хождения на руках и алхимических преобразований. Я
уже пару раз поцапался с Ритиным женихом, который почему-то терпеть меня не
может. Знает или только догадывается, что я за красивые глаза пользуюсь тем,
чего он с таким трудом добивается?

Неужто я тут до весны застрял? У них, оказывается, зимой
такой дубак, что мне в поле с обыкновенной автобронёй делать нечего. Как раз
сейчас я экспериментирую с разными сплавами, пытаясь понять секрет северной
брони, начисто забытый со времён Бриггса. На заднем дворе, недолгим световым
днём, чтобы синие вспышки были не так заметны. Жених Риты ловит меня за
трансмутацией груды металлолома в заготовки для мастерской. Он подкрадывается
сзади, когда я, отложив костыли, касаюсь кучи ржавых железок. Пахнет озоном.

- А золото можешь? – говорит он, нервно облизывая губы.

- Ну, - я дотрагиваюсь до гнутого куска арматуры, торчащего
из сугроба, и тот начинает сладко поблёскивать, - держи. Пользуйся. Только в
ломбард с этим не ходи, самого примут. Лучше уж я в качестве свадебного подарка
починю ваш дом. Сюда ведь не каждый день ходят эксперты по остаточной
трансмутации?

Он шипит, готовый опустить золотой лом на мою голову, но тот
глубоко вмёрз в лёд двора. Я подбираю кусок угля и дополняю золотую трость
алмазным набалдашником.

- Не мучайся, там ещё метра два под снегом…

Мне и жаль его, и стыдно перед ним, но больше всего он меня
бесит.

Потому что он терпеливо ждёт, пока я уберусь, мучаясь от
соблазна поторопить события и постоянно опасаясь за Риту. А я жду тепла – с
надеждой и ужасом.

Из газет ясно, что пол-Аместриса проглотили за одно лето, но
осень и зима – не союзник войны. Ещё, кажется, в бой уже кинули и химер, и
боевых алхимиков, и прочую нечисть. Война уже идёт и в воздухе, сильно
чувствуется техническое превосходство Креты. И командование наше, кажется,
совершенно бездарно. Партизаны мои вроде осложнили оккупантам жизнь. А что-то
готовит следующее лето?

Развал одной вшивой лаборатории стоил мне слишком дорого.
Надо было искать союзников, чтобы прекратить это издевательство над людьми. Я
заговорил об этом с Ритой, и она неожиданно ответила:

- Нет, из наших вряд ли кто согласится. Они враги
правительству, но не родине, чтобы отнять такой шанс на победу. Нам нужна
свободная Крета – в том числе и от оккупации.

- А цыгане? Где сейчас Горгиш?

- Возможно, его убили ещё осенью. От него давно нет никаких
вестей.

- Как? – ещё одна связь с этим миром рвалась.

- Может быть, ты последний цыган. Ваших всех собрали под
гребёнку и увезли. Говорят, куда-то на Улар, в места, из которых не
возвращаются.

 

Честно говоря, от вынужденного сидения на месте я слегка расслабился.
В деревне не было людей, воспринимавших меня всерьёз: так, покалеченный
мальчик. Даже если кто-то подозревал во мне цыгана, желающих подставить всеми
уважаемую Риту не находилось. Я уже прикидывал, как в апреле-мае отправлюсь на
Улар. И тут чёрт понёс меня в Круков, составить Рите компанию. Мы зашли к
доктору, который приезжал меня оперировать, пошлялись по городу – там было на
что посмотреть. Когда спустились к набережной, у меня захолонуло сердце.
Показалось, что сейчас встречу Ала. Нога уже болела нестерпимо, когда, наконец,
мы зашли на рынок, захватить припасов и нанять подводу.

- Мальчик, - спросил кто-то вкрадчивым голосом, кладя руку
мне на плечо, - ты чей?

Я медленно обернулся. Не вполне оправившийся, вымотанный
сегодняшней беготнёй, в старой одежде с чужого плеча, издали я и вправду
походил на сиротку-переростка. Щетина у меня светлая, а бороду для солидности я
не стал отпускать, чтобы уж совсем не походить на одного неприятного мне типа.

Надеюсь, если что, у Риты хватит ума не ввязываться.

- Пойдём со мной. У нас тепло, и кормят. Ой! Извините,
дяденька!

Передо мной стояла девочка в таких же тёмных, не по сезону,
очках. Я осторожно заглянул за них. И понял, что Риту теперь уже вряд ли увижу.

Девочка, собирающая жертвы. Любимый котёнок Маренгофа.
Значит, дело профессора живёт и торжествует? Возможно, и он жив? Или… кто-то
другой?

- А я не заслужил тепла и пищи? – спросил я как можно
доверительнее, пытаясь припомнить уроки Горгиша. Мимо. То ли я плохой ученик, то
ли она входит в те пять процентов, которым всё по барабану.

- Ты взрослый, иди работай… - она повернулась и пошла прочь.

Я за ней.

Она побежала.

Ох. Нет! Кажется, она вспомнила меня!

Я не отставал, насколько это было возможно в нынешнем
состоянии.

В одной из подворотен меня ждал сюрприз: трое пацанов. Её
прикрытие.

Неужто я был сам вот таким же – живым оружием, жалобным на
вид?

Длинная тёмная арка вела сквозь каменный дом в проулок,
окружённый садами. И в наступающих сумерках ещё было видно, как на фоне заката
девочка легко вскочила на штакетник и на цыпочках, словно танцуя, легко побежала
по треугольным верхушкам колышков.

Тощие мальчишки. Один, кажется, даже горбатый.

Они вынырнули из темноты и разом бросились на меня, схема,
видимо, была отработана. Один пытался подставить мне подножку, другой - ускорить
падение ударом по голове сзади, а третий, самый маленький, уже доставал нож. В
падении я успел хлопнуть ладонями, и когда коснулся земли, из неё брызнули
каменные корни, оплетая того, что с ножом. Оперевшись на руки, крутанув ногами
в воздухе, я отшвырнул их подальше и поднялся, думая найти оглушённые тела. Нет.
Они вполне себе бодренько вскочили. Горбатый отбросил плащ, и на спине у него
оказались сложенные чёрные крылья, а ещё мне пришлось подпрыгнуть повыше,
уворачиваясь от его длинного ящеричного хвоста. Прямо василиск какой-то. Второй
оказался проще, что-то вроде большой кошки: пантера или леопард. Химеры. Боевая
трансформация. Ну и ну…

Я превратил руку в лезвие, думая о том, что опять бой
неравный: они готовы к убийству, а я не особенно хотел бы их даже покалечить.

Они зашли на меня с двух сторон, и я перекувырнулся через «леопарда»,
заставляя их столкнуться, и хлопнул по земле, пытаясь поймать эту парочку. Но
тяжёлый удар хвоста разбил недостаточно прочные земляные тиски. Мелкие камушки
с силой шрапнели полетели в стороны, высекая из стен искры, и я едва успел
создать заслон из ничего… из воздуха… из ветра, как делала одна моя знакомая.

Несколько быстрых обменов ударами, ребята двигались довольно
быстро, и никак не удавалось их поймать. Совсем потерял форму. Я уже
чувствовал, что выдыхаюсь, и тут вдруг «леопард» что-то почуял.

- Валим! – заорал он.

Они бросились в сторону садов, а я пустил им вслед волну
рушащихся стен и вздымающейся земли. Слишком медленно!

Синяя вспышка осветила лицо пойманного, и я вдруг узнал его:
мальчик был из моего Энского приюта.

- Тоби? – спросил я, снимая разодранный капюшон и очки,
чудом уцелевшие в драке. – Что ты здесь делаешь? Где остальные?

- В Южноуларске, дядя Эд, - оторопело прошептал он, и в это время
«василиск», его боевой товарищ, налетев откуда-то сверху, своротил ему голову.

- Что?!!! – заорал я, сам не свой.

- Неудачный экземпляр, - донеслось до меня с высоты, уже
довольно издалека.

Я вернулся к Тоби, надеясь на чудо, восстановил болтавшийся
под потолком арки фонарь, и в его мутном свете увидел: всё.

В этот момент в переулке позади послышался топот. Люди,
наконец, начинали сбегаться.

Они увидели разнесённый переулок, мёртвого ребёнка в
каменных объятиях и меня в собственной и чужой кровище, всё ещё рукой-лезвием,
– рядом с ним!!! Нетрудно догадаться, что они думают про цыгана, застуканного
на месте преступления в области, где давно пропадают дети. Я понял, что меня
сначала порвут на куски, а потом будут разбираться. В тот миг, когда они замерли перед броском, я
увидел среди них смертельно бледное лицо Риты. И прежде, чем спасаться
бегством, крикнул, ей, ей одной:

- Это не я! Клянусь тебе, это не я!!!

Секундная задержка едва не стоила мне жизни – я был
окончательно вымотан прогулкой по городу, беготнёй и дракой.

Кое-как оторвавшись от погони, я добрался до станции и
прыгнул в какой-то проходивший мимо товарный состав.

Поезд потихоньку разгонялся, мерное движение успокаивало, и
я медленно погрузился в сон.

Спал я долго, крепко, как камень, а проснулся от
традиционного утреннего кошмара, привычное дело.

…Безумно болели переломанные руки и ноги, разом ныли все
старые и новые шрамы, и Энви, пытаясь приподнять меня за ухо, шептал:

- Не отворачивайся, крошка, подставь свои губки! – а из его
пасти тянуло чем-то непередаваемо гадким.

Не понимая до конца, где сон, а где явь, я чувствовал, что
по моему лицу действительно бродят чужие тёплые губы.

Проклятье! Лучше бы уж это был Энви! В полумраке на меня
грустными глазами смотрела бурая корова…

- Ах ты, морда, - сказал я ей с притворной строгостью. – Ты
из тех, кто травит мир этой псевдополезной белой гадостью? - и протянул ей пучок сена. – Ого, да вас тут
целая банда!

В щели было видно голые весенние поля под беспросветным
небом, с которого сыпался мелкий дождь, обещая новые фантомные боли. Мы с
коровками куда-то ехали, и мутное пятно на месте солнца подсказывало, что в
правильном направлении. До Уларска было неблизко.

Угадайте, на какой день я начал пить молоко?

 

- Эй, ты, деревня, проходи, не задерживай, - буркнул
городовой, подталкивая меня в спину.

Похож, да и коровником от меня за версту тянет.

Я уже минут десять стоял перед высокими воротами с золочёным
орлом, по лапке, крылышку, ломтику грудки
и коронованной голове приходилось на каждую створку. Рядом была
калиточка – «проходная», и над нею значилось длинное замысловатое название исследовательского
института, что-то вроде наших гослабораторий. Хорошо звучит, подумал я,
пополняя свою коллекцию страшных ругательств.

Если обойти вокруг квартала вдоль бетонного забора (ох, и
основательные же заборы в Крете, полковник!), можно было обнаружить менее пышный,
но очень похожий вход в городскую тюрьму. Ничего нет нового на этом свете…

 

@темы: =Angst=, =Гет=, =Эдвард Элрик/Уинри Рокбелл=, =Яой=, =Редкие пейринги=, =Romance/Fluff=, =AU=, =POV=, =Энви/Эдвард Элрик=, =R=

---

Синяя птица.

[Terrain]

Название: Синяя птица.
Автор: Terrain.
Фендом: Стальной Алхимик.
Персонажи: все понемногу.
Рейтинг: G.
Жанр: стёб, сонгфик!
Дисклеймер: Аракава и Макаревич.
Предупреждение: знание манги обязательно!
От автора: я терпеть не могу сонгфики. Но я его написала потому, что по-хорошему - на эту идею бы амв забацать, но я не умею.

Мы в такие шагали дали, что не очень-то и дойдёшь...

- Н-нап-помни м-не, нафиг-га мы с-сюда п-припёрлись? – Эд так сильно стучал зубами, что было трудно разобрать слова.
Мела, завывая, метель, и уже не расстоянии вытянутой руки ничего не было видно.
- Панды и девочки, – мрачно констатировал Ал.
Снежная буря была ему нипочём, но он очень сомневался, что маленькая девочка с ненормально мелкой пандой будет шляться в такую погоду по Бриггсовым горам. Судя по всему, Эд думал о том же.
- П-пошли наз-зад-д, – выдавил он.
- Поздно назад! – проревел откуда-то из метели голос капитана Бакканира и послышался щелчок его зубастого автомейла.

Мы в засаде годами ждали, не взирая на снег и дождь...

- А что это вы здесь делаете, а? – полюбопытствовал Кинг Бредли, нащупывая ладонью рукоять катаны.
- Иди, иди отсюда, не мешай! – отмахнулся Лин, высматривая в паутине улиц подходящего гомункула.

Мы в воде ледяной не плачем...

- Спасите братика! – кричал Ал, прыгая на берегу реки. – Он не умеет плавать!
- Эд! Не смей топить мою автоброню! – тут же завопила Уинри, прыгая в речку на помощь своему другу.
- Вот и купальный сезон открыли, – пробормотала себе под нос Пинако, затягиваясь.

...и в огне почти не горим...

- Серьёзно? – криво улыбнулся Мустанг, натягивая перчатки. – Сейчас проверим...

Мы охотники за удачей, птицей цвета ультрамарин...

- Фмафри, Фтальной, - проговорил Энви, высовывая язык так, чтобы показать философский камень. – Он красный, видишь. Не синий! Или ты дальтоник?
- Да какая, к чертям, разница?! – отозвался Элрик. – Хоть в крапинку! Всё равно тут, в желудке у Глаттони темно, как... в желудке... – закончил он неуверенно.
- Большой опыт, да? – фыркнул Лин.
- Я невкусный, меня выплёвывали постоянно, – не остался в долгу Эд.

Говорят, что за эти годы синей птицы пропал и след.
Что в анналах родной природы этой твари в помине нет...

- Смотри! – Энви потряс перед носом Мустанга каким-то блокнотом в бордовой обложке.
Рой грозно приподнял бровь.
- Это «Красная книга»! Мы - гомункулы, вымирающий вид!
Зависть поспешно перелистнул пару страничек и показал полковнику блокнот уже в открытом виде. Там, почти наискосок, коряво и явно в спешке было намалёвано чем-то красным:
«1. Энви низзя бить ногами.
2. Энви низзя разлагать на молекулы.
3. Энви низзя кушать.
4. Энви низзя жечь.»
Книжечка в руке гомункула медленно осыпалась пеплом.

Говорят, что в дальние страны подалась она навсегда...

- Папаша, а Папаша? – Грид по-свойски опёрся локтем о трубу, которая торчала из-под земли. – Ну его, этот Аместрис. Пошли лучше в Ксинг. Там такие бабы...
- Я подумаю, – важно ответил Отец.
На самом деле, в Ксинг он не собирался. Судя по всему, рентандзюцу была не только медицинской алхимией. С её помощью можно было и навалять.

Только я заявляю прямо – это полная ерунда!

- Они никуда не денутся! – произнёс Мустанг тоном будущего фюрера, смотрясь в зеркало над туалетной раковиной. – Потому что я так сказал!

Только мы заявляем прямо – это полная ерунда!

- А здесь бабы тоже ничего... – ухмыльнулся Грид, наблюдая за проходящей мимо Хоукай.
Глаттони согласно закивал. Он, вообще, любил красивых женщин и пожрать.

Синей птицы не стало меньше...

- Отец, - с придыханием начала Ласт. – Посади Глаттони на диету. Я не могу с ним ходить, - он в двери не пролазит.

...просто в свете последних дней
Слишком много мужчин и женщин стали сдуру гонять за ней...

- Твоюжмать! – мрачно ругался Энви, пытаясь стряхнуть со своей ноги Мей Чан. – Мало было нам этих бешеных Элриков, так сюда ещё пол Ксинга наследников привалило!

И пришлось ей стать осторожной, чтоб свободу свою спасти...

- Осторожнее, смотри, не разбей, – предупредил чёрный шарик, ворочаясь в пробирке.
- Я аккуратно, – откликнулся Хоэнхайм.
А потом были крики, красные всполохи, тонкие ленты рук, и из серого гипнотического глаза на Хоэнхайма посмотрело Бессмертие.
Когда всё утихло, гомункул удовлетворённо окинул взглядом залитый солнцем уже ставший мёртвым город. Сделал шаг и наступил босой ступнёй на осколки стекла.
- Я же говорил, не разбей, – буркнул он, потряхивая ногой. – Ну, люди... Ничего доверить нельзя...

И вот теперь почти невозможно повстречать её на пути...

- Вот мы и снова встретились, стальная малявка, – вежливо поздоровался Энви и едва не получил металлической ногой в ухо.
За кустами яростно ревел Глаттони.
- Я задолбался на тебя натыкаться! – завопил Эд, целясь на этот раз кулаком в нос Зависти. – Прекрати меня преследовать и называть малявкой!

Стала пуганой птица удачи – и не верит чужим рукам...

- Я тебя боюсь... – промурлыкала Ласт, нежно проводя пальчиком по ладони Хавока. – Ты на меня так смотришь...
- Гы-гы... – только и смог сказать Хавок, млея.

Да и как же ей быть иначе – браконьеры – и тут и там...

- Ценный мех и килограмм восемьдесят легкоусвояемого мяса... – пробормотал под нос Эд, отходя от двух лежащих в нокауте химер.
Кимбли брезгливо помахал перед носом, разгоняя пропитанный аммиаком воздух.
- Может, ты отвяжешься от меня? – угрожающе-ласково спросил он. – Я не гомункул, я тебе уже говорил.
- Ни за что! – криво ухмыльнулся Элрик. – Мне же надо на ком-то тренироваться мир спасать?

Подкрадёшься – она обманет, и вот уже навсегда ушла...

«Гадство какое... – думал Эд, грустно смотря на обгорелые руины первого корпуса Центральной библиотеки. – Я же там среди судебных отчётов пятилетней давности спрятал порножурналы, которые у полковника одолжил. Он мне теперь голову оторвёт...»
На миг Эд представил себе Мустанга, грозной тенью возвышающимся над ним и затмевающим дневной свет.
- Ты их посеял, ты их собой и заменишь! – тут воображаемый Рой разразился зловещим хохотом.
«Пусть лучше голову оторвёт.» – решил про себя Элрик.

И только небо тебя поманит синим взмахом её крыла...

Ал с наслаждением провёл руками по колкой траве, приминая ладонями тонкие стебельки. Солнце приятно грело, и Ал было подумал, что загар ему не пойдёт, но прятаться в тень было лениво. Это было просто восхитительно – лежать на сухой и тёплой земле, чувствовать, как ветер обдувает кожу, слышать, как привычно препираются в доме Эд с Уинри, дышать и ощущать внутри себя не гулкую пустоту, а толчки живого сердца.
Ал поднял руку с растопыренными пальцами навстречу солнцу. Он ещё не до конца оправился – рука была тонкая, почти анорексичная, и ладонь, казалось, просвечивалась насквозь.
Ал улыбался, думая о том, что теперь им уже не нужны ни красные камни, ни синие птицы. Ведь у него - красная кровь и синее небо.

@темы: =G=, =Humor=, =Джен=, =Другие персонажи=

---

Похищенный алхимик - перевод

[Мама Зоя]

Название: Похищенный алхимик (The Abducted alchemist)

Автор: Макото Иноу

Фэндом: Стальной алхимик

Перевод: Мама Зоя (с английского перевода А.О. Смита), текст взят здесь: www.fma.org.ua/book.html

Бета: нету

Жанр: приключения

Рейтинг: детский

Права: претендую только на данный русский текст, остальные требования у меня в ЖЖ

Размещение: с предупреждением меня

От автора: здесь выкладываю часть первой главы, за остальным добро пожаловать в мою уютную жежешечку и дальше по тегу "переводы". Это связано с обидой на то, что дайри делают с форматом текста... И ещё - текст выкладывался в комментариях к записям (ибо у меня браузер дурной), так что ищите...

Итак: Эд зевает во всю пасть. Компания «Элрик бразерс»

представляет. Поехали!

Глава первая. Приграничный поезд.

- Аааааааах.

Неожиданный широкий зевок в лучах ленивого закатного солнца.

- Всё ещё нет, Ал? – спросил Эдвард Элрик у брата, стоявшего в паре шагов. Сам Эдвард расположился

на крышке дорожного чемодана, другой стороной нещадно брошенного на камни,

уперев локти в колени, обхватив лицо ладонями. Он утер рукавом вызванные зевком

слёзы.

- Боюсь, что пока ни слуху, ни духу, – откликнулся младший Элрик. Альфонс стоял, глядя себе под ноги, туда,

где камни огибала железнодорожная колея.

Эдвард вздохнул.

- Этот поезд – он должен был прийти ещё в обед, так ведь?

- Угу.

- Ну и? – Эдвард ткнул в часы на тумбе посреди «платформы».

– Уже три давно. Здесь такая дыра, что даже поезда не ходят по расписанию,

или…?

- Не спрашивай меня, - ответил брат. – Я сам впервые так

далеко забрался, ты это знаешь. Может быть, до местных всё доходит медленно. С

задержкой на пару часов.

Альфонс глянул в ту сторону, откуда должен был появиться

поезд.

Вдали над плоским пейзажем торчали крыши маленькой деревушки

– домиков, пугливо сбившихся в кучку посреди беспредельного Нигде. Оттуда братья

пришли, чтобы сесть на поезд. Но где же он?

Эдвард снова вздохнул.

- Вся эта беготня, и остаться опять с пустыми руками… И

теперь мы ещё застряли на этой грёбаной станции.

Станция была не более чем десятком больших камней,

расставленных рядком в чистом поле. Никакого навеса. Только тумба с часами, да уходящая

колея.

- А ходит ли сюда вообще что-нибудь? – пробурчал алхимик и взглянул

на терявшиеся вдали рельсы. Поезда не было.

Эдвард Элрик был маленький, тощий парень, с длинными

золотистыми волосами, заплетёнными в косу. Он казался обыкновенным на первый

взгляд, но более близкое исследование выдавало историю, необычную для такого

юноши. Несколько лет назад этот человек нарушил алхимическое табу и поплатился

за это своими правой рукой и левой ногой. Заменённые автопротезами конечности

слегка просматривались под одеждой. Чтобы исправить то, что натворил, Элрик

решил стать военным, Государственным Алхимиком. Может быть, в силу этой

необычной карьеры, взгляд у него был недетский: в глазах горели яростная

решимость и живой ум.

Его брат, Альфонс Элрик, годом младше Эдварда, тоже был

необычен для мальчика своего возраста, но совсем по другой причине. Альфонс

казался вежливым, миролюбивым, контрастируя с порывистым

Эдвардом-горячая-голова, но вы бы так никогда не подумали, глядя на него.

Альфонс изрядно возвышался над Эдвардом, одетый в гигантские железные доспехи.

Внутри брони не было ничего. Ни мяса, ни костей – одна только печать,

написанная кровью, которая связывала душу мальчика с движущимися доспехами,

заменившими ему тело.

Оба парня путешествовали, чтобы добыть легендарный

философский камень, единственный артефакт, способный возвратить их собственные

тела.

Пару недель назад до них дошли слухи о странном камне,

найденном в одной деревушке далеко от Столицы. Они бросились туда, сердца

наполнились надеждой. Результатом изысканий, как всегда, было разочарование, да

ещё теперь, по пути домой, эта непредвиденная задержка. На станции. В самом

сердце дикой глуши.

Когда налетал ветер с равнины, порыв заставлял поднимавшуюся

пыль танцевать в мутнеющих лучах. Сощурившись от сухого воздуха, Эдвард поднял

глаза на жёлтое солнце, висевшее низко в небе. Казалось, он уже чувствует телом

каждый камень даже сквозь чемодан.

- Считаю, мы опять ошиблись, - юноша рассеянно подвинул ногой

один из камней, стукнувшийся о соседний. Взгляд Эдварда упал на руки, рассеянно

побродил по земле, пока не упёрся прямо в брата. – А я уж надеялся, что в этот

раз мы вернём тела.

Казалось, он повторяет это в сотый раз, вновь и вновь пытаясь

схватить журавля в небе и вновь и вновь упуская его.

- Но ведь мы же не сдадимся, так? – спросил Альфонс, как

всегда.

- Разумеется, нет, - сказал Эдвард, поднимаясь с чемодана.

Потянулся и победно улыбнулся брату. – Мы найдём философский камень и вернём

тебе тело!

- Мы найдём его, - эхом откликнулся Альфонс, завершая

ритуал.

Эдвард довольно кивнул. В своих долгих поисках они

разработали что-то вроде кода для борьбы с постоянным разочарованием. Этот

обмен репликами служил сигналом к окончанию их предыдущего, провального, этапа

поисков и началу нового.

А дальше сюда

http://mama-zoya.livejournal.com/46662.html

 

@темы: =G=, =Humor=, =Джен=, =Adventure=, =Другие персонажи=

---

[Тёмная сторона силы]

Название: .
Фэндом: Стальной алхимик
Автор:  Тёмная сторона силы
Бета: нет
Пейринг: Рой/Эд, Хайдерих/Эд
Дисклеймер: да ну их, эти права
Рейтинг: R
Предупреждение: сцены насилия.
Жанр: драма, яой, ООС, чёрный юмор, POV Эдварда и Хайдериха
Размещение: берите, курите
От автора: Ждали? Получите. То, что можно ожидать от автора, больного на обе головы.

1.

Сидеть в шкафу было даже приятно. Главное, чтобы полковник этого не пронюхал. Для порядка Эд пару раз пнул тяжёлым ботинком дверь, издавшую глухой звук, пробубнил:
- Чтоб ты ящур подхватил, - и принялся в который раз изучать пожелтевший плакат. Летняя форма офицера.

Зимняя форма офицера. Воениздат. Тираж 35 000 экз., заказ 5415, год 1907.
Номер заказа кривой, словно написан от руки. В пункте 8 опечатка, так и напечатано: аскельбант. Вот бы ткнуть полковничью морду в восьмой пункт, да ещё чтоб он как следует при этом приложился об дверь, и запомнил, для чего эта штука предназначена. И перчатки совсем не за тем, чтобы совать их в рот подчиненным. Это негигиенично. И глупо. Зачем делать такое с человеком, который и так не сопротивляется?
Вздремнуть, что ли? Подъём в шесть утра, тренировка, спарринг с Алом, к девяти полковник ждал с отчётом, а я вчера опять зачитался, так и уснул над книжками, до отчёта снова руки не дошли. Нацарапал что-то за завтраком, принёс пол-листочка с пятном от яичницы. Вечная история с плохим концом. Сегодня полковник вроде бы в хорошем расположении духа, возможно, после отсидки удастся быстренько спихнуть отчёт и свалить в библиотеку. Вчера я остановился на том, что… Значит, нужны материалы по… Чёрт, его вызывают к генералу Хакуро. Значит, лучше всё-таки вздремнуть. Возможно, вечер будет долгим. И без библиотеки. Надо силы поберечь.

Сон не идёт.

Хоть бы уехать отсюда подальше. Какое-нибудь задание. Срочное. Источник красной воды забил на центральной площади Западного.
Медведи Бриггсовых гор перешли на сторону условного противника. Генералу Хакуро
донесли, что со мной вытворяет этот мерзавец, и тот пристрелил его на месте,
без суда и следствия. Потому что лучший друг полковника, Маэс Хьюз, из военной прокуратуры, замнёт любое дело… Хотя он и мне
друг тоже? И, в общем-то, все они неплохие люди. В своей первой жизни. Хакуро,
поставивший на колени Ишвар кровавой ценой, - любящий муж и отец, хороший
командир. Этот благородный скакун - блестящий офицер, дамский угодник. Мечтает
осчастливить целую страну. Ещё один чадолюбивый папаша – Хьюз. Для своих –
просто душка. А к врагам беспощаден. Ну и кто, скажите, по-дружески научил
этого… бить правильно, не оставляя следов, не калеча, но очень больно. И,
главное, зачем? Я же всё равно ему ничего не сделаю. Пока. Надо тоже попросить Хьюза…
Хорошо их там учат «работе с материалами». Не хотел бы оказаться на допросе в
прокуратуре, а полковник уже обещал, зная моё желание свинтить из армии, как
только, так сразу. Человеческое преобразование – без срока давности. Непонятно
даже, что противнее, - когда он угрожает и распускает руки, или когда валяется
в ногах, говоря, что всё это от большого чувства. Тьфу.


Да, сейчас уже стало полегче. В цирке выступают львы и тигры. В армии выступают химеры. За пару лет Эд примерно разобрался, как можно успокоить или спровоцировать
Мустанга. Умение пришло с опытом. С весьма специфическим опытом.


2.



- Мальчик, это военный объект.

- Слушайте, лучше пустите, или я сделаю себе отдельный вход. Подполковника Роя Мустанга как найти? Я по его вызову.

- Вообще-то полковника.

- Мне пофигу, я штатский.
- Фамилия?
- Элрик, Эдвард.
- Есть такой в списке. Нужен документ, удостоверяющий личность.
- Ага.

Дежурный с удивлением уставился на измятую гербовую бумажку.

- Это что? Без фотографии к тому же…

- Это - свидетельство! О рождении! Здесь написано! Как вы пропуск будете выписывать, если читать не умеете?

- А паспорт?

- Нет, ну вы и считать не умеете? За какие заслуги мне выдадут паспорт в двенадцать лет?

Дежурный вдруг вытянулся и козырнул, глядя куда-то поверх Эдовой головы. Тот невольно обернулся. Сильная рука ухватила его за подбородок, вздёрнула так, что пришлось встать на цыпочки и в таком положении подтащила поближе к свету. Минуту
оторопелого Эда рассматривали раскосые тёмные глаза, потом он, наконец, очнулся и
дёрнулся:

- Пусти! Те!

- Маленький Хоэнхайм, - протянул полковник, удовлетворенный осмотром. – Пришёл за
рекомендательным письмом?

- Без него приёмная комиссия не берёт документы. И моя фамилия Элрик! И я не маленький!

- Сэр, небольшая формальность…

- Небольшая?!

- Ах да!

- Но это же пропуск на … – завопил дежурный.

А полковник уже тащил по коридору малинового Эдварда, который, скосив глаза, разглядывал надетую на пуговицу половинку квитка: «биоматериалы, 40 кг»

- Не вздумай срывать, без этого не выпустят.

Ловушка захлопнулась.

3.

Однажды он доигрался с огнём.

К этому уже давно шло. Полковник, с утра опять запирая Эда в шкаф, в очередной раз
процитировал статью Устава, касающуюся телесных наказаний.

- Подумай, Стальной, до чего тебя доведёт пренебрежение к дисциплине и самовольство.

Сейчас был уже поздний вечер. Большинство офицеров разошлось. Библиотека закрыта, Ал волнуется.

- Давай-давай, сволочь, - бормотал Эд, оставленный после отсидки корпеть над ненавистным отчётом. – Ещё поглядим, армия для меня, или я для армии.

Отчёт не шёл. Испытывая жестокий кризис жанра, вместо него, чтобы зря не терять время, Эд с высунутым языком старательно малевал эпическое полотно формата А4. Первым,
разумеется, вывел себя, почти не прибавив росту. Юный гений благосклонно принимал титул госалхимика. Полковник в форменной мини-юбке подавал ему на бархатной подушечке серебряные часы. Низко при этом кланяясь, к вящей радости задних рядов. А именно: Хавок ронял чинарик, Бреда совал в рот телефонную трубку вместо бутерброда, покрасневшая Хоукай хваталась за пистолет, а Фьюри застыл с рукой на ключе телеграфа, издающего бесконечное «бииип». Выходило очень даже похоже. Теперь нужен был двухцветный карандаш, чтобы раскрасить форму синим, а плащ, подушечку и щёки Хоукай – алым.

Элрик отложил ручку, прошествовал от дивана к полковничьему столу, выудил заветный карандаш из стакана, обернулся на звук и понял, что его накрыли.

В следующий момент он осознал себя перекинутым через валик дивана, лицом вниз, в рассыпавшиеся бумаги, с безжалостно содранными штанами. В одном ухе ощутимо звенело, а в другом громыхал полковник:

- За хроническое нарушение дисциплины! Ненадлежащее исполнение обязанностей!

- Эй, ты что, спятил? – взвизгнул, пытаясь вырваться Эд, чувствуя, как на его задницу равномерно опускается ремень. Его же собственный ремень! Тут уж сами собой посыпались выражения, усвоенные от тёти Пинако.

- И за несоблюдение субординации!!! Лежать!!! В соответствии с Уставом…

Эд всё-таки вывернулся и отскочил в угол кабинета.

- Тогда уж ещё и задокументировали бы, - сказал он хмуро, пытаясь привести себя в порядок. – И ремень отдай… те… пожалуйста…

- Только рыпнись - я все твои художества, начиная с человеческой трансмутации, так
задокументирую, что выговор в личном деле покажется личной благодарностью фюрера. Подойди сюда. Это приказ. Старшего по званию.

Эд подошёл. Осторожно, бочком. За десять минут полковник уже дважды его нехорошо удивил.

Серия быстрых и точных ударов заставила парня упасть на пол, хватая воздух ртом.

Повисла тяжёлая пауза. Что же дальше?

И тут произошло совсем уж неожиданное. Полковник опустился на колени, коснулся багровых полос, проходящих по спине и ниже – пальцами, потом губами, и прошептал:

- Стальной… Прости меня… Пожалуйста…

4.

На следующее утро Эд пришёл в штаб ровно в девять, с отчётом под мышкой.

- Что-то ты рановато сегодня, - ухмыльнулся Хавок, дружески приобнимая его за плечи. –
Наверно, снег пойдёт.

Парень шарахнулся, словно его кипятком ошпарили.

Всю дорогу он шёл, чувствуя себя голым в толпе, ему казалось, будто на нём большими буквами написано всё, что происходило вчера вот за этой за два года набившей оскомину дверью.

Никак не получалось совместить точно таких же, как вчера, боевых товарищей, совершенно будничного полковника, который, как ни в чём ни бывало, подписал только что командировочное задание, и нового себя. Словно приснилось, не оставив и следа.
Но ведь болит же. Болит.

И душа, и тело.

5.

Полковник был непредсказуем, как болотная тропа. Если одновременно ему вдруг прискучивали девушки, и на службе случалась неприятность, и звёзды, видимо, принимали определённое положение, не иначе, потому как случалось это не слишком часто, на него нападала блажь. И если Эду не везло застрять где-то в поле досягаемости, блажь перерастала в настоящее безумие.

Однажды Эд с полковником целый день таскались по магазинам, подбирая «платье для его сестры, у которой такой же размер, но мы хотели сделать ей сюрприз», и вечер завершился стриптизом в загородном доме полковника.

В другой раз Мустанг заявил – а было это в День Родины – что сегодня ни слова о работе.
Повёл братьев на праздничные гуляния, купил Эду шарик (Мне не два года! – Улетит – ответишь головой!), кормил мороженым (Эд отстоял фруктовое) и смотрел, как тот подхватывает языком тающие капельки так, что даже Ал заметил неладное.

Мог устроить настоящий кошмар в кабинете, потащить за собой якобы на задание, а на самом деле в бордель, и как-то бросил Эда всё в том же многострадальном платье связанным в лесу. Появившись через такое время, что Элрик уже не на шутку опасался – не диких зверей, разумеется, а что его обнаружит кто-нибудь посторонний.

Как чужая собака.

Никогда нельзя было угадать, потребует он сопротивления или покорности, прикажет звать Роем или полковником, закатит он оплеуху или станет ласково шептать:

- С ума схожу от тебя… Нельзя быть таким чертовски красивым и умным одновременно… Почему ты не можешь полюбить меня хоть капельку? Неужели я недостоин?

С полковником в нормальном состоянии можно было сражаться спина к спине – или собачиться из-за мелочей до потери пульса.

Но едва в глазах появлялся до боли знакомый странный блеск, всё, ему можно было только подыгрывать в этой странной пьесе, гадая о неожиданных поворотах сюжета.

Иногда получая бонусы в виде завтрака в постель или допуска к секретным сведениям.

Стараясь удержать себя от собственного безумия.

Все эти игры вызывали в душе Эда настоящую панику, мозги отказывались понимать и принимать происходящее, тело протестовало, ясно давая знать Мустангу: тебя лишь терпят.

6.

- Взгляни, Эд, что у нас есть. Красотка, правда?

Хавок сунул парню под нос яркий журнальчик. Бьющая в глаза нагота. Сплетённые тела.

- А… а ей не больно?

- С чего ты взял? Эд? Что с тобой? Куда ты так рванул?

- Я несовершеннолетний! – донеслось уже с противоположного конца коридора.

Вслед ему нёсся дружный гогот.



7


- Пффф…

- Больно? Я постараюсь аккуратнее.

- Хватит, и так заживёт.

- У тебя талант попадать в драки, - Хайдерих обработал последнюю ссадину на физиономии
Эда. – А нам завтра представлять проект. Там будут люди, которым надо понравиться.

- Прости-прости-прости.

- Синяки или пудра… Лучше так, наверное. Как-то более по-мужски.

- Но им тоже досталось.

- В конце концов, у тебя начнутся проблемы с полицией.

- Ну, эти хоть синяков не оставляют.

- ?

- Да. Ещё там.

- Когда ты всё успеваешь!

- Ещё спроси, как я до сих пор всё это терплю…



8.


Когда я впервые увидел тебя…

В купе царила весёлая суматоха.

- Не напирайте, не напирайте, я сейчас уберу чемодан…

- Осторожно, черти, гитара!

- Альфонс, двигайся! Смотрите-ка, Эдвард пришёл!

- Уже можно открывать, или для вина пока ещё рано?

- На скольких раздавать?

- Почему нельзя войти в поезд, пока он не тронулся?

- Неспортивно, - усмехнулся парень, последним протиснувшийся в битком набитое купе, и ногой задвинул под лавку маленький фанерный чемодан. Потом бесцеремонно положил руку на плечо Оберта, сидевшего рядом с Хайдерихом – Пересаживайся, здесь буду я.

Вежливого Альфонса аж передёрнуло.

Значит, вот он какой.

Молодые учёные разъезжались после конференции. Альфонс, Карл и Оберт возвращались в Мюнхен, кое с кем им было пока по дороге. Все набились в одно купе. И этот Эдвард, состоявший с Обертом в переписке, кажется, увязался за ними, хотя он, вроде бы, английский подданный. Поскольку Альфонс умудрился простыть и пару дней провалялся с температурой, Эдварда Элрика, произведшего настоящий фурор своими оригинальными идеями и эксцентричными выходками, он видел впервые. Или нет?

Лицо подозрительно знакомое.

А что? Обычное лицо.

Невысокий, худощавый, подвижный – нервический тип, всё перегорает. Светлые волосы собраны в хвост. Позёр. Осанка, выражение лица – этакий великодушный повелитель. Переиграй он хоть чуть-чуть, было бы комично, только вот в купе почему-то все смотрели на маленького Эдварда снизу вверх. Все, кроме Альфонса.

- Зачем? – спросил он, движением головы обрисовав некрасивую ситуацию с Обертом, поскольку руки были заняты картами.

- Чтобы поскорее съесть тебя, - снова ухмыльнулся Эдвард. – А ведь ты действительно вылитый Альфонс.

- Ходи уже!

Эд мельком глянул в карты, бросил пару на стол, и опять уставился на Альфонса, любуясь.
Глаза у него были жёлтые, как у кошки. У очень большой кошки. Нашедшей наконец достойную добычу.

- Выпей, Эд!

- У меня своей дури…

- Если он нас трезвых обдирает, как липку…

- Карл, почему гитара простаивает?

- Когда мы достигнем иных миров…

- Побереги это для своей девушки.

- …экспериментами профессора Жуковского. Если использовать в работе этот принцип…

- Где я вас мог видеть, Эдвард? – спросил заинтригованный Хайдерих.

В это время поезд въехал в тоннель, зажёгся бледный свет, и в тёмном стекле отразились две физиономии: слабое зеркало чуть сгладило черты, уравняло белобрысого Альфонса и золотистого Эдварда, сделало почти чёрными две пары глаз: голубые и жёлтые.

- Шайссе, - прошептал обычно не склонный к брани Альфонс.

- Вот и ответ, майн херц, - улыбнулся Эдвард. Не так, как раньше. Мягко, ласково, только ему одному.

Что бы сказал Хайдерих, узнав, что его новый знакомый имел в кармане билет на совсем другой поезд, а запрыгнул на подножку после того, как увидел знакомое лицо в уплывающем окне и в следующий миг понял, что это не его собственное отражение…

9.

Он не пьёт молока. Иногда за работой забывает обо всём. Но врач сказал мне хорошо питаться – и он обязательно проследит за этим. И чтобы я вовремя принял лекарство. И чтобы надел шарф, и калоши, а сам может бегать всю зиму в одном плаще, неделю не есть, сидя спать, где его сморило, ничуть не заботясь о своей жизни, словно он железный. Вероятно, ему необходим кто-то, в честь кого совершаются все эти бесконечные подвиги. Или кто-то, прикрывающий спину.

Он, Альфонс Хайдерих, оруженосец и прекрасная дама в одном лице.

- Вот твой чай. Выпил лекарство?

- Да.

- Поел?

- А ты сам поел?

- Вот напомнил… И тащиться теперь лень, и в животе заурчало… Ладно, раз всё в порядке, ты спи. Я пойду вниз, нужно добить статью, заодно и перехвачу что-нибудь. Спи.

- А сказку?

Не могу отпустить. Ещё минуту.

Когда я понял, что люблю его?

Тогда, в поезде, на миг решил, что это у него любовь с первого взгляда, и мне стало смешно, а теперь всё по-другому.
Люблю его. А он… я не знаю, как это назвать. Он заботится обо мне. Он кормит меня с ложечки, поправляет шарф, подтыкает одеяло. Может обнять. Погладить по волосам. Но ласка эта невинна, и он как будто не замечает, как у меня внутри всё переворачивается.

Сегодня.

Сегодня Эд был совершенно вымотан. Сидя на кровати Альфонса, он рассказывал одну из своих чудесных историй, речь становилась всё невнятнее, и наконец оборвалась тихим сопением. Откинувшись на спину, поперёк кровати, поперёк тела Хайдериха, Эд спал, одну руку откинув в сторону, а другую положив на живот. Тихонько, чтобы не разбудить, Альфонс уложил его по-человечески. Хотя предосторожность была излишней, обычно Эд спал как бревно. Хайдерих нежно отвёл волосы с лица и долго смотрел на разгладившиеся черты, чуть вздрагивающие пушистые рыжеватые ресницы, точёный профиль, идеально очерченный рот. Его любимый был прекрасен. Руки осторожно дотронулись до текущих пшеничных прядей. Едва провели по щекам. Слегка коснулись губ. Губы манили. Манили приоткрывшееся розовое ухо и плавный изгиб шеи, покрытый золотистым пухом.
Манила ямочка между ключиц. Сонный, дышащий, тёплый. Между бровей – маленькое чернильное пятнышко, там, где он привычно потирает раннюю вертикальную складку.

Мягкий. Тихий. Каким бывает только дома.
Только для меня. Для других всегда наготове едкое замечание или тяжёлая оплеуха, если те сами не подчиняются его гипнотическому обаянию. Мой.

Альфонс и сам не заметил, как приблизился слишком сильно и поцеловал спящего. В губы.

Сопение оборвалось. Эд судорожно вздохнул и раскрыл огромные, не до конца проснувшиеся, наполненные ужасом глаза.

- Пол… Ал? Альфонс? За что…

Он прикрыл лицо рукой.

Вся кровь бросилась в лицо Хайдериху, потом резко отхлынула, оставляя смертельную бледность.

Это не укрылось от Эда. Он потерял самообладание всего на минуту, кажется, успев, однако, наворотить за неё дел. Это не брат. Не настоящий Ал. Это страшно, но не так смертельно страшно, как если бы…
Истинный сын своего отца… Не думал, какие мысли бродят в голове плюшевого мишки, которому примеряют очередное клетчатое платьице?

Но другого Ала здесь нет. И не будет. И самое страшное, что его, возможно, нет и не будет там. Эд похолодел. Время стало вязким.
Каждая секунда растянулась до вечности.

Надо было решать.

Возможно, любое решение означало потерю.

Больше нельзя тянуть.

Никто не хватал его за руки. Не привязывал чёртовым аксельбантом. Он держал себя сам. Во рту никаких посторонних предметов. Можно сказать… Нужно…

Хайдерих смотрел, застыв, как Эдвард сжался в его судорожных объятиях – тех объятиях, которые до сих пор единственные могли успокоить его в пылу любой драки, отогнать вязкий ночной кошмар… Как его губы дрожат… нет… начинают движение… оглашают приговор.

- Альфонс, прости меня, пожалуйста. Я люблю тебя без… в общепринятом смысле этого слова. Я бы не хотел оскорбить твои чувства. И не могу тебя обманывать. Но… - последний вздох перед шагом в пропасть, - я готов для тебя на всё. Поверь, я знаю, о чём
говорю, и… если ты… я… потерплю… я всё сделаю… только не исчезай…

- …принять твою жертву? Я ведь тоже люблю тебя, и…

Эд, словно разогнавшийся поезд, который уже трудно было притормозить, как-то вдруг оказался сверху, накрыл губы Хайдериха своими и тот просто пропал.

Меня как будто не было. Времени не было. А потом я снова появился, и нежность уступила место страстному желанию обладать. Я был словно голодный зверь, и я насытился своей жертвой. А он и дразнил, и усмирял меня, но при этом оставался совершенно холоден в моих объятиях. Вот о чём он говорил. Вот на что он был способен – кажется, за пределом человеческих возможностей. Он определённо не в себе. И это его любовь – сумасшедшая. Мне стало страшно.

10.


В шесть утра подъём. Тренировка. Спарринг с Альфонсом? Куда уж там. Просто прогулка. Он и так дышит через раз. К девяти на службу. Вечером в университет. С вольнослушателей почти не берут денег, и это хорошо, потому что лекарства… И книги…

Неизлечим? Сейчас – может быть.

Я не имею права потерять то, что есть.

И я не теряю надежды вернуть утраченное..

Бонус: пейринг Энви/Врата будет в следующей серии.

Читайте правила и будте внимательней с тегами.
Администрация

@темы: =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Drama=, =Редкие пейринги=, =POV=, =R=

---

Дай руку, драббл

[Тёмная сторона силы]

Название: Дай руку.

Фэндом: Стальной алхимик

Автор: Тёмная сторона силы
Бета: нет
Пейринг: Шрам/Мэй Чан
Дисклеймер: да ну их, эти права
Рейтинг: G
Размер и жанр: скорее драббл
Размещение: берите, курите
От автора: била себя по башке – тяжело писать три рассказа

одновременно… и из уха выпал четвёртый…

Высокий темнолицый старик задремал на припёке, прикрыв
красные глаза. Весной всякая тварь радуется первому солнышку, и он сидел на
крыльце, прислонясь спиной к облупившейся стене дома, обняв татуированными
руками суковатую трость. Внуки со звонким смехом бегали по двору, гоняя палками
смешной мячик с торчащими перьями.

Как мало надо для счастья. Необязательно быть первым при
дворе императора. Необязательно быть бессмертным. Спокойная совесть, любящая
семья…

Как хорошо, что она…
В тот день, который, казалось, никогда не кончится, настала наконец минута тишины. Всё

успокоилось, затихло. Жизнь на миг замерла, собирая силы для нового роста. И он
сидел молча, представляя себя сухим деревом, которое никогда не зацветёт.

Первую жизнь отнял Кимбли. Вторую досуха высосала месть.

Он вернул честное имя.

Аместрийцев он уже не считал своими врагами. А они? Будут
чествовать как героя или припомнят старые грехи? Ему было всё равно.

И тут подошла она.

- Вставай.

Он поднялся во весь рост – малышка доставала ему едва до
пояса.

- Дай руку.

Маленькая ладошка утонула в его, лопатообразной.

- Путь через большую пустыню начинается с первого шага.

Так началась его третья жизнь.

Автор, издеваясь: а потом она выросла и теперь у них внуки. Рейтинги будут в другом рассказе, который
уже на подлёте, я просто необычные пейринги люблю.

 

@темы: =G=, =Angst=, =Гет=, =Редкие пейринги=, =Romance/Fluff=

---

"Не думала, что будет дождь" [Ройай; драббл; G]

[julientel]

Название: «Не думала, что будет дождь»
Фэндом: FullMetal Alchemist
Автор:  Ame no Tenshi
Бета: сама себе бета, как всегда
Пейринг: young Roy/Riza
Рейтинг: G
Жанр: romance
Размер: драббл
Дисклеймер: персонажи Аракавы, не претендую
Размещение: с разрешения автора и только с этой шапкой

Ливень начался внезапно, заставив жителей поспешно разойтись по домам. Впрочем, даже в сухую погоду улицы быстро пустели, когда день близился к вечеру. Тьма опускалась всегда внезапно в это время года, а фонари как водится, горели из рук вон плохо. Все освещение было сосредоточено в центре, оставляя жителей окраин практически без света.

Дождь шел как из ведра, струи воды стекали с крыш и разбивались о мостовую, разлетаясь мелкими брызгами. Возможно, это могло показаться довольно красивым зрелищем, если конечно наблюдать из окна дома, вытянув ноги к весело потрескивающему огню в камине. Маленький мокрый котенок еще помнил, что это такое, теплый дом, и пробирался вдоль переулков в надежде найти не менее надежное укрытие. Он выбежал на мостовую и тут же испуганно припал к земле, заметив высокую фигуру в черном плаще.

- Ты откуда такой? Кис-кис-кис. Бедняга, промок ведь весь.

Котенок доверчиво потянулся к руке в белой перчатке, но в следующую секунду отпрянул. От незнакомца пахло чем-то плохим. Резким. Неуверенно зашипев, малыш скрылся в темноте переулка.

Молодой парень удивленно посмотрел ему вслед, и, пожав плечами, поднялся на ноги. На душе стало как-то паршиво. Ему и так-то было не по себе. Он не любил дождь, можно даже сказать, ненавидел. Тот всегда действовал на него чересчур угнетающе.
Как будто в оправдание, тот прекратился так же внезапно, как и начался. Усмехнувшись, парень стянул с головы капюшон и ускорил шаг. Хотелось поскорее оказаться в тепле.

Внезапно из едва освещенного переулка вышла девушка. Аккуратно обходя лужи, она пошла в том же направлении, что и он.

- Риза!

Девушка вздрогнула и обернулась. Она некоторое время настороженно пыталась разглядеть его лицо в темноте, и он поспешно подошел ближе.
- Это всего лишь я, не волнуйся.

- Мистер Мустанг, добрый вечер, - Риза облегченно улыбнулась.

- Что ты тут делаешь в такой час совсем одна? – Рой подошел еще ближе, силясь рассмотреть ее в темноте. Что-то в ней его встревожило.

- Мне нужно было купить лекарства для отца, а Вас ведь не было… – Риза обхватила себя за плечи и поежилась.

- Прости, задержался на стрельбище, - Рой пожал плечами, чувствуя себя немного неуютно, он ведь был отчасти виновен в том, что ей пришлось одной бродить по темным улицам так поздно. Еще и под таким ливнем…

- Ничего страшного, мне не в тягость, - девушка поспешно замотала головой, с челки, блеснув в слабом свете фонаря, сорвалось несколько капель. – Просто, я… мы уже начали волноваться, куда Вы пропали…

Ливень, едва заметные капли на коротко стриженных волосах…

Рой чуть не ударил себя по лбу от досады. Какой же он осел, сразу не заметил. Конечно, можно было списать на плохое освещение, но ведь на самом деле давно мог догадаться.

- Господи, да ты же насквозь промокла, - Мустанг, недолго думая, стянул с себя плащ и накинул его Ризе на плечи, не обращая внимания на ее слабые протесты. – Что за безрассудство.

- Я не думала, что будет дождь, – Риза покраснела, когда Рой взял ее ладони в свои, пытаясь понять, насколько они холодные. Едва слышно чертыхнувшись, стянул перчатку с одной руки и повторил попытку.

– Совсем ледяные… Давай, укутайся получше, - он запахнул плащ у нее на груди, заставив спрятать руки.

- А Вы сами не замерзнете? – Риза подняла на него обеспокоенный взгляд.

- Мне-то ничего не будет. Это тебе нужно согреться, иначе заработаешь воспаление легких, не дай Бог, – почувствовав, что она по-прежнему сильно дрожит, Мустанг вдруг притянул ее к себе и крепко обнял, заставив на секунду задержать дыхание.

Риза сразу почувствовала невероятное тепло, и что-то екнуло в груди.

– Так лучше? – Рой почти коснулся губами ее спутанной челки, что заставило сердце девушки забиться еще чаще. – Согрелась?

- Да… - Риза доверчиво спрятала лицо у него на груди. Почувствовав едва заметный запах пороха, она улыбнулась и закрыла глаза. – Спасибо.

@музыка: SID - Rain

@темы: =G=, =Гет=, =Romance/Fluff=, =Рой Мустанг/Лиза Хоукай=

---

Бездомные кошки, ч.4

[Мама Зоя]

Название: Бездомные кошки

Фэндом: Стальной алхимик

Автор: Мама Зоя

Бета: нетути

Жанр: ангст, романс, немнго яоя, гета и насилия

Пейринг: Эд/Уинри

Рейтинг: R, AU, POV Эда

От автора: вторая часть произведения написана типа как размышления, пока Эд пишет отчёт. В этом куске имеются насилие и гет. Дальше в середине второй части наличествует большая дыра, которую я надеюсь вскорости заполнить. Поэтому временно кина не будет.

 

Часть вторая

 

… Всех куда-то унесли. И меня тоже. Я смог вставать только
через неделю, и сразу побежал к брату. Ал был похож на покойника, да и на Отца
был похож, и лицо, и трубки эти, провода, шедшие к нему со всех сторон, только
довершали сходство.

- Брат, - сказал я, - держа неживую, еле тёплую руку, - мы с
Уинри поженились. Главврач нас расписал, прямо в палате, у него есть такое
право. Думали, я помру, - я злрадно ухмыльнулся. – Теперь срочно поправляйся,
чтобы побить меня.

В отчёте просто напишем – навестил брата…

И упал на госпитальной лестнице, когда возвращался обратно.
Сами б вы попрыгали с одним костылём, полковник.

Это даже как будто на руку было – я тянул с выпиской из
госпиталя, особенно когда узнал, что меня ждёт. Уинри меня навещала регулярно,
палата госалхимику положена отдельная, и все дела.

Кроме жены ко мне ходил один хмырь усатый. Все друзья либо в
больнице, либо под следствием, либо то и другое, вот как я. Нашлись какие-то
люди, думающие, что имеют право судить, быстренько прилипли к государственной
машине Аместриса, как тот Энви на шею Йоки. Хотели всю правду, а получили шиш.
Мне очень удачно кусок бетона прилетел на голову. Тут помню, а тут не помню,
хоть режьте.

Чем он только не грозил. Тюрьма, расстрел, допрос с
пристрастием. Уходите, говорю, мне и так плохо. Болен я. Кроме Уинри никого и
ничего не помню. И точка.

- Мы дадим вам время подумать, - важно сказал он, и ещё в
больнице мне оформили перевод в Энск, и звания госалхимика лишили раньше, чем
всю шарагу распустили. Часы я, конечно, припрятал на память о собственной
глупости. Ещё подписку, сволочи, взяли, что если я буду алхимией пользоваться,
припомнят мне человеческие трансмутации. Так вот начался в стране бардак,
реформы всякие, и я закатился в уголок, как мелкая монетка. Разве что была
теперь в моём личном деле нехорошая пометка, с которой я три года из казармы
почти не вылазил.

В отчёте напишем – был переведён приказом номер такой-то…

В конце концов снял какой-то угол у старушки, чтобы когда
Уинри с Алом приедут, на улице не
ночевали. Жалование у меня упало не в пример, а ешё брату на лекарства, на
книги-почтой много уходило. Я втихаря алхимичил, пробавлялся мелким ремонтом за
еду, то да сё…

И вот иду я как-то домой со службы, темнеет уже, а навстречу
вроде два мальчишки. Городок у нас маленький, все друг друга знают, и дети
ничьи так поздно не ходят гулять. Чужие, вижу, дети. Первая мысль была дурная –
граница, шпионы. Мало ли – дети. Я и сам в молодости ого-го как зажигал! И
вдруг тот, который побольше, говорит:

- Господин офицер, не хотите девочку?

Я чуть не упал. Вот этот маленький чёрненький жучок –
девочка? Для офицера?

- Или мальчика? – говорит это поганец как-то уж совсем
безнадёжно и просительно на меня
смотрит. А в животе у него урчит на всю улицу. Дал я ему по шее за такие
слова, подхватил обоих и притащил к себе домой. Велел им воду греть и мыться, а
сам побежал к соседке за молоком.

Вот она удивилась.

- Ты что, - говорит, - кошку подобрал?

Ага, даже двух.

- Сегодня праздник, - сказал я, усаживая их за немудрящую
трапезу. – У моей жены близнецы родились. Ваши братья. И не спорьте с отцом.
Сегодня гуляем, а уж завтра я за вас возьмусь.

Они у меня замечательные.

Старший сын – врач. Он всю войну прошёл – мобилизовали – а
теперь доучивается, здесь же, рядом, в университете. Читает запоем всё подряд,
прямо как я.

Юки художница. У нас в доме почти нет фотографий, только её
картинки. Комиксы «Элрик бразерс» тоже она рисует, это была её идея. Она очень
любит готовить, но за эти годы почти совсем не поправилась и не выросла, в меня
пошла.

Гершик ишварит. С той стороны, из Креты. Границу нелегально
перешёл, с годовалой сестрёнкой на руках. Их тут прижали, они туда, там – сюда.
От всей деревни двое остались. К языкам фантастические способности. Мой сын.

Маленькая Шоша, наоборот, долго молчала. Она красавица,
вылитая Уинри в детстве. Они похожи как… как фото и негатив.

Близнецы мои, Маэс и Ури, рыжие, как два апельсина, и я всё время дразню
ими Уинри, а она уверяет, что тётя Пинако в молодости рыжая была. Хотя такой её
уже никто не помнит. О, эти чокнутые алхимики, нас с Алом скоро переплюнут.

Сара больше всех лицом на меня похожа. Но характер не в
пример мягче. Я помню её совсем маленькой, даже меньше, чем Триша сейчас. С
Тришей и Эдом-младшим (В честь меня! Представляете!) у нас ещё всё впереди. Они
так похожи на мою маму, особенно Эд. Не зря они его Эдом назвали, это просто
маленький ураган.

Да, мы вообще странная семейка, полковник. Тётя Сара
приходилась маме двоюродной сестрой, а где-то на фамильном древе тёти Пинако
присутствует Хоэнхайм, неспроста он всё время рядом крутился. Я и на это забил,
потому что второй Уинри на свете нету.

У Мурзика давно своя семья, но все так и зовут его Мурзиком,
потому что Ал его приволок. Подобрал где-то на вокзале во время своих разъездов.
Он, помню, всё наесться не мог, кусочки по подушку прятал. Из дома убегал… На
автопротез так и не решился, скачет на деревяшке. На войну не взяли.
Расстраивался.

Мартина мы назвали в честь соседа, Мартиноса-кретиноса. Был
в Энске такой чудак, городской алхимик. Прихожу я к нему и говорю, так и так,
денег у меня кот наплакал, а собираюсь я ни много, ни мало строить дом. Мы как
раз сына ждали. Помоги, говорю. Как алхимик алхимику. От тебя требуется, чтобы
ты рядом стоял и молчал о том, что видишь, и дом этот за свою работу выдал. А
остальное мы с братом сделаем.

Он-то много лет думал, что я знаю два-три фокуса для починки
старья, а в остальном полный дилетант, и пошёл больше из любопытства. Сыграли
мы с Алом в ладушки, а Мартин стоит бледный и спрашивает, какого *** и *** мы
хороним свои способности. Чтобы они нас не похоронили, отвечаю. Меня, между
прочим, из госалхимиков разжаловали, работать запретили и взяли подписку о
неразглашении. То есть вдохновенно вру. На самом-то деле мы легли на дно по
доброй воле. А для чего, уж вам-то полковник, лучше всех известно.

Мартинос-то нас и запалил. В скором времени меня попытались
выкрасть. И пришлось показать, что я умею работать не только головой, но руками
и ногами. Раньше времени. Всё случилось раньше времени, всё…

Вообще на восточной границе население весьма пёстрое. Когда
ишвариты перешли на легальное положение, оказалось, что их у нас под боком
уцелело предостаточно. Из той половины Ишвара, что осталась за Кретой, тоже
подтянулись, когда у кретиносов началась очередная борьба за чистоту нации.
Поляне, потомки бывших лояльных подданных Креты, через одного реваншисты: не
могут простить Аместрису захвата их области, хотя уже больше полувека прошло.
Переселенцы с севера. Их сюда загнали после войны с Драхмой, поменяли местами с
частью полян. Они против Креты, потому что Крета Драхму проглотила и не
поперхнулась, но и не за Аместрис, который захавал и их дом тоже.

Городской приют в Энске, тот самый, построен ветеранами
Ишварской бойни, совесть их замучила, тем более, им дали участки, очищенные от
ишваритов. Города здесь ещё туда-сюда, а деревни, хутора – иногда лучше не
соваться.

Помните, полковник, как вы навестили меня года три спустя?
Оказалось, что в гарнизоне много близких вам по духу офицеров, старых знакомых.
Мне стали как-то больше доверять, словно своим глазам они верить боялись…

Помните, вы сказали, что только такой псих, как я, мог
обрасти семейством в этой местности, ввиду приближающейся бойни, без гроша за
душой и с тюрьмой в перспективе? Помните, я бил себя пяткой в грудь и орал, что
собираюсь жить, а не помирать. Что этим детям надо помочь сегодня. Ведь у меня были
дом, и деньги, близкие, и меня никто не преследовал, и моя алхимия у меня была
– буквально в крови, а у них кроме себя не было ничего. Всех бездомных котят мы
подобрать не могли, но раз в неделю я навещал Энский приют, показывал ребятам
кое-что из алхимии и физподготовки. Я со всей наивностью пытался продлить тот
отрезок более-менее счастливой, обыкновенной жизни, что неожиданно мне
досталась. Я знал, что вернув Алу тело, мы заживём, и делал всё, чтобы не
разочароваться. Оставалось совсем чуть-чуть, мы ведь хотели позаботиться ещё и
о Родине.

Да не к войне – к мятежу я готовился! Мой фюрер. После того
вашего визита я обшарил всю область, а служба в крепости стала лишь прикрытием.
Но Крета начала экспансию на два-три года раньше, чем мы предполагали. Они
совершили странный рывок, и я нескоро узнал, почему. Мы надеялись получить
власть и навести порядок в стране, пока они будут переваривать Драхму и
встретить войну уже в совсем, совсем другой стране. Такой облом. Труд многих
людей пропал, ну, не совсем даром. Отчасти удалось подменить нашей системой то,
что развалили реформаторы. Мы с Алом не были ключевыми фигурами сети, которую
создавали. Мы должны были стать чем-то вроде сюрприза в этой хлопушке.

Меня подзабыли в столице. Стальной алхимик стал персонажем
детских комиксов (и недетских тоже), анекдотом. Эдвард Элрик стал офицером с
мутными перспективами, нищим и многодетным. Хорошо хоть фамилию жены вы меня
взять не уговорили. Блистательный Альфонс Элрик преуспевал в науке и бизнесе и
поддерживал своего непутёвого братца.

Короче, мы были счастливы.

И вот, когда мы уже были готовы к выступлению, пришлось
обороняться.

Я как чувствовал, что вас не просто так прислали, я ждал
провокации, а кретиносы просто зашли как
к себе домой, и всё. Нет ни мятежа, ни претендента на фюрерское кресло, ни
безвестного майора-неудачника. Как можно быть таким наивным идиотом, мой фюрер,
и собираться поднять мятеж, одновременно считая, что каждый гражданин поддержит
офицера правительственных войск?

Кой чёрт понёс вас на эту ферму?

Благодаря вам, я провалялся несколько дней. Гершик успел
доставить вас в Столицу и вернуться – он ни за что не хотел бросать в беде
своих соплеменников. От него-то я и узнал, что сволочи, которые меня
допрашивали, вывезли Энский приют. Подчистую. И ещё в округе дети начали
пропадать. И что за обоими этими вещами стоит, судя по всему, профессор
Маренгоф, от которого Гершик и Шоша в своё время сбежали. Энские жители видели
похожего человека.

 

Я решил, что теперь прятаться не имеет смысла.

Трансмутировал себе липовые документы, похожие на те, что
ребятки добыли в очередном партизанском рейде, нацепил вражескую форму и
отправился прямиком в пасть дракона. В Крету. Благо границы как таковой теперь
не было. Я хотел начать с города Гухова, про который Гершик рассказывал.

И вот на перрон с поезда, похожего и не похожего на те, в
которых я таскался половину своей жизни, сошёл некто Эдвард Эрлих, офицер добровольческой
армии, уроженец восточных, тьфу, теперь уже западных, территорий,
долечивающийся после ранения в руку и желающий навестить родину предков.

Сошёл я, стало быть, иду себе, и думаю, где бы заночевать.
Одна рука у меня забинтована и на перевязи, сами понимаете, почему. Потому, что
к их форме белые перчатки не положены. Во второй - чемодан. И тут за эту руку
меня кто-то хватает. Женщина. Молодая.

Я уже по дороге понял, что про Крету знаю гораздо меньше,
чем думал.

Помнится, зная, что рано или поздно женюсь на Уинри, я тоже
специальную литературу конспектировал. Что ни говори, практика всегда
отличается от теории.

Вот и сейчас – красивая, пестро разодетая девушка пыталась
отцепить мою руку от чемодана, глядя на меня наглыми жёлтыми глазами, меча скороговоркой:

- Эй, молодой, красивый, давай погадаю тебе, всю правду
расскажу.

Встречается со мной взглядом и меняется в лице.

- Ты… в этой форме… Ты из какого табора? – и колечки
золотистых волос возмущённо подпрыгивают.

- Из табора Хоэнхайма, - ухмыляюсь я.

А она понимает меня как-то по-своему, пугается и убегает.

А я стою, глядя вслед красотке, похожей на мою потерянную
сестру, и пытаюсь вспомнить, что же Гершик мне рассказывал о кретских цыганах.

- Я тебя сперва жуть
как боялся. Мама меня в детстве цыганами пугала, говорила, вы детей крадёте.

- Кто – мы?

- Ну вы, цыгане.
Спасённый народ.

Я, оказывается, походил на людей какого-то кочевого племени,
много лет назад покинувшего свою страну после какой-то таинственной катастрофы.
Золотые волосы. Золотые глаза. Это меня ещё тогда смутило. Вот потому я и
ляпнул про Хоэнхайма.

- Стой, - кричу. Куда уж там, убежала.

В тот день я обегал полгорода, информации об исследованиях
никакой не нашёл, зато обзавёлся солнечными очками. После того, как меня
выкинули из одной пивнушки, показав объявление на входе: «Собакам, ишваритам и
цыганам вход восперщён». Крета удивляла всё больше, я ведь как бы был офицер,
проливавший кровь за родину… новую родину… Акцент у меня был, конечно, его не
смог исправить даже лучший учитель в мире, мой сын, и пара бесед с патрулями
стоила мне нервов. Местный говорок был мягче и звонче нашего. Я забрёл в
библиотеку, порылся в газетах, проштудировал какой-то статистический справочник
довоенного издания – тут тебе и данные, и карты. Когда меня выгнали из закрывающейся
библиотеки, нашёл, наконец, гостиницу, и отправился спать, думая, как же так
разговорить местных, не слишком подпадая под подозрение. Я очень хотел
посмотреть местные книги по алхимии, и думал сделать это ближе к утру: алхимия
здесь была наукой для служебного пользования. Придётся опять применять кротовый
способ…

Мне снилось, что я снова на той чёртовой ферме, и ко мне
подходит Энви в форме кретского офицера. Он раскрывает нож, проводит по моей
щеке и подхватывает языком выступившую рубиновую каплю. Потом его рука скользит
за ворот моей рубашки… Я вскрикнул и вскочил. Нет, это был не Энви. В полутьме
номера блеснули знакомые жёлтые глаза. Давешняя знакомая мягко толкнула меня
обратно на кровать, её руки снова скользнули по моей шее. Я ждал, знал, что
сейчас будет. Пальцы наткнулись на тёплый металл и замерли.

 

Так уже было, когда на армейской вечеринке я, в усмерть
пьяный, лежал в объятиях одной весёлой вдовы, вознамерившейся лишить меня
невинности. Стоит ли говорить, что на тот момент я уже успел застолбить Уинри и
скучал по ней невыносимо? Стоит ли говорить, что вид человека, пришедшего на
гулянку, и с головой пропавшего в первой попавшейся книжке, безумно раздражал
многих в гарнизоне, где пьянство являлось чем-то естественным? Помню, как,
погружённый в интересный трактат, неизвестно какими судьбами оказавшийся на
этажерке со слониками, я и не заметил, что было в моём чудесным образом не
пустевшем стакане. Потом я словно выключился и включился, ещё не до конца
осознавая реальность происходящего. Была уже тёмная комната, и решительная
вдова, споткнувшаяся о мои болты и гайки. А меня понесло, я устроил на неё
настоящую кавалерийскую атаку, ко всеобщему веселью друзей за картонной стенкой.
Ну а когда выполз, морщась от света, в соседнюю комнату, под дружный гогот
присутствовавших, - ещё и драку. Вот после драки меня уже не поили…

 

Руки цыганки продолжили своё движение. А я, в своём
нормальном состоянии, знаете ли, очень настороженно отношусь к простым тёплым
прикосновениям. Я их боюсь. Они делают меня слабым. Я боюсь быть слабым.

- Что это ты тут делаешь, сестрёнка? – прошептал я, замерев.

- Ты мне нравишься, красавчик, - ответила она совершенно
спокойно, как будто ничего из ряда вон не происходило, мягко взяла мои руки
(одна по-прежнему забинтована, хотя теперь ясно, что болеть там нечему) и
прижала к подушке где-то над головой.

Лёгкий шорох, щелчок, резкий свет. Я лежал на гостиничной
койке, прикованный к изголовью, «сестрёнка» продолжала издевательски
поглаживать мой заголённый живот вдоль длинного вертикального шрама. И в
комнате было ещё двое цыган. Один стоял, целясь мне в лоб из пистолета, а
другой сидел, раскачиваясь, верхом на стуле.

- Поговорим? – улыбнулся он.

- Ну что ж, ответил я.
– Давайте знакомиться. Меня вот Эдвардом зовут, а вы кто такие?

- И правда, смешно разговаривает, - обернулся сидевший на
стуле к своему напарнику. И уже мне: -
Вопросы здесь мы задаём, усёк? Ты откуда такой взялся?

- Из Аместриса, - спокойно ответил я. – Можете взглянуть на
документы, если не верите.

- У меня есть глаза и уши, - ухмыльнулся он в ответ. – Ты
говоришь, как ишварит, а почему? Ты прячешь железную руку, а зачем? Ты цыган, а
носишь эту поганую форму, это ж вообще уму непостижимо! Ты шпион, что ли? Или
просто псих? Ещё Хоэнхайма приплёл с какой-то стати….

- Ну, вообще-то, это мой отец, - сказал я истинную правду, и
тут они зашлись хохотом, все трое.

Это уже потом мне рассказали, что я назвался сукиным сыном
или ублюдком, ведь Хоэнхайм давно стал одним из отрицательных персонажей
цыганской мифологии.

- Ну точно, чокнутый, - проговорил сидевший, утирая слёзы.

- Дикий аместриец. – держась за живот, прошептал другой.

- Потерянное колено Ишвары, - усмехнулась девушка, довольно
похлопав меня по животу.

- Весёлый ты парень, Эдвард. Сын Хоэнхайма, - вздохнул
главарь. – Только кончай нам по мозгам ездить. Что тебе здесь нужно?

- Вы тоже ничего, ребята, - улыбнулся я. – Если бы вы
взглянули на документы… Я еду в Уларск, навестить родину предков. А по дороге
заглянул к вам, в Гухов. Повидать профессора Маренгофа. До войны я
интересовался его работами по биологии… - тут я понял, что они как-то тяжело на
меня смотрят. - Ага, вижу, вы его тоже знаете.

В это время раздался требовательный стук в дверь. Все трое
аккуратно поменяли позицию. Девушка слегка прижимала меня к койке, а моей шеи
уже касался нож. Парень с пистолетом стал у двери так, чтобы она, открываясь,
заслонила его. Старший скользнул к окну и осторожно глянул вниз.

- Ждёшь кого-то?

Я помотал головой.

- У нас гости только до двадцати трёх, - пробасила за дверью
горничная. Ещё один сюрприз Креты.

- Я понял, - откликнулся за меня главарь.

- Так, - вздохнул он, возвращаясь на место. – Теперь ещё эта
шайка. Всё чудесатее и чудесатее… Рассказывай.

- Ваша очередь, - спокойно ответил я. – Информация за информацию.
Это будет равноценный обмен.

- Нет, - твёрдо сказал главарь. – Я с кем попало в сделки не
вступаю. Мы сейчас пойдём побеседовать в более тихое место. И если не хочешь
аккуратную дырочку во лбу…

- Да что ж за хрень такая! – заорал я. – Врываются среди
ночи, выспрашивают всякий бред, ещё тащить куда-то собрались! Наверно, стоило
не разговаривать с вами, а сразу задницу надрать!

В дверь, бранясь, застучала горничная.

- Да?! – заорал я ей. – Ушли уже! В окно! Я их выкинул!

Меж тем мои гости рядком лежали на полу, оглушённые
деревянными кулаками, рванувшимися одновременно из стен. Я сидел на кровати,
всё ещё в наручниках, и в руках у меня было по ножу – бывшие прутья спинки
кровати – так, на всякий случай.

Я повязал непрошенных гостей их же собственной одеждой,
обыскал, навёл порядок, потом растолкал главаря.

- Вот теперь можно и побеседовать.

- Ох, блин, чем это меня так? – пробормотал он потирая
голову. – Словно бревном огрели.

Сам не понимая, как близок к истине.

 

Для отчёта: Кретские цыгане – потомки жителей Ксеркса,
жившие на выселках, за пределами круга. Ведут кочевой образ жизни, в основном
на юге Креты, малочисленны. Хоэнхайма, о котором у них предание, не любят, как
единственного человека, выжившего в пределах круга. Наряду с ишваритами и
некоторыми другими народами считаются второсортными людьми. Я вступил с ними в
контакт с целью получения информации о лаборатории профессора Маренгофа, и
через них вышел на местное подполье.

 

- Хороший ты парень, Эдо, - сказал, улыбаясь, Горгиш, как
будто не он вчера был готов порезать меня на кусочки.

Моих новых знакомых, с которыми мы в конце концов чуть не
спалили гостиницу, звали: молодого с пистолетом – Софуш, старшего – Горгиш, и
девушку – Таис.

- Дай посмотреть, - протянул я руку к кифаре.

- Вот так. И вот так, - поправил он меня, и улыбнулся, когда
у меня что-то получилось. – Это у нас в крови.

- А как ты зашёл в гостиницу?

- Отвёл глаза, заговорил зубы…

- Это что, тоже у нас в крови?

Мы сидели рядом у костра. И впервые за много лет ночёвка в
чистом поле меня устраивала.

- Ну, - усмехнулся Горгиш,
- психология, она интернациональна. Я изучал медицину, в том числе и в
этой области, пока была такая возможность. Маренгофа я помню по столичному
университету. Я тебя этим фокусам научу. А ты меня научишь своим. Расскажешь,
как освободил руки. И как нас вырубил.

- Вот так, примерно, - я соединил руки и преобразовал
ближайший камень в статую зубастого божка. – Ты можешь попробовать, но я не
ручаюсь. Это алхимия.

Он вскочил.

- Мы… мы спасены?

- Не думаю…

@темы: =Angst=, =Гет=, =Эдвард Элрик/Уинри Рокбелл=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =R=

---

Бездомные кошки, ч.3

[Мама Зоя]

Название: Бездомные кошки

Фэндом: Стальной алхимик

Автор: Мама Зоя

Бета: нетути

Жанр: ангст, романс, немнго яоя, гета и насилия

Пейринг: Эд/Уинри

Рейтинг: R, AU

От автора: Ну не знаю ,что дайри делают с форматированием текста...

Да, кстати, здесь яоя не будет, будет гет, а санта-барбара расцветает во всей своей красе, плюс из кустов появляется мой специфический чёрный юмор.

4

И они прибыли в столицу в обещанный срок. И победу Мустанг
встретил одним из великих бригадных генералов, выигравших войну для бездарного
продажного правительства, которые ближе к концу войны совершили «тихий
переворот», подмяв под себя все ключевые посты. А позже и фюрером стал. Решил,
что пришло время строить. Женился на Лизе, выгнал её наконец из армии и
уговорил родить ребёнка. Но семья семьёй, а хобби у него осталось прежнее –
хорошенькие девушки.

И вот в один прекрасный вечер, когда он возвратился в свой
фюрерский кабинет, секретарша сообщила, что фюрера Мустанга в кабинете ждёт
посетитель.

Секретарша у него была юная и ослепительная. Выпускница
спецкурсов, про которую знающие люди шутили: «Коня на скаку остановит», и
испуганно прикрывали рот рукой, оглядываясь. Кто попало просочиться мимо неё в
кабинет не мог.

- Мне – можно, - строго сказал не представившийся ночной
гость, покачав перед её носом часами на цепочке, и бесцеремонно вошёл, а
секретарша, сама не зная почему, не воспротивилась.

Мустанг, не глядя на девушку, в пол-уха выслушал доклад, он
только что отвёз домой из оперы Лизу, пытался сосредоточиться на работе. Дел
сегодня предстояло ещё много, а тут ещё этот чёртов посетитель. В голове ещё
крутились обрывки арий. Напустив на себя вид раздраженного и занятого человека,
он прошествовал через тёмный, освещаемый лишь настольной лампой кабинет к окну,
с важной задумчивостью поглядел вниз, и лишь потом – на большой кожаный диван,
где в углу скорчилась маленькая, какая-то вся жалкая фигурка посетителя.

- Рой, - проскулила тень в углу замогильным голосом. – Рой,
у тебя есть что-нибудь выпить? Выпей, напейся сегодня за меня, Рой, я даже
напиться не могу после того, как вынул из своей печени вот такой швеллер… Я
старая развалина, Рой, у меня нет ни одной целой кости, ни одного своего зуба,
от меня осталось меньше половины. Зачем я ей такой? Зачем я им такой?

- Что? – в руках фюрера на мгновение вспыхнул яркий белый
свет, озаривший комнату. Вбежала испуганная секретарша.

- Уууу… уиииии… Уинри вышла замуж за… а я вернулся…

Мощная затрещина снесла Эда с дивана, и фюрер Мустанг
загремел где-то под потолком:

- Да! Такой ты действительно никому не нужен! Сейчас Лора
принесёт нам молока, и я буду поить тебя молоком, пока ты не придешь в чувство!

- С-спасибо,
полковник, - прошептал Эд, сидя на полу.
– Мне уже легче. Если я снова распущу нюни, можете меня пристрелить.

- Ну вот, опять возись с тобой. Я-то думал, ребята из Креты
выполнили за меня всю грязную работу, - вздохнул фюрер, помогая гостю
подняться. – Лора, принесите, пожалуйста, чаю. Где же зимуют ракообразные?

5

Странный пассажир сошёл на станции Ризенбург в пятом часу
утра. Поезд стоял всего минуту. Много ли надо, чтобы один человек заскочил в
третий вагон, а другой спрыгнул с подножки пятого? Приехавший уверенно зашагал
по перрону, слегка прихрамывая.

- Не впервой у нас? – улыбнулся молодой дежурный по станции.
Странный малый. С пустыми руками. – Надолго в Ризенбург?

- Насовсем, - откликнулся путешественник, и улыбнулся так
счастливо! Казалось, солнце только и ждало этой минуты, чтобы разогнать утренний
туман. Оно осветило незнакомца всего,
окатило золотой волной, и он весь засиял: золотые волосы, золотые глаза,
опушенные рыжеватыми ресницами, даже светлый плащ, казалось, светился.

Сунув руки в карманы, насвистывая, незнакомец направился
своей дорогой. И был он такой славный, счастливый, золотой, родной,
свой-пресвой, что дежурный сам засиял и светился этим отраженным светом, пока…

 

Эд на цыпочках вошёл в сонный дом. Перешагнул через спящую
на коврике кошку – та глухо мурлыкнула и исполнила перед вошедшим
приветственный танец, при этом глядя так, будто извиняется за остальных
обитателей дома, не бегущих с радостными криками навстречу. С приоткрытой кухни
тянуло свежезаваренным кофе. На кухонном столе, придавленная пустой, ещё тёплой
чашкой лежала записка: «Буду в среду. Л.» Л.? Кто это – Л.? Кто-то новенький? А
почерк совсем как у брата. На детском высоком стульчике – крохотный носок.
Неужто и вправду внуки?

Эд на цыпочках поднялся на второй этаж, открыл знакомую и в
то же время незнакомую дверь. В доме что-то неуловимо переменилось, какие-то
мелочи. Но его вело сердце. И сердце не ошибалось: глупое, влюблённое,
растерзанное сердце.

Уинри спала, свернувшись калачиком, на правом боку, лицом к
стене. Светлые пряди падали на лицо, и солнечный луч легко по ним скользил. Эд
прилёг рядом, погрузился, как в омут, в её запах, в обволакивающее сонное
тепло. Прильнул к любимой, долгожданной всем телом. Осторожно погладил тёплую
руку. Осторожно сдул волосы и поцеловал нежную кожу между лопаток. Там была
почти незаметная родинка. Туда как раз доставали губы, если не тянуться…

- Щекотно, - пробормотала сквозь сон Уинри. – На поезд
опоздаешь… - Видимо, ей продолжало что-то сниться.

Эд шепнул: «Ничего», - продолжая нежно целовать её и
гладить, сонную, податливую. Вот она не открывая глаз повернула к нему лицо,
губы приоткрылись, и Эд осторожно, как к редчайшей и очень хрупкой
драгоценности, прикоснулся к ним. Она
приняла поцелуй. Ответила, и когда губы разомкнулись, вдохнула, словно вынырнув
из-под воды, и открыла глаза. Тут же зажмурилась и в суеверном ужасе
прошептала: «Эд?!» Они рванулись друг к другу словно сумасшедшие, как будто
стараясь наверстать четыре года разлуки, и долго кружились в золотом тумане, и
вынырнули из него лишь когда внутри видавшей виды кровати что-то хрустнуло. Эд
мимоходом соединил руки, приложил их к кровати, прижимаясь к Уинри. Потом
какая-то хитрая искра мелькнула в его сияющих озорных глазах. Он снова хлопнул
в ладоши и осторожно провёл по ушкам Уинри. Она почувствовала лёгкое
покалывание, как от небольшого электрического разряда.

- Что это?

- Подсудное дело, - хихикнул Эд. – Золото, - и нагло
ухмыльнулся. – Пришло наше время, Уинри. При этом фюрере я могу выкидывать
любые коленца.

И она поразилась, какой сладкой музыкой на его языке звучало
её имя.

Эд счастливо смеялся, продолжая ласкать её. Какой-то новый
Эд. Он явился с того света не только с новыми шрамами, но и с новой радостью,
она таким Эда не видела с тех пор, как… как его мать слегла? Уинри чувствовала,
что Эд уже почти на пике, и что ему настолько хорошо, что сейчас он закричит,
запоёт от радости, от непереносимого счастья, и приложила палец к его губам, и
запечатала их поцелуем. Потом шепнула, тая в его сладостно-усталых объятиях:

- Шшш, разбудишь маленького Эда.

- Внука?

- Сына.

Эд не разжал оплетающих её тело рук, только спросил
изменившимся голосом, словно впервые наткнувшись взглядом на детскую кроватку:

- Как это понимать? Кто это – Л.? Что это значит?

- «Л.» значит «люблю». Я снова замужем, Эд…

И сама испугалась – так он замер, побелел, стал хватать ртом
воздух, и она поняла: сердечный приступ. Она же всё-таки врач.

Носочек, записка, поезд – всё это сложилось у Эда в голове в
неутешительную картинку, и он почувствовал, как летит в чёрную пропасть, а
маленькие цепкие ручки отщипывают

по клочку от его истерзанного тела.

- Держи, - сказала Уинри, когда Эд наконец смог оторвать
взгляд от мирно посапывающего малыша с лицом Триши Элрик, и протянула платочек,
в который было завёрнуто что-то мягкое. Косичка.

- Значит, её не погребли под звуки гимна, - прошептал Эд,
стараясь не разбудить племянника. – На памятник я, конечно, не рассчитывал, но
могилка-то хоть у меня есть?

- Нет. Ал запретил. Сказал, что чувствует: ещё рано.

- Не поверил, но решился… Передай… - он сделал несколько
беззвучных движений губами, но так и не смог выговорить ни «брат», ни «Ал», -
что теперь самое время. Значит, своим счастьем я кретиносам обязан? А я,
понимаешь, думал, как полковник тебе скажет?

- Разве он знал?

- Ага. Наблюдал трагическую гибель героя из первого ряда.
Жалел, что руки связаны, а то бы похлопал.

Да что ж его, подменили что ли? Где крики, где сломанные о
стену предметы? Когда его на восток переводили, он, ещё в больнице, так бесился,
что тумбочку рукой проломил. А сейчас только глаза его выдают. Ну и губы.
Улыбаются – и дрожат. И это очень страшно.

- Эд, - Уинри накрыла его руки своими, - поверь, за тобой я
замужем или за Алом, особого значения не имеет. Важно, что ты вернулся, значит,
теперь всё будет так, как раньше.

И увидела, как его огромные золотые глаза всё больше темнеют
и округляются.

- Уинри, нет, замолчи, пожалуйста, мне уже хватит хороших
новостей на сегодня, - жалобно попросил Эд, но она, как будто не в силах уже
остановиться, продолжила:

- Не делай такое лицо, как будто даже не догадывался. Всё
началось ещё здесь, в Ризенбурге.

- Когда Ал шёл на поправку?

- Нет, значительно раньше, я же помню вас обоих столько же,
сколько себя. После его возвращения просто случилось то, что не могло не
случиться. И на востоке я была так счастлива с вами обоими. Если бы мне предложили
выбрать кого-то одного, я бы, наверное, сошла с ума. Да я и сошла с ума, когда
мне принесли вот это! – она осторожно, как ядовитую змею, приподняла двумя
пальцами косичку.

- Знаешь что, - всё с тем же замогильным спокойствием сказал
Эд, - мне надо всё это хорошенько обдумать. Пойду-ка я заварю чай, а ты поспи
ещё.

Эд заскочил на кухню. Сверху донёсся рёв Эда-младшего. Как
трогательно, да…

Эд-старший на цыпочках прошёл по коридору, прощальный взгляд
скользнул по картинке на стене. Это рисовала Юки, младшая сестра «старшего
сына». Молодая счастливая Уинри, слева от неё Ал, похожий на доброго медведя,
справа Эд, встрёпанный воробей, который, кажется, не стоит, а скачет от
распирающей его энергии. Кажется, он тогда сказал, что дурачков по росту
строят. И щёлкнул девочку по носу. Как будто не десять лет прошло, а все сто.

Потом Эд на цыпочках вышел на улицу и осторожно прикрыл за
собой дверь.

 

Было начало десятого, время затишья, когда все, кому надо,
разошлись по местам учёбы и работы. Но деловые разъезды ещё не начались. По
вымершим улицам Эд без приключений добрался до вокзала, перехватил в буфете
безвкусный вчерашний пирожок, ни словом не ответил на заигрывания молоденькой
буфетчицы и поспешил к билетной кассе.

- Тётя Роза, - спросил он у пожилой внушительной кассирши, -
когда ближайший поезд на Столицу?

Дежурный с удивлением смотрел на утреннего пассажира, вокруг
которого, казалось теперь, клубились готовые разразиться грозой тучи. Тётя Роза
прикрыла рот рукой. Покачала головой.

- Только в среду, Эд. Разве что военные тебя в какой эшелон
пустят. Часы-то, небось, у тебя давно отобрали?.

- Нет, тётя Роза, оставили на память. Хотя официальной силы
они уже не имеют. На чём ещё можно поскорее уехать отсюда, ну хоть куда-нибудь?!!!
– заорал он так, что стёкла в окнах зазвенели и привокзальные голуби с шумом
взмыли в небо. И добавил шёпотом: - Пожалуйста…

Странный малый всё же уехал с военными, показав им свои
часы. Пустите, мол, по старой памяти, или вроде того.

- Кто это был, тётя Роза? – спросил бессменную ризенбургскую
кассиршу юный дежурный.

- Это старший Элрик, ох, бедный мальчик, - и дежурному было
невдомёк, как это мальчиком можно назвать такого старого и тёртого дядьку,
пусть и не вышедшего ростом. – Бедный, бедный мальчик. Жизнь, говорит, не
треснувшая чашка, её не транс… транс…мутируешь…

 

Уинри с маленьким Эдом на руках вышла на кухню, где уже
царила привычная утренняя суета. У плиты на специальной ступенчатой табуретке
стояла маленькая, чёрненькая Юки и большими деревянными щипцами мешала кипятившееся
в огромном баке бельё. Она немного приболела, но без дела сидеть не могла.
Пятилетняя Сара чистила картошку, внимательно глядя золотыми глазами на текущую
из-под ножа ровную стружку. Двухлетняя Триша, высунув язык, старательно
малевала на стенке нечто похожее на алхимический круг.

«Вернётся, - думала Уинри, - не ко мне, так к брату. И к ним
– вернётся».

Старшие дети уже убежали в школу, и сдвинув оставленные ими
грязные чашки и тарелки в сторону, Уинри обнаружила листок в переплетающихся
мокрых окружностях – никуда не деться от алхимии – заставивших разбежаться
чернила.

Сверху убористым почерком Ала стояло лаконичное: «Буду в
среду. Л.» Затем крупным, четким, с небольшим наклоном влево почерком
чертёжника, каким Эд заполнял разные официальные бумаги, недрогнувшей рукой
выведено: «Передай Алу, что самое время». Перечёркнуто ровно, как по линейке. И
ниже милыми каракулями, которые клубились в письмах и дорожных записях: «Всё
равно л.»

Конечно, вернётся.

6

- Я, полковник, был, где и все. Немножко здесь, немножко
там. Защищал страну по-своему. Раньше я думал, что это мы живое оружие, ан нет.
У нас хоть голова своя была. Со временем обязательно расскажу, фюреру будет
полезно. Поздравляю, кстати, и очень прошу: пожалейте эту страну, скоро она уже
не выдержит.

- Пожалею, если ты…

- Помните: обе руки. И нос.

- Вот же дурак, тьфу на тебя! Мне позарез нужны верные люди.
Личный алхимик фюрера – звучит?

- Только никаких больше стальных, оловянных, деревянных…

- Личная блондинка? Ручная креветка? Соглашайся, у нас тут
молоко за вредность дают. Такой вредина как ты получит мнооого молока…

- Убью! – взревел белугой Эд.

- Воот, таким ты мне нравишься больше.

- Что там происходит? – удивлённо спросил секретаршу зашедший в приёмную майор Фьюри. – К фюреру
можно?

- Уж и не знаю, - вздохнула Лора. – Там какой-то совершенный
псих. А охрану фюрер отослал…

Фьюри заглянул в замочную скважину и застонал:

- Ой, мамочка, конец нам всем пришёл! Тот день – два!

Но вместо того, чтобы убежать, рванулся в кабинет, чайный
поднос явно упал на пол, послышались визги, хрусты, проклятия…

- Что за сумасшедший дом? - Спросила Лора, входя.

Фьюри опустил на диван посетителя, которого трудно было
узнать. Он посмотрел на Лору так, что девушка растаяла под этим медовым взглядом.
Несмотря на опыт в отражении атак рвущихся в кабинет. Так и есть: поднос на
полу, посуда перебита.

- Минуточку…

Ночной гость сделал пару движений, похожих на те, что
сопровождают трансмутации.

- Без круга?

Сервиз был как новый, пятна с ковра исчезли.

- Да, только чай придётся заваривать снова. Так вкуснее.

Без круга. Как фюрер. Только фюрер всё равно плохой алхимик.
«Мало соединять руки, понимая, что ты сам формула. Надо глубоко знать, что
происходит. Я-то недоучка, вот Эд… золотая голова… был…» Про этого Эда в целом
он особо не распространялся.

Из «старожилов» в штабе сейчас был только бригадный генерал
Армстрог. Лора набрала внутренний номер, вызвала Армстронга к фюреру, и с замиранием
сердца стала ждать.

- генрал, я пущу вас в кабинет при одном условии: вы сначала
скажете, кого фюрер принимает, не то я умру от любопытства.

Покраснев от смущения и натуги огромный генерал склонился к
замочной скважине, заглядывая в полумрак кабинета.

- Это старина Фьюри.

- А второй?

- Там ещё кто-то есть? Где? Не вижу… А, это… это… этого не
может быть! – заорал Армстронг, скрываясь в кабинете.

- Вот же!

И тут стены сотряс крик:

- Эд!!!

Поднос снова грохнули, констатировала Лора.

Зазвонил телефон.

- По какому поводу вечеринка? – спросила трубка голосом Лизы
Мустанг. У той были свои источники информации.

- Из-за какого-то Эда.
Кто он вообще такой?

В трубке что-то пискнуло.

- Стальной алхимик, - и гудки.

Ну не хотят говорить, и не надо, что ж тогда как с
маленькой? Лора тихонько потянула из стола яркий журнал с любимым комиксом от
«Элрик бразерс». У неё и под подушкой такой же… Ничуть не похож. Ну, если
только самую капельку.

На шум как бы случайно заглянул Кейн из архива, который
всегда был не прочь к Лоре заглянуть.

- Кто там у вас буянит?

- Дед мороз.

- А по правде? Только мне и строго по секрету?

- Стальной алхимик, - Лора надула губки.

- Фигассе? - присвистнул Кейн, припадая к скважине. – Ну,
теперь наш штабной дурдом окончательно укомплектован буйными элементами. Я
читал его личное дело – только тебе и строго по секрету – держись от него
подальше. Мятеж в Лиоре, покушение на фюрера Бредли, подозрение в
государственной измене. Нарушение всех трёх алхимических запретов. Знаешь, кого
он трансмутировал? Брата – тот его в детстве поколачивал, он и… Да ещё маму до
кучи. Ради часов госалхимика в двенадцать лет соблазнил…э… м… одного
начальника. В начале войны пропал на кретской гранце, предположительно перешёл
на сторону противника. Преобразование без круга, между прочим.

- Ну, это я уже видела, - улыбнулась Лора и тут заметила
стоявшую в дверях Лизу.

- За это могущество он часть своего тела отдал. А ещё на его
совести детский приют, где он перед самой войной…

- Достаточно, - сказала Лиза ледяным тоном. – Освободите
дорогу, я хочу обнять это чудовище.

В сумерках Эдвард Элрик, личный алхимик фюрера, вприпрыжку
спускался по лестнице генштаба, когда увидел крупную фигуру неподвижно
сидевшего на ступеньках человека. Чувствовалось, что он здесь давно. Эдвард,
помахивая конвертом, адресованным некоей Уинри Элрик (Прости, что почти не
расспросил тебя, навещу вас при первой же возможности, прости-прости-прости)
уже видел впереди синий почтовый ящик, но фигура, выпрямившись, преградила ему
дорогу. Мужик на две головы выше,
похожий на медведя, облапил его и пробасил:

- Братик, возвращайся, пожалуйста, я без тебя просто умираю…

Эд прижался к нему лицом и заплакал.

 

7

- Пожалей эту страну, - патетически заявил фюреру его новый
личный алхимик. – Помни, для чего она была создана: брать и только брать.
Выжимать из своих граждан силы, радость, самое жизнь. Пришло время отдавать
долги.

- Ты просто одержимая комплексом вины креветка, - усмехался
фюрер. – У тебя одни долги кругом. С кем я связался!

- Это с кем я связался? Кстати, я так и не понял своих новых
должностных обязанностей. Зачем вам я? Дыры в бюджете алхимией затыкать? Да
какой из вас к чёрту фюрер? Вам только шашкой махать, а соратники вас
подставили, и разменяют через пару лет как проходную фигуру.

- Какой ты умный, Стальной, - саркастическая ухмылка.

- Ввести в армии мини-юбки для всего состава, за счёт чего
поднять уровень довольства граждан, а экономика встанет уж прямо сама! Вот и
вся ваша политическая платформа! А-а-атлично!

- Да где ты таких слов набрался?

- В лагере.

- В ла..?

- Ну да, с моим характером это был всего лишь вопрос
времени. Библиотечка у них была довольно жалкая, но я ради языковой практики
прочитал её всю, это так, к слову. Ребята из политических там - представляешь!
– организовали что-то вроде лектория. И театр…

Эд замер, глядя куда-то вдаль.

…Так вот, у нас в стране определенных специалистов просто
нет. Придётся где-то подзанять, до тех пор, как свои не подрастут. Помни, сейчас
главное – люди. Ты же всегда думал о людях. А у нашей Родины на этом месте
большая четырёхсотлетняя пропасть, которая,
в случае чего, проглотит тебя со всеми фюрерскими цацками.

…Армия больше одной седьмой населения – вот наш смертный
приговор. Мы и с алхимией скоро вылетим в трубу. Если все эти солдаты и офицеры
не найдут себя в мирной жизни… Если те несчастные дети, что каким-то чудом
остались живы, так и вырастут без присмотра… Если ты не дашь людям идею… Ты
слушаешь меня?

Прошло всего три дня с возвращения Эда, и два из них он
провёл неизвестно где, а за третий умудрился совершенно уболтать и достать
Мустанга непонятными словами, а также заинтриговать намёками на свои
таинственные и опасные приключения.

- А ещё чему ты
научился кроме непонятных слов?

- Ну, на кифаре играть.

- С автопротезом?!

- Да. Уинри всё-таки гений.

- Ты собираешься с ней мириться?

- А где я, по-вашему, был эти два дня?

- Стальной, - пропел фюрер, уже полдня жаждавший реванша, -
разве ты не мог пойти к кому-то другому? К другой женщине? У тебя кроме неё
никого никогда не было?

- Ну, если ты не в счёт, - Эд аж позеленел и сжал кулаки.

- Я мог бы тебя познакомить…

- Не утруждайтесь, я сам как-нибудь. Потом отчёт представлю,
как водится.

Так уж сложилось, что
второй моей большой любовью тоже была женщина-автомеханик. Остальные обычно
пугаются моих железок, но далеко не всех это останавливало… несмотря даже на
то, что я вечно занят. Секретарша ваша вон на меня уже запала, фюююрер…

- Ну, мысль хорошая, - твёрдо сказал Мустанг, предвкушая что
теперь-то на время от Эдда избавится. – Опиши мне всё подробно начиная с Того
дня и до того момента, как я запру тебя в пустом кабинете наедине с
канцелярскими принадлежностями.

 

- Вот, написал, даже в двух экземплярах. Обещал Юки сценарий
для новой картины «Эрик бразерс студио».

- Кто это – Юки?

- Да доча моя.

- Ещё один безумный папаша. У Хьюза хоть одна была, а в
твоих я уже запутался.

@темы: =Angst=, =Гет=, =Эдвард Элрик/Уинри Рокбелл=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =AU=, =R=

---

Бездомные кошки ч. 2

[Мама Зоя]

Название: Бездомные кошки

Фэндом: Стальной алхимик

Автор: Мама Зоя

Бета: нетути

Жанр: ангст, романс, немнго яоя, гета и насилия

Пейринг: Рой/Эд, Эд/Уинри

Рейтинг: R, AU

От автора: ладно, у меня всё равно авторскео самолюбие свербит. И напоминаю: на моей карте Крета находится там, где у людей Восточная пустыня. Почему? Потому что мне название понравилось.

Предупреждение: сцены насилия.

2.

После неразберихи, последовавшей за Тем Днём, организовали
Временное правительство, создавшее некую видимость власти, за которую всё время
велась подковёрная борьба. И оно
худо-бедно пыхтело уже семь лет.
Мустанг каким-то чудом пережил первое время смуты, и удержался в штабе
при бездарной военной реформе, но Эду, кажется, повезло меньше. Сперва его при
расформировании института государственных алхимиков оставили на действительной
службе в должности майора, намекали на его ценность, а спустя всего месяц он
оказался в страшной дыре на восточной границе, в гарнизоне, недосягаемо далеко
от ещё не до конца оправившегося брата и беременной Уинри. Уинри Элрик.

И два года Эд не
видел никого из прежней жизни, кроме бывавшей наездами Уинри, да подраставших
близнецов, которые родились уже в Ризенбурге. Отпуска ему не давали. Едва Ал смог переносить
дорогу, Уинри перебралась вместе с ним к
бабушке Пинако. Та чувствовала себя тоже уже не лучшим образом, но все вместе
они могли бы сойти за одного взрослого, как невесело шутил Эд.

А потом они уже насовсем появились в новом доме Эда: брат,
жена, дети, - и с удивлением обнаружили, что Эд по-своему позаботился об
увеличении семейства. Взял на попечение двух уже не маленьких сирот, до этого
промышлявших, чем бог пошлёт. Перед войной это странное семейство кроме Уинри и
братьев состояло из собственных трёх сыновей и дочери Эда, пяти разномастных
приёмышей и не поддающегося подсчёту количества живности. «Старший сын», едва
ли пятью годами старше самого Эда, первый из подобранных им малышей, учился в
медицинском колледже районного центра и мечтал о столице, он считался уже
человеком самостоятельным. Уинри разрывалась между хозяйством и мастерской, но
уверяла, что у неё «столько маленьких помощников». «Через пару лет станет ещё
легче, уже внуки пойдут, старушка», -
подбадривал её Эд. Хотя кто-кто, а он знал, что через пару лет будут не
внуки, а очередная бойня. Потому что в последнее время подозрительно хорошо
относился к своим служебным обязанностям. И каждую свободную минуту отдавал
семье и детям. Дети звали его «папа Эд», а брата – «папа Ал». Больше всех этому
поначалу почему-то противилась Уинри, но потом ничего, привыкла. Её все дети
звали просто «мама». Ал… Ал был кормильцем семьи. Пользуясь правом старшего
брата, Эд запретил Алу в каком бы то ни было виде связываться с государством. Тот
начал с приведения в порядок путевых заметок братьев, поделил их на науку и
беллетристику, издал... Альфонс стал довольно известен в научных и писательских
кругах. Основал книгоиздательский дом «Элрик бразерс». Расширил сеть мастерских
«Автомейлы Рокбелл». И был главой совета попечителей окружного «Дома призрения
дряхлых, малолетних и слабосильных». Легендарный же алхимик Эдвард Элрик как-то
поизгладился из памяти народной. И разве что изредка кто-то из новых знакомцев
спрашивал Ала, тем более редко, что Эд был больше известен как Стальной, не
родственники ли они. Ал отвечал, потупив взор, что земляки и дальние
родственники, конечно же, и даже есть некое фамильное сходство, разве вы не
обратили внимания? А где же он теперь, участливо спрашивал интересующийся.
Женился. Работает. Ещё один вундеркинд, из которого вышел обыкновенный занудный
взрослый. Очередной пшик. Я вас не очень разочаровал?

Ал был постоянно в деловых разъездах. Начало войны с Кретой
застало его где-то на юге, точнее Эд сказать не мог. Сам он едва ли за пару
дней до начала событий взял с Уинри обещание немедленно навестить бабушку
Пинако, и лично загрузил вещи и продукты в старенький грузовичок, относившийся
к хозяйству мастерской. Затемно он ушёл на службу, откуда его уже не выпустили:
ожидался «налёт штабных», внеочередная ревизия из самого Генштаба, и Эд почти
не сомневался, кого там увидит. Зря они наводили лоск в старой, казалось бы,
давно потерявшей оборонительное значение крепости. Но смогли всё же
продержаться целую неделю, боевая алхимия рулит. Может быть, даже против
дальнобойных пушек, если их вовремя заметить… Конечно, уцелеть в этой мясорубке
удалось только двум бывшим госалхимикам, да и то одному пришлось тащить другого
ночью к лесу, потому что тот был контужен.

И Эд, встречавший инспекторов, и Рой, покидавший Столицу,
знали: война всё спишет. Был претендент на фюрерское кресло – и нет его.

- Да. И повлияйте как-нибудь на этого безумца, он, кажется,
ваш бывший подчинённый, - добавил бригадный генерал НН, напутствуя Роя перед
поездкой. – Я уже устал отказывать ему в отставке дважды в месяц. Передайте,
что армию он покинет только вперёд ногами, и напомните, что у человеческой
трансмутации нет срока давности.

3.

Сперва Эд решил, что ещё не до конца проснулся. Всё-таки он
простыл. У него поднялась температура и начался бред. Там было много старого и
много нового – даже химеры на основе гомункулов. Эд звал маму, но почему-то
пришёл полковник и уложил его в постель, укрыл до самого подбородка и положил
руку на лоб. Заботливо улыбнулся – и вдруг навалился всей тушей, зажал рот,
перехватил руки… «Ал! Помоги!» - простонал Эд и перелистнул очередную страницу
кошмара. Он был в сарае какой-то фермы, подвешенный к потолочной балке за руки
с таким расчётом, чтобы ни соединить руки, ни дотянуться ими до какой-либо
поверхности было невозможно, и едва скрёб ногами пол. Автопротезы пока были при
нём, но отключены, и представляли собой всего лишь груду тяжёлого, бесполезного
железа.

А в двух шагах – парни из армии Креты в своей зелено-бурой
форме. Эдвард в последнее время видел это во сне не однажды, потому что были к
тому немалые основания, и не сразу поверил в реальность происходящего.

- Очнулся, Стальной?
Как мило, – произнёс молодой офицер, подходя поближе и спокойно глядя сверху
вниз. – Какой подарок для правительства Креты, богатейший источник информации в
двух шагах от границы. У нас много вопросов к тебе, мы заплатили фермеру
золотом и надеемся окупить свои затраты. Что произошло в столице в Тот день?

- К-какой день? – Эд тряхнул золотыми кудрями, пытаясь
ухватить ускользающую реальность. Жар волнами расходился по телу. Болела
голова. Ныли вывернутые руки. Сколько же он провисел? – Вы меня с кем-то
спутали.

Ох, как же некстати он расклеился!

- Приметы…Правая рука и левая нога – автомейл. Кроме того,
со слов фермера, спутник звал тебя «Стальной».

- Бывают похожие э…м… травмы.

- Светлые волосы, золотые глаза, восточный выговор.
Трансмутированная одежда. Ты ведь её без круга трансмутировал, да, уникум? Отличное умение, очень пошло бы на
пользу армии Аместриса, если обучить хотя бы пару сотен, остальных можно
отпускать домой. Но ты почему-то отказался. Наверно, плохо просили. Философский
камень, человеческие трансмутации и прочая мелочь. Для начала, например,
что-нибудь о той системе подполья восточного округа, которой кое-кто занимался
последние три года.

Позади раздался сдавленный писк, и Эд, скосив глаза, увидел
полковника в таком же дурацком положении, да ещё с разбитой физиономией.
Сопротивлялся.

- Восточный говор в восточном округе. Отличная особая
примета. Я обыкновенный лавочник.

- Обыкновенный лавочник уже давно обоссался бы со страху.
Вот эта вещь, - офицер вытянул из кармана обычный гаечный ключ, - Госпожа
Элрик… и не смотри так, а то я решу, что ты трансмутируешь предметы одним
взглядом… так вот по слухам госпожа Элрик лупит им по твоей бесценной голове
почём зря. А у нас в Крете предпочитают использовать и то и другое по
назначению.

Он резко крутанул ключом влево и вправо, и Эд не выдержал,
закричал.

- Полегче, - прошептал он, облизывая прокушенную губу. – К
вашему сведению, ощущение такое, как будто заново отрывают руку. От болевого
шока, бывает, и умирают. Разве Уинри вас не предупреждала, когда одалживала
ключ?

Короткое замешательство. Ага, как же! Она не у них!

- Я спрошу при очередной встрече.

- Давай-давай, спросит он! – заорал Эд в своём обычном
стиле. – Да здесь таких гаечных ключей больше, чем людей с восточным выговором!

- Наконец перестал отпираться от очевидного факта, Элрик.

- Хрена в глаз! Уинри мой механик!

Поворот ключа.

- Нелепо. В области, где тебя каждая собака знает. Не зли
меня.

- И ты меня тоже, - сквозь сжатые зубы пробормотал Эд.

- С каким удовольствием я порезал бы тебя на маленькие
кусочки, золотое будущее кретской алхимии…

- Я быстро кончусь, - сердито буркнул Эд.

- Но этот совершенно бесполезный тип – у нас и без него
достаточно информаторов в вашем генштабе, - вступил второй офицер, сидевший за
столом в относительно тёмном углу. – Можно начать с него.

- Да я его в лесу встретил, мне он до фонаря…

- Ну хватит пыжиться, - старший офицер поднялся и подошёл
ближе. – Вчера пустили под откос поезд, третьего дня был налёт на штаб Уларской
полевой бригады. Интересно, ты мог бы восстановить поезд? Или моих людей?

- Да пошёл ты, - упрямо сдвинул брови Эд. Этот хмырь был ему
знаком по «визитам дружбы равных» - что-то вроде помеси совместных учений с
экскурсией по военным объектам аместрийского приграничья для офицеров дружественной
Креты.

Рывок ключа. Эд весь сжался. Напрягшиеся мышцы как будто
завязались в узлы. Живот просто скрутило.

- Как негостеприимно, господин Элрик. Мы здесь всерьёз и
надолго. NN прекрасный
городок. Тот же приют – просто чудо архитектуры.

- И он пополнится вашими стараниями!

Новый поворот ключа. Эда вырвало.

- Ну да, у да. Вы так трогательно заботились о них. Давайте
пригласим их сюда. Они, наверно, без вас скучают? Захватим с собой на прогулку
в Крету… столько, сколько надо, чтобы вы стали сговорчивее.

Эд собрал остатки сил и плюнул. Недолёт. Поворот ключа.
Темнота. Свет. Холодная вода стекает по облепившим лицо волосам. Тёплая кровь
капает из носа. Жив.

- Жив? Это чудно. Мы не спешим.

Первый офицер не торопясь подошёл к Эду, вынул складной
армейский нож, распрямил блестящее лезвие. Провёл холодной сталью по шее
пленника. Зашёл со спины и резким движением отрезал косичку.

- А это для вашей семьи. Вдруг они волнуются – где вы и как.
Всё, что боевой товарищ смог принести из-за линии фронта жене… простите, вдове
героя.

Эд забился, как пойманная бабочка с уже изрядно потрёпанными
крылышками, и тут левый бок пронзила резкая боль. Нож?

- Доктор, что с ним? Сделайте что-нибудь! Насколько он
сейчас опасен? Уложить его?

- Ему сейчас лучше не шевелиться. Это сердечный приступ.
Хотите, чтобы жил, обращайтесь аккуратнее.

Это старость, малыш.
Двадцать три. Или, если считать правильно, на такой работе год за три, -
пятьдесят семь. Немыслимо…

Спустя какое-то время Эда уложили на пол. Пол был земляной,
и это было такое счастье… Доктор со шприцом в руках присел рядом с левой рукой,
и набирает жидкость из ампулы, пускает из иглы маленький фонтанчик, и все трое
невольно следят за его жутковатыми манипуляциями. А рука между тем осторожно и
быстро скребёт по полу…

- Это всего лишь снотворное. Там, куда мы отправимся, нам
никто не помешает. И есть одно экспериментальное лекарство, развязывающее любой
язык.

Каменные щупальца взметнулись из пола и спеленали всех троих
кретян.

- Зачем же, - просипел Эд, - эти фокусы с ключом, *** и
***!!! Где же он, кстати?

Он обвёл взглядом комнату, чувствуя, что всё плывёт, и
увидел: на столе, на другом её конце. С трудом волоча за собой две бесполезные
железки, он пополз. Комната показалась Эду бесконечной, ножка стола – как
фонарный столб. Нет, она росла, уходила всё дальше в недосягаемую высоту.
Чувствуя, что уже не в состоянии рисовать круги, он повалил стол на бок и снова
пополз за отлетевшим в другой угол, неуловимым ключом. Рывок. Боль на мгновение
стряхивает сонную муть. Ещё рывок. Теперь и нога на месте. Только в глазах
потемнело. Воздуху! Где-то здесь должна же быть дверь.

- Никогда… не думал… что однажды… сделаю это сам… по доброй
воле…- алхимику казалось, что он говорит громко, но из горла вырывались шёпот и
свист. – А вот так… давно мечтал… попробовать… - и запустил гаечным ключом по
макушке ведшего допрос офицера.

Где же, ***,
дверь?!!! Скрученные напряжением мышцы отказывались слушаться. Эд наконец
углядел расплывающуюся дверь, она открылась и – чего он так боялся – вошли ещё
двое. Будет тебе преобразование без круга, сволочь!

Тут он узнал вошедших, хотя они то и дело меняли очертания.
«Это мои детки, - с гордостью и теплотой подумал Эд. – С сюрпризами, как все
Элрики…»

Один из парней наклонился к нему, губы бывшего госалхимика в
последний раз дрогнули, и янтарные глаза остановились. Парень перевернул Элрика
на спину и приложил ухо к груди. «Умер», - констатировал он и обернулся к
спелёнутым кретянам. «В-вы!»

Полковник Мустанг взвыл. Второй парень молча подошёл к нему,
перерезал верёвки и жестом предложил следовать к двери.

- А эти? – руки отказывались слушаться полковника. За дверью
что-то ухнуло.

- Нет времени.

- Можно, я его понесу?

- Себя донеси, - хмуро буркнул парень, таща Мустанга за
шкирку. И тот поразился, до чего мальчик похож на Эда. Нет, не чертами, а
выражением лица и интонациями. Родственник? Гомункул? Полковник похолодел и
осторожно заглянул молодому человеку в глаза. Красные. Ишварит?

Снаружи была небольшая заварушка, и в суматохе Рой выпустил
из виду чернявого парня, который тащил Эда.

Второй, который при свете дня оказался несомненным ишваритом, потянул
Роя куда-то совсем в сторону. «Через три дня будете в столице, в лучшем виде,
вы, ценная жертва!» - сказал он и подмигнул.

 

@темы: =Angst=, =Гет=, =Эдвард Элрик/Уинри Рокбелл=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =AU=, =R=

---

Фиг с продолжением "Бездомные кошки" ч.1

[Мама Зоя]

Название: Бездомные кошки

Фэндом: Стальной алхимик

Автор: Мама Зоя

Бета: нетути

Жанр: ангст, романс, немнго яоя, гета и насилия

Пейринг: в этой части Рой/Эд, а дальше секрет пока

Рейтинг: R

От автора: я про себя этот фик называю Санта-Барбарой, потому что он затянулся и герои начали чудить. Пока выкладываю первую часть, хочу понять, нужен ли этот бред ещё кому-то. А ещё из этого фика вы узнаете, что у автора запад на востоке и печень слева.

Пролог

Едва оставшись один, он бросил чемодан в угол и прямо в
мокрой одежде повалился на хрустнувшую ржавой сеткой койку. Ткнулся носом в
колючее казённое одеяло. Запах влажной шерсти, запах многодневной пыли…
Единственное минуту назад желание – спать – пропало: взбунтовалась память. Он
напряженно сел, бессмысленно теребя пуговицу: надо бы в ванну, смыть дорожную
пыль и прилипчивое наваждение, но в душевой приюта сегодня женский день. Надо
бы раздеться и лечь, но насквозь промокший и заляпанный рыжей грязью светлый
дорожный костюм как будто оставался его последним доспехом перед…

Синее сукно на столе, и только что задранный от гордости нос
упирается в столешницу, источающую запах пыли, старой шерсти и пролитых чернил.
Привет, землячка! Фабрика в моём родном городе тоже производит шерстяную ткань,
много-много шерстяной ткани, идущей потом на все эти столы, мундиры, одеяла,
крашеные в набивший оскомину казённый синий цвет. Если сейчас сказать нет,
братик, куда мы пойдём? Без дома, без денег, со справкой об окончании пяти
классов? Через год половина моих бывших однокашников будет пасти овец, а другая
половина – вскакивать впотьмах под сиплый гудок ткацкой фабрики, кроме разве
что Уинри… Нет, нельзя здесь, сейчас, думать ни о ней, ни о брате, он сам… Это
всё равно, что вывалять их в этой грязи…

Тот, кто позади, медленно, очень медленно, наматывает его
косицу на кулак, и невольно приходится запрокидывать голову. Фюрер Бредли
осуждающе смотрит с портрета. Дальше – тяжёлый взгляд синих глаз – никуда не
деться от этого цвета. Медленно, очень медленно, заставляя голову запрокинуться
ещё дальше, тяжёлая рука ложится на шею, а другая начинает тягучее движение
где-то у ключицы, следуя за изгибами стальной пластины переваливает через плечо
и плавно течёт вдоль беззащитной спины. «И неправильно ответил на последний
письменный вопрос. Но я-то знаю, чего ты на самом деле стоишь, и замолвлю за
тебя словечко, только ты…» Резкий толчок, роняющий его лицом на стол.
Вспорхнувший листок где-то там, за краем стола, словно за краем горизонта,
невидимый, беззвучно опустился на синюю ковровую дорожку… Одна часть мозга
фиксирует всё, что вываливают на неё вдруг невероятно обострившиеся пять
чувств. Другая мечется и кричит. Как?! Что?! Нет?! Что же делать?! Шок.
Абсолютный. Парализующий ужас. Бесцеремонные чужие руки, от которых нет
никакого спасения. Неужели нет никакого спасения? Если сейчас… Он почти
физически ощутил, как локоть правой, стальной руки врезается в рёбра
полковника, и прикосновение шерстяной ткани, и тёплой плоти, и хрупких костей
под ней, словно металл может чувствовать… только представил… И закусил до крови
губу - но что тогда? Терпи. И это, чёрт побери, только начало!!!

Скрип двери за спиной – как отмена смертной казни.

«Зайдёте ко мне после экзаменов, господин Элрик», - бесстрастно
и сухо говорит полковник. Эд, взмокший, красный, растрёпанный, выбегает в
коридор, едва не оставив в спешке плащ.

С тех пор он долго боялся оставаться с начальником один на
один, особенно после неудачной попытки смыть оскорбления кровью. Не однажды на
его плечо во сне ложилась тяжёлая рука и бесстрастный голос произносил: «Долг
платежом красен…»

Эдвард с трудом стянул мокрые вещи, надел сухую смену белья
и потянул проклятое одеяло, чтобы завернуться в него. Стоявшую в изголовье
подушку нацепил, как треуголку, и глянул в мутное зеркало: вот так и пойдешь
инспектировать, хорош, да, а чаю горячего всё-таки не мешало бы.

Немножко развеселился, представив лица встречных, но в
изголовье смятой кровати обнаружилась синяя пижама, какие выдавали
воспитанникам. Это было уже что-то. Она к тому же и впору пришлась. Эд, морщась
от холодных прикосновений, натянул обратно мокрые боты и поплёлся разжиться
кипяточком, а то и едой.

Все здания государственных приютов строились по единому
проекту, разве что стандарты время от времени незначительно менялись. Это был
один из первых, построенный ещё при фюрере Мустанге, почти сразу после войны с
Кретой. Спальни и лазарет находились по одну сторону учебного корпуса, а
столовая и рабочие корпуса – по другую. Эда как раз поселили в одной из
пустовавших спален мужского этажа, стандартной «четвёрке». За кипяточком
придётся идти через учебный корпус, где сейчас вовсю идут занятия. В пижаме.
Дай бог, чтоб не было перемены – к чему нам лишние свидетели?

И уж никак не ожидал, что всё получится именно так. Уже на
подходе к столовой Эд услышал за спиной неприятный женский голос, и цепкая
лапка ухватила его за плечо.

- Эй ты, бесштанная малявка! Почему не на занятиях? Почему
не в форме? Это ещё что такое, я спрашиваю? – вторая старушечья лапка мелькнула
где-то на краю поля зрения и, вцепившись в волосы, за косицу развернула к себе
«нарушителя».

Эд увидел высокую, прямую как палку, «классную даму» старой
закалки в форменном платье, какие отменили к обязательному ношению ещё десять
лет назад, только уже без знаков различия.

А напротив оторопевшей женщины стоял какой-то воплощённый
педагогический кошмар: размером с некрупного ученика, косматое и небритое
существо, в застиранной ночной пижаме, раздолбанных ортопедических ботах, и при
этом с какой-то царственной осанкой. Правая рука сжимала ручку небольшого
потрёпанного чемодана, а левая крутила на цепочке серебряные карманные часы,
подвешенные к широкому армейскому ремню, надетому прямо поверх пижамной
курточки. Из пасти существа торчал пожёванный шнурок от ворота пижамы, а на
лице было такое выражение, как у неожиданно разбуженного лунатика.

«Чур меня!» - ясно читалось в глазах учительши.

Существо отпустило часы и протянуло даме руку, обтянутую
грязной белой перчаткой. Потом, подумав, стянуло перчатку зубами и произнесло
низким, властным, хорошо поставленным голосом:

- Прошу извинить мой внешний вид: издержки путешествия.
Агент Восточной страховой компании, Хоэнхайм. Господин директор в курсе,
просто, видимо, ещё не успел всех уведомить…

А про себя подумал: надо будет обязательно добыть школьную
форму, если придётся шифроваться, хотя бы со спины… и издалека…

Педагогика Аместриса не отличалась разнообразием, но вот
дети… Были они какие-то пришибленные, как неживые. Эд попал в самую гущу перемены.
И никто из них не смеялся, увидев этакое чучело. Ни один.

1.

 

Сырость была ещё страшнее холода. Мундир отяжелел вдвое и не
грел, а резкий ветер поздней осени выдувал последние остатки тепла. Эд и Рой
выбирались из окружения. Разжечь костёр и обогреться – какая простая и опасная
мысль. И всё же Эд не удержался, чтобы не поддеть полковника.

- Почему вас не назвали Вечно бесполезным алхимиком? Эх,
огоньку бы сейчас!

Он сидел на неудобных, но относительно сухих корнях большого
дерева, привалившись спиной к стволу, ощущая, как ледяное железо вытягивает
жизнь из остатков его маленького тела, и порой проваливаясь в беспокойный сон.
Силой воли заставлял себя выныривать на поверхность чёрного омута. Вторые сутки
ждал подвоха. Хотя их с полковником уже давно связывало что-то вроде боевой
дружбы, несмотря на постоянные перепалки. Вот, кажется, и пришёл конец этой
зыбкой дружбе.

-… наступит переохлаждение, ты же с медициной знаком лучше
меня. Иди сюда, вдвоём теплее.

- При одном условии, полковник, - Эд как будто шутит, но на
самом деле сейчас как взведенная пружина. – Вы повернётесь ко мне спиной, и
если вздумаете распускать руки, я сломаю их обе! И ещё нос! – он уже почти
кричит.

На другой стороне поляны, где в предрассветных сумерках
белеет перевязанная голова Мустанга, раздаются странные булькающие звуки. Это
полковник, зажимая рот руками, давится от смеха.

А ведь действительно холодно.

Прошлый день они провели в стогу сена, и у Эда вся левая
рука в синяках: не спать… как это будет пошло… на сеновале…

Нервы ни к чёрту. Уже пару лет он не закатывал своих
знаменитых на весь штаб истерик – всё же он уже не ребёнок.

- Я уже не ребёнок, и я уже не так беззащитен, и давно вас
не боюсь! И перестаньте ржать на весь лес, не то сюда сбежится вся армия Креты.

- Надо же, - утирая выступившие от смеха слёза, пробормотал
Мустанг. – Ты до сих пор меня боишься, малютка Эд! Как же я был прав!
Успокойся, ты не в моём вкусе, я ни разу не изменял своим девочкам. Просто
когда я увидел тебя во второй раз, золотой ребёнок, я понял, что ты абсолютно
без тормозов, и что скоро тебя окончательно разбалуют, а кто-то должен же
заставить тебя работать…Нужен был шок, нечто такое… выбивающее почву из-под
ног, вгоняющее в совершенный ступор. И у меня, кажется, получилось. В этот
момент кулак молниеносно оказавшегося рядом Эда врезался в скулу полковника.

- Что-то подсказывает, что мне сойдёт с рук это маленькое
нарушение субординации.

- Да, я, пожалуй, заслужил, - сказал полковник, потирая
лицо. – А теперь иди сюда, цыпочка, я тебя согрею.

«Как же далеко продвинулся фронт за это время? Где-то сейчас
Уинри и дети? Надеюсь, мои ребятки не дадут её в обиду».

Эд с полковником всё же нашли какое-то дупло и забились в
него, скрючившись и сцепившись, как сиамские близнецы, и Эду снилось, будто они
с Алом задремали, обнявшись, на подводе, возвращаясь с ярмарки в соседнем
городке тёплым летним днём.

«Как он изменился за эти годы, - думал, засыпая, полковник,
- Бешеный Эд – и конспирация… И я бы ещё понял, если бы Ал с его бездомными
кошками, но Стальной… Это ж уму непостижимо… Бедные сиротки!!!»

 

 

@темы: =Angst=, =Гет=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =R=

---

Для оживления обстановки

[Мама Зоя]

Автор: Мама Зоя

Фэндом: Стальной алхимик

Дисклеймер: мне чужого не надо

Жанр: юмор, мини

- Мама, когда Эд умрёт, мне придётся жениться на Уинри?
- ?
- Ну я же донашиваю за ним коньки там, велосипед...
- Ал, от его старой жены я тебя как-нибудь избавлю!
- Лучше от коньков - у меня нога на два номера больше!

@темы: =G=, =Humor=, =Джен=, =Другие персонажи=

---

[Этот_Сучий_Шримп]

А это уже не я, а для меня, но я делюсь сокровищем с миром. Наслаждайтесь!))))))))))

Автор:  Синяя_звезда
Фэндом: Fullmetal alchemist (ТВ-2)
Жанр: как бы humor
Пейринг: Грид/Ран Фан/Линг
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Саммари: «- Отдай молодому господину его тело, сволочь!
- А я тебе чем не нравлюсь, женщина?!»

...

Хорошо иметь Абсолютный Щит. Особенно когда на твоё тело нападает его же телохранитель, которому почему-то не нравятся перемены в нравственном облике господина.
Нет, Ран Фан была осторожна – берегла тело любимого хозяина – но её реакция на простое желание Грида познакомиться поближе гомункулу категорически не понравилась. А ведь он даже руку первым протянул… и тут же отдёрнул со сдавленным криком. Ран Фан, видите ли, уроборос не угодил. Вот ведь… женщина…
Грид, как и следовало, всегда хотел всего. Почестей, славы, денег, женщин… Но с присвоением оных возникали большие проблемы. В итоге он приобрёл дурную славу в узких кругах и сомнительную компанию, которая плохо разбиралась в комплиментах. А единственная женщина, восхитившая Грида до такой степени, чтобы возжелать общения и приложить ради оного какие-то усилия, в данный момент больше всего хотела избавиться от гомункула.
- Ты прекратишь или нет?! – с досадой выкрикнул Грид, отпрыгнув подальше от одержимой гневом фурии.
- Отдай молодому господину его тело, сволочь! – гордо ответствовала Ран Фан, продолжая пытаться обездвижить противника.
- А я тебе чем не нравлюсь, женщина?! – демонстративно оскорбился Грид. И тут же возликовал – внезапное замешательство Ран Фан свидетельствовало, что ответ на этот вопрос она ещё не обдумывала. Увы, надежда оказалась напрасной – через пару секунд Ран Фан продолжила своё чёрное дело, пояснив:
- Ты мешаешь моему господину.
Гриду очень хотелось схватиться за голову и начать долго и пространно объяснять, что на самом деле это несносный принц мешает ему, Гриду…
А «молодой господин» ещё и «подбадривал» гомункула своим хохотом. Ему было по-настоящему весело – и это раздражало едва ли не больше, чем упрямство Ран Фан.
- Может, на время передашь мне контроль над телом? – Линг наконец отсмеялся и был готов к диалогу. – Кажется, ты не пользуешься особым успехом у женщин, Грид, - принц ехидно улыбнулся.
Милый юноша, быстро учится.
Грид сдержал готовый вырваться наружу возмущённый вопль и в срочном порядке обдумал предложение, не забывая уворачиваться от выпадов Ран Фан. Получившийся план действий был плох. Очень плох. Просто отвратителен.
Неожиданно у гомункула появилась идея, как извлечь из этого обмена некоторую пользу. Главное, чтобы Линг ничего не заподозрил…
- Согласен. Иди, объясни этой женщине, что со мной надо быть поласковее.
Ран Фан, кажется, постепенно училась отличать, кто перед ней. Во всяком случае, остановилась она почти мгновенно.
- Господин?..
- Ран Фан…
Да уж, просто образец галантности. Ничего, лишь бы всё сделал, как надо.
- Я знал, что ты придёшь, - в порыве эмоций Линг схватил Ран Фан за руку.
Грид внутри издал одобрительный звук. Уже лучше. Ещё бы над интонациями поработать… Хотя девушку и так всё устраивает…
- Слушай, - спохватился принц, - у меня мало времени.
В самом деле. Пора бы уже…
- Он очень скоро вер… - Линг осёкся, задрожал и начал медленно оседать на землю.
- Господин! – подхватила принца под руки Ран Фан. – Господин!
Внезапно она почувствовала цепкую хватку вокруг предплечий. Раздался тихий смешок.
- Вот мы и помирились, - довольный Грид сиял слегка маниакальной улыбкой в пол-лица и почему-то совсем не казался Ран Фан неприятным.

Но всё же лезть с поцелуями было рано. Линг лишь насмешливо улыбнулся, когда Грид врезался в ближайшее к Ран Фан дерево.
- Ну чем, чем я тебе так не нравлюсь?! – простонал гомункул, мрачно рассматривая Ран Фан, невозмутимо стряхивавшую грязь с рукава.
- Не люблю, когда меня пытаются одурачить. И верни обратно господина.
Грид устало прикрыл глаза. Сопротивление бесполезно…
И всё-таки, какая женщина!

@темы: =Humor=, =Гет=, =PG=, =Редкие пейринги=, =Romance/Fluff=, =Линг Яо/Ран Фан=