По дороге в детство.

[_belko]

Фэндом : FMA
Название : По дороге в детство
Автор : _belko
Бета :  _bitch
Жанр : виньетка
Персонажи : Эдвард, Альфонс, Мустанг, упоминаются Пинако, Уинри, Хавок
Рейтинг : G
Предупреждения : постканон, AU
Дисклеймер : на персонажей не претендую... только если в своих самых сокровенных фантазиях =)
Размещение : с согласия автора
От автора:с волнением жду ваших комментариев=)
 Ugarnaya_uno спасибо за название=)

В Ризенпуле светало. На станцию только-только прибыл первый утренний поезд. Одним из немногочисленных пассажиров был красивый мужчина лет 26-27, легко и непринуждённо сошедший на перрон.
Почти ничего не изменилось. Жизнь города текла в обычном русле. Люди остались такие же – доброжелательные и неторопливые... Разве что машин стало больше. Если раньше до дома Рокбеллов приходилось добираться пешком или – при определенном везении - на какой-нибудь старой повозке, случайно проезжавшей мимо, то теперь у вокзала постоянно дежурили таксисты. Но это, пожалуй, было единственным отголоском стремительно развивающегося прогресса в Ризенпуле. И Элрика это не могло не радовать. Ему нравилось приезжать в город своего – пусть и короткого, но счастливого - детства, и погружаться в тихое и спокойное журчание его жизни.
Немного постояв и подышав тишиной, он подхватил свой небольшой чемодан и направился к выходу в город, по пути многообещающе подмигнув какой-то хорошенькой девчушке, не сводившей с него восхищённых глаз уже минут пять. Маленькая кокетка смущённо покраснела, но тут же радостно заулыбалась в ответ.
А восхищаться-то было чем: красивое тренированное тело, гибкое и пластичное, как у кота… Медовые волосы, небрежно собранные в хвост; а такие же медовые глаза, в которых в моменты ярости появлялся холодный и безжалостный блеск, сейчас переливались озорными золотисто- солнечными искорками.
Всё это, вкупе с природной харизмой и обаянием, делало его предметом мечтаний и вожделений как хрупких и невинных барышень, так и опытных, искушённых в любовных ласках светских львиц.
То, какое впечатление он производит на противоположный пол, Эд понял ещё лет в 16. Поначалу от столь пристального внимания к своей скромной персоне маленький алхимик дико смущался, то краснея, то бледнея в женском обществе. Но потом… особенно после возвращения в армию… Закрепившаяся за Эдвардом слава дамского угодника временами затмевала самого Мустанга.
Старший Элрик уже шёл к стоящей недалеко машине, как вдруг резко остановился и виновато потрепал волосы (эта привычка осталась у него с детства). Он прекрасно знал, что его уже все заждались: Ал, Уинри… И даже вечно отпускающая язвительные шуточки в его адрес Пинако. Но, лелея надежду, что Ал проявит чудеса акробатики и успеет поймать в воздухе гаечный ключ, который Уинри непременно запустит в его несчастную голову, Эд решил пойти пешком.
Он так устал от постоянной спешки, переездов и непрекращающейся суеты… Проводя большую часть своей жизни в разъездах, он уже перестал различать города и лица. Всё стало сливаться в сплошную серую массу. Иногда, просыпаясь, государственный алхимик не сразу мог сообразить, в каком именно городе и с какой целью он находиться.
«Что я?.. Кто я?.. Где и зачем?.. В отпуск мне пора!»
И после очередного успешно выполненного задания, Эдвард Элрик решил лично занести отчёт Мустангу.
- Стальной?!? Одно из двух: либо ты пришёл требовать повышения своего финансирования, либо на последнем задании тебе сильно повредили голову, раз ты почтил меня своим присутствием, - удивился фюрер, когда на его стол прилетел отчёт от Элрика.
- Хм… Нет, мне всего лишь нужен отпуск.
- И естественно НЕ за свой счёт?
Ответом была очаровательно наглая улыбка, в которой расплылось лицо Эда.


И вот он идёт по тропинкам из детства туда, где его ждут, любят. Туда, где наконец-то можно расслабиться и быть самим собой.
Да, так получится намного дольше… На машине до дома Рокбеллов можно долететь минут за 15-20, но ведь возможность побыть в гармонии с самим собой и окружающим миром выпадает так редко…
«Братишка, ты, наверное, уже сидишь у окна и радостно подпрыгиваешь от звука каждой проезжающей мимо машины…Какой же ты всё-таки смешной! Совсем не изменился!
Я по тебе соскучился… Так хочется поскорее стиснуть тебя в объятиях и слушать, как моё сердце бьётся в унисон с твоим…Ты живой, ты настоящий! До сих пор не верится, что у нас всё получилось…»

**************************************

Пять лет назад Роя Мустанга посреди ночи разбудил телефонный звонок. Взволнованный Хавок сообщил, что на проходной главного штаба задержаны два молодых человека, у которых при себе нет никаких документов, но они…
-Один из них орёт и… кхм… нецензурно выражается в адрес армии…и вас в частности! При этом ещё и рукоприкладством занимается...Двое наших уже попали под раздачу! То есть, господин фюрер, пострадали…А второй всё время извиняется за поведение брата и пытается его утихомирить…
-Брата?..
- Ну да… Он всё время повторяет: «Братик! Это невежливо!»
- А мне-то ты зачем звонишь?!?- зарычал в трубку Мустанг.- С двумя пьяными сопляками справиться не можете??? Уж я вам завтра устрою!!!
- Но, господин фюрер… Дело в том, что они представились, как Эдвард и Альфонс Элрики…
- И что? Сколько к нам таких «Элриков» за последние четыре года приходило? Ворота запечатаны с двух сторон! Причём с нашей стороны я лично запечатал их, а с той - сами Элрики!
- Но дело в том, что эти – как вы их назвали - самозванцы внешне вылитые Элрики…Да и тот, который буйный уж очень на Стального смахивает…Только без протезов…Но ведь такой дрянной характер, как у Эдварда, нечасто встретишь! Кроме того, эти двое владеют совершенно секретной информацией о заданиях, которые выполнял Стальной алхимик, когда ещё был на службе в армии…
Лицо Роя Мустанга медленно вытянулось:
-Еду.

Мустанг сидел за столом в своём кабинете, подперев подбородок ладонью и устремив невидящий взгляд в окно, и пытался найти хоть какое-то логическое объяснение происходящему. В том, что за стеной уже вторые сутки спят братья Элрики, сомнений не было. В ту ночь никаких внятных объяснений о том, где они всё это время были, и как им удалось вернуться, от Элриков добиться так и не удалось. Валясь с ног от усталости, они бормотали что-то про Врата, тьму, отца и обмен.
- …но как? Как им удалось мало того, что вернуться, так ещё целыми и невредимыми, с нормальными телами? Возможно, они всё-таки нашли – или даже создали! - философский камень…Но ведь в том мире, из которого пришёл четыре года назад Эдвард, алхимии не было…Хотя неизвестно, куда они попали после закрытия Врат…

Эти четыре года так и остались тёмным пятном в биографии братьев. На все вопросы о том, где они были, что делали и - самое главное - что им пришлось отдать (или даже забрать) в обмен на своё возвращении они отвечали очень расплывчато и уклончиво.

**************************************

Поначалу Эдвард не то, чтобы о службе в армии, даже о проживании в столице слышать не желал. Единственное, чего он хотел – это вернуться домой. И они с братом уехали в Ризенпул.
Прожив полгода жизнью обычного человека, Эд с удивлением и ужасом стал осознавать, что внутри у него тяжёлая и холодная пустота. Не может он так: когда кровь не получает очередного всплеска адреналина; когда ноздри не щекочет страх близкой опасности; когда сердце бьётся ровно и спокойно, не пропуская ни одного удара…Не может…Не привык…
Сколько лет он так прожил, не зная, где он будет завтра и что его там ждёт? Ну, полжизни точно…Не умеет он просто жить, наслаждаясь покоем и заслуженным счастьем. У него всегда были цели, для осуществления которых временами приходилось прикладывать сверхчеловеческие усилия. Иногда судьба давала ему такие оплеухи, что сил подняться уже практически не оставалось. Но осознание того, что от него зависят жизни других людей, заставляло продолжать борьбу.
И вот он просто живёт. Рядом любимые люди: Альфонс, Уинри…Но чем больше Эдвард погружался в это спокойствие, тем больше ему казалось, что он исчезает, растворяется.
Альфонс не мог не заметить, что, несмотря на внешнюю беззаботность, в глазах брата застыли тоска и горечь:
-Братик, что с тобой?
-Ничего, Ал, всё хорошо.
-По тебе не скажешь,- горько усмехнулся младший.- Что тебя гложет? И не пытайся отшутиться, что за завтраком тебя вновь пытались напоить молоком, поэтому ты и ходишь, как в воду опущенный. Мы с тобой через такое прошли, что я тебя понимаю не то, чтобы по взгляду, а по любому твоему движению! Ты только повернёшь голову, встряхнёшь волосами или просто засунешь руки в карманы, а я уже знаю, о чём ты думаешь! Или…
-Ал, притормози! Я уже давно понял, что ты меня читаешь лучше, чем открытую книгу.
-Поэтому давай выкладывай, что там у тебя в душе творится!
-Знаешь, я так не могу…Ну, не умею что ли…
-Как «так»?
-Дурак я, наверное, Ал! Я чувствую себя ненужным, бесполезным существом.
-Да, братик, ты действительно дурак. Как это ты никому не нужен?!? А я? А Уинри? Неужели ты не замечаешь, как она на тебя смотрит? И бабушка Пинако тебя любит! Просто она никогда этого не скажет…Ну, человек она такой! Да ты и сам такой же! Ради любимых людей целые миры готов перевернуть, но никогда не скажешь: «Я люблю тебя».
-Да знаю я всё это! Но я не о том говорю. Не умею я жить такой жизнью: просыпаться каждый день в СВОЕЙ постели, завтракать, потом заниматься какими-то обычными делами…А алхимию, если и применять, то не для спасения чьей-то жизни, а просто для того, чтобы починить скрипящую ступеньку на лестнице.
Всё я вижу, Ал…И то, как все рады, что мы дома…Я вижу, как ты этому рад, а для меня это самое большое счастье. И то, как Уинри смотрит, я тоже вижу! И буду с тобой честным до конца: мне она тоже нравится намного больше, чем просто добрый старый друг…Но я не могу дать того, что она хочет: тихой семейной жизни с кучей ребятишек…Не для меня всё это…А зачем я буду её обманывать и причинять боль, поддаваясь каким-то своим желаниям и слабостям? Знаешь, Ал, мне кажется, что вы с ней были бы идеальной парой. Вот только не говори, что это не так! И не говори, что ты никогда не думал об Уинри, как о женщине!
Ал, ты очень похож на маму: такой же добрый, мягкий и домашний. А я…А я пошёл в отца. Я очень люблю свою семью, но в душе я странник.
В последнее время я часто вспоминаю наше детство, маму, отца…Знаешь, я только сейчас начинаю его понимать…Понимать, почему он ушёл тогда…И мама это тоже понимала, потому и отпустила его, хоть и тосковала. Я такой же, как он.
-И что ты собираешься делать?
-Звонил Мустанг…Сказал, что все необходимые формальности улажены и в самое ближайшее время я буду восстановлен в звании государственного алхимика. Если захочу, конечно…
-Понятно. И когда ты уезжаешь?
-Через неделю, может через две…
-Я поеду с тобой! Ведь наверняка армия захочет видеть в своих рядах двух опытнейших алхимиков!
-Я сказал, что с них хватит и одного.
-Что?!? Я еду с тобой! И это даже не обсуждается!
-Ал…Не надо. Это не для тебя. На самом деле ты хочешь совсем другого. Я же вижу, как ты здесь счастлив. Я больше не приму от тебя ни одной жертвы.
-Братишка… - губы Альфонса предательски вздрогнули, а на глазах навернулись слёзы.
-Я буду к вам приезжать при любой возможности!
-А если не будет возможности?
-Поверь, я сделаю так, что будет.
-И опять мы разлучаемся,- грустно улыбнулся младший Элрик.- Обещай мне одну вещь.
-Всё, что попросишь, Ал.
-Обещай, что ты будешь приезжать домой чаще, чем отец.
-Обещаю.
Меньше, чем через две недели поезд уносил Эдварда Элрика в столицу.
Официально он числился при штабе и выполнял бумажную работу. В действительности же, все, что требовало безотлагательного вмешательства армии и, в частности, алхимии, поручалось Стальному алхимику.
Снова он попал в круговорот событий, и жизнь приобрела бешеный ритм, а самое главное – смысл. Снова в венах пульсирует адреналин, скручивая и обжигая их, и резким толчком впрыскиваясь вместе с кровью - прямо в сердце. Снова тело сжимается в комок, а потом словно разрывается на миллионы частичек. Близкая опасность и осознание того, что на ошибку нет права, опьяняют и дарят эйфорию, граничащую с болью.

Но сейчас бесстрашный, жёсткий, временами даже жестокий, государственный алхимик шёл по едва заметным лесным тропинкам назад в детство. Чем больше он приближался к дому, тем более лёгкой и мальчишеской становилась его походка. Улыбаясь, он радостно подставлял лицо утреннему солнцу.
С каждым шагом Эдвард Элрик всё меньше и меньше ощущал себя Стальным алхимиком. Хмурые складки на лбу разгладились, виски перестали ныть, словно чья-то невидимая рука наконец-то вытащила из них тупые иглы.
Вот уже видна родная лужайка перед домом. Входная дверь распахивается, и кто-то бежит ему на встречу. Ну, конечно же, это Ал!
Забыв обо всём, что находится за пределами его маленького мира счастья, Эд, размахивая чемоданом, несётся навстречу брату. Сейчас он просто любящий старший брат - весёлый, улыбчивый, вздорный и добродушно ворчливый.
Он дома. Он счастлив. Счастлив уже от одной только мысли, что целую неделю будет просыпаться в своей комнате, в своей постели. Спускаться к завтраку, где его уже будет ждать семья. Целыми днями пропадать с братом на речке. Ворчать по пустякам и обмениваться колкими «любезностями» с Пинако… А алхимию применять только для того, чтобы позабавить соседских ребятишек или починить разбитую кружку…
Да, он счастлив!
А потом… Потом он вернётся в свой реальный мир, где, без права на ошибку, будет сражаться и рисковать жизнью ради других людей.
А по вечерам он снова и снова будет мечтать хоть на недельку «приехать в детство».

@темы: =G=, =Джен=, =Другие персонажи=, =General=

---

Форма кривизны (Часть пятая) (окончание)

[SHWSXXXCHST]

Название: Форма кривизны
Автор: Shiwasu
Бета: schuhart_red
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю
Пейринг: Эд/Ал
Рейтинг: NC-17 (общий)
Жанр: ангст, романс, ангст
Статус: закончен
Предупреждение: инцест. И еще конец...
Саммари: "-Ты дурак, братик..."
Размещение: с разрешения - пожалуйста
От автора: благодарности всем, дочитавшим до конца. Спасибо.

Часть пятая

-Как… как же теперь поступить? – Росс задавала один и тот же вопрос, как заведенная. Просто повторяла и повторяла его, как мантру, уже, наверное, не понимая его первоначального смысла и не ожидая ответа. – Как же мы ничего не можем сделать?
-Вот так…
-Но так не должно быть, верно? Мы же взрослые, и ничего не можем…
-Здесь никто ничего не может, - черты лица Идзуми в желтоватом свете свечи были резкие, словно высеченные, и в то же время усталые. В городе что-то происходило, около часа назад отключилось электричество и замолк телефон. За окном не было видно ни зги, весь район погрузился в глухую темноту. Лейтенант Брош так и не возвращался, Идзуми и Росс вдвоем так и сидели в пустом темном доме.
Мария тупо смотрела, как уменьшается огарок свечки, плавится, сползает чуть набок. Она просидела все время со звонка Эдварда в коридоре, обутая, в не до конца надетом, сползшем с плеча пальто.
«Эдвард, ты что… Эдвард, а ну немедленно скажи, что ты сделал!» - закричала тогда Идзуми. Росс услышала, как еще в середине последней фразы в трубке зазвучали монотонные, мертвые гудки, но Идзуми почему-то еще несколько секунд не клала трубку, держа ее возле уха и глядя куда-то в никуда. Прошло несколько секунд, прежде, чем она наконец все поняла. И тут она вся словно сползла вниз, плечи ее поникли, она закрыла лицо руками и еле слышно прошептала: «Зачем я их этому научила… Зачем…».
Идзуми сказала: «Это конец». Она сказала: «Какая же я идиотка. Двум пацанам не смогла объяснить, что плохо, а что хорошо.» Она сказала: «Здесь уже никто ничего не сделает», и у Росс, которая уже ринулась в прихожую, опустились дрожащие руки, которыми она никак не могла застегнуть золотые форменные пуговицы. Она опустилась на скамеечку под зеркалом, сложила мигом вспотевшие ладони на коленях и сидела, держа спину прямо, как в строю, и молча глядела на Идзуми.
«Даже если бы мы могли что-то сделать, мы не знаем, где они, Эд так ни слова и не сказал» - сказала Идзуми. Голос у нее был сдавленный, почти жалкий, так на нее обычную непохожий. Это было почти жутко. Она сказала: «Глупые… глупые гениальные мальчишки».
Она сказала, что поняла, что произошло. Если бы у Эдварда реакция пошла так, как у нее самой когда-то, Ал бы не вернулся, а он сам до конца жизни кашлял бы кровью, да и все. Такой жертвы не достаточно. Он сказал, что Альфонс спас его с помощью Камня, то есть с помощью себя. Вложил Камень в него. Исчез. И этот упрямый дурень, конечно, так все никогда бы не оставил. Он взял и проделал в точности то же самое.
Мария мало что понимала в алхимии, но даже она почувствовала тут какую-то нестыковку и спросила: «Почему же Эдвард тогда не исчез?». Идзуми сказала: «Не знаю, как он это сделал. Потому что у него Камень». И добавила: «Пока». А потом совсем тихо: «Господи… хоть бы Ал теперь не наглупил, когда окончательно очнется». Росс не поняла ни слова про «пропорциональность», следующую из закона Равноценного обмена. В общих чертах до нее дошло только, что Альфонс постепенно будет, как Идзуми выразилась, «приходить в себя», а его брат так же постепенно будет переставать что-либо соображать. Чем это в итоге закончится – Идзуми сказала: «Чем угодно».
Росс уже начала набирать штаб в надежде найти Фармана или полковника, или хоть кого-то еще, как в трубке вдруг оборвалась ватная тишина, одновременно с кромешной темнотой вокруг. Все заглохло. Собственно, в этот момент они остались и без единого способа хоть как-то действовать. Росс бессильно опустилась обратно на свою скамеечку, да так и осталась сидеть. Только изредка она слышала, как Идзуми еле различимо шептала, беспомощно опустив взгляд на свои руки: «Я все-таки научила их не тому…»

-----

-Братик, поедем завтра домой?
-Да, поехали.
-Ты… помнишь, где это?
-М-м, - Эд промычал нечто среднее, ни да, ни нет, но Ал просто побоялся переспрашивать. Последние несколько часов он разговаривал с ним так осторожно, словно обрабатывал открытую рану, и все равно постоянно, на каждом шажке натыкался, натыкался на страшные бездонные пробелы.
-Вот… хорошо… поедем завтра. Уинри с бабушкой обрадуются, правда?
-Правда.
Ал невольно старался говорить так, чтобы по интонации было ясно, какого ответа он ждет. Если не делать этого, Эд просто замолкал и глядел на него, и было ясно, что все, о чем он сейчас ему говорил, он говорил все равно что на иностранном языке. Эд прекрасно соображал. Он просто вообще ничего не помнил, ни мест, ни людей, ни фактов. Все, что он когда-либо видел, все библиотеки книг, которые он прочел, все знания – все растворилось в белым-белом тумане. У Ала тихо шевелились волосы.
Истерика прошла, оставив отупение и почти покорность. Но тогда Ал с бледным, как у смерти, лицом, весь трясясь, лихорадочно отодвигал в сторону диван, отпихивал журнальный столик, не заботясь, что и как с него рушится, отшвыривал ковер и падал на колени, принимаясь на полу рисовать пляшущей рукой круг преобразования. Он почти подвывал, стирая кривые, дрожащие линии, рисовал заново, утирая рукавом льющиеся слезы, плакал и все бормотал: «Подожди, братик… подожди, я сейчас», пока перепуганный Эд не поймал его обеими руками и не прижал к себе. Он отволок его на диван, крепко закутал в одеяло и обнял, чувствуя, как младшего колотит, почти как в судорогах. Он целовал его лоб, мокрые щеки, висок, потом целовал в губы, иногда отрываясь и тихонько нашептывая: «Чш-ш-ш, Ал, не надо, тише… не надо этого делать». Эти слова ему будто подсказывало шестое чувство, потому что спроси его, он бы не сказал, чего именно делать не надо. Просто знал, что не надо, и все.
Наконец, Ал кое-как затих, выпростал руки из одеяла, вцепился в него так, что почти стало больно, и заговорил быстро-быстро, какие-то слова, которые, скорее всего, были чьими-то именами или названиями, совершенно незнакомые. Эд ничего этого не понимал. Он просто завороженно смотрел на брата, на то, как движутся его губы, на цвет его кожи, чувствовал его запах и тепло. Больше его ничего не интересовало.
-…Я так и не дозвонился до Учителя… Зато дозвонился до прапорщика Фармана. Он сказал, что полковник жив, но сейчас в больнице – его оперировали, он потерял глаз… Ты слушаешь, братик?
-Слушаю, - согласился Эд. Он все равно ни малейшего понятия не имел, порадоваться ему, что «полковник» жив или посетовать, что он потерял глаз.
-Ты не помнишь его, да? – чуть слышно прошептал Ал. – Ты совсем никого не помнишь?
-Я помню тебя.
-А еще кого-нибудь?
-Только тебя, - пальцы брата нежно, задумчиво гладили его собственные. Ал сглотнул и потерся лбом о его плечо. Ему в сотый раз хотелось спросить: «Совсем-совсем ничего, да?», будто на сотый раз Эд вдруг наморщит нос и скажет: «А-а, ну как же-как же, эта скотина полковник…».
Дурдом. Нелепость какая-то. Внезапная, а потому вообще в голове не укладывающаяся. Его брат, старший брат, который может все, знает все, всегда поможет, защитит, лежит сейчас рядом с ним и угасает. И ничего не знает и никого не помнит. Ал уже тысячу раз сказал вслух: «Ну, как это может быть…». Теперь замолчал, но мозг работал, как сумасшедший, и эта мысль: «Да как это так?», быстро билась жилочкой где-то в голове, тикала, как секундная стрелка. Мысли лихорадочно носились по кругу. Ал уже отчаянно огромное количество раз спросил брата, как он это сделал, что он отдал? Он уговаривал его, упрашивал, задавал наводящие вопросы, и как бился в тупую, беленную штукатуркой стену. Эд просто не понимал, что он от него хочет. Его будто вытерло изнутри одним движением. И Ал даже знал, в какой момент это произошло – когда он сам внезапно пришел в себя на кухне. Альфонс провел пальцем по закрытым векам, золотым ресницам, и брат забавно зажмурился. Синеватые тени у него под глазами стали глубже.
Тогда ощущение было такое, словно Ал до этого находился в распыленном состоянии, как мягкая сыпучая пудра, был ласковый, сомлевший, расслабленный, а потом его как шибануло током, и все частички его рванулись вместе, каждая встала на свое четко определенное место. И Ал включился.
Это было как рассматривать светлячка, одним глазом, сквозь плотно сжатый кулачок, а потом разжать руку и раскрыть глаза. В голову хлынуло понимание, что он стоит сейчас в кухне принадлежащего армии дома, где их, по идее, вообще не должно быть, не понятно, где Данте, где гомункулы, что происходит в городе. Самое страшное было то, что он не понимал, каким образом он сам может быть жив. Он и сейчас продолжал об этом думать, отчаянно пытаясь вычислить результат преобразования. Он лежал рядом с братом, прижимаясь голой грудью к его груди, болтая вслух все, что приходило в голову, и накручивая на палец кончик его косы. Эдвард обычно рявкал, что, мол, если не заплетаешь волосы, то нечего и копаться у него в голове, его это ужасно выводило из равновесия, он даже Алу это редко позволял и постоянно ворчал, хотя тот подозревал, что на самом деле ему это очень нравилось, просто он считал это слишком откровенным – позволить гладить кому-то его волосы. Потому что сейчас он лежал тихо, давая ласкать себя, и млел, его рука изредка гладила младшего по спине, проводя от шеи до самой поясницы. У Ала от этих прикосновений все замирало, а сердце все равно билось, будто стиснутое в крошечной тесной коробочке.
-Нет, - вдруг отчетливо сказал Эд, будто кому-то отвечая, - я тут, с Алом… Хорошо, - он поймал горячей ладонью пальцы младшего и легонько поцеловал. – Тебе привет.
-От кого? – не понял тот.
-От отца, - слегка удивленно ответил Эдвард.
В коробочке исчезло дно, и сердце провалилось вниз. Обе Аловы руки что есть мочи вцепились в брата.
-Ты чего?
-Братик… не уходи.
-М?
Ал прижался к нему крепко-крепко. Вот теперь ему было и правда страшно.
-Помнишь, - заговорил он несколько минут спустя, - мы так же лежали вечером дома, после похорон мамы. Вернее, уже не дома… это был уже просто пустой темный дом…
Они лежали в своей комнате, и Ал так же прижимался к своему старшему брату. Он уже не плакал, но все всхлипывал, всхлипывал, хотя всхлипывать уже и не хотелось и даже было стыдно, что он такой большой, а все никак не может успокоиться. Но братик не ругался. Он никогда не ругал его за такие вещи, никогда над ним не смеялся. Он просто обнимал его и шептал ласковое «чш-ш-ш» на ухо, как взрослый маленькому. Кажется, за ту ночь Эд повзрослел сразу на несколько лет.
Он потом часто так лежали перед сном – уже в доме бабушки Пинако, у Учителя, даже когда их занесло на остров. Они мечтали о том, как вернут маму. Как она будет рада и горда ими. Они будут просыпаться утром, слыша, как внизу на кухне гремит посуда, что-то шкворчит и кипит, как мелодичный мамин голос что-то напевает. И будут нестись вниз, гомоня еще громче прежнего, брызгаться водой в ванной, а потом мокрые, лохматые, наперегонки нестись к завтраку. И можно будет забыть про формулы, про толстенные книги, которые они открывали – и хотелось реветь от бессилия, потому что знаний не хватало и ни слова не было понятного. Можно будет опять бегать, лазить, строгать прутики и прятаться от выдуманных опасностей. А потом, к вечеру, мама приготовит пышный, ароматный пирог и позовет их. На крылечке, прямо на ступеньках, уже будут стоять чашки, блюдечки, салфетки с пирогом. И они все вместе – братья с зелеными от травы коленками и царапинами под носом, и их красивая мама в любимом синем платье прямо на улице сядут пить чай. И будет пахнуть вечерним лугом, и небо будет такое просторное, такого густого теплого цвета, от которого станет светло и грустно, и ни за что не захочется становиться большим.
-…И ты меня всегда обнимал, вот как сейчас, даже если я не плакал. Хотя, иногда и плакал… Иногда становилось совсем невмоготу, и тогда я просил, чтобы ты остался со мной спать, - бормотал Ал, - И ты всегда оставался. Хотя, я иногда просил, потому что мне казалось, что тебе самому грустно, пусть ты и не плакал никогда...
-Правда?
-Ага… Каково тебе было – мама умерла, ты меня утешал, а тебя утешить было некому…
-Не здорово, наверное.
Ал подумал, что пусть у них разница всего в год, пусть брат постоянно орет и иногда глупит, он намного старше его, Ала. Сейчас очень про многое думалось и хотелось спросить: «Как ты смог? Расскажи… чтобы я смог тоже».
-Не болит? – пальцы осторожно коснулись его шеи, и Ал почувствовал, что вообще-то болит. – Синяки остались…
-Ничего.
Эд подтянул повыше одеяло, зарылся носом в Аловы волосы и улыбнулся:
-Надо йода принести. Помнишь, как ты меня в детстве лечил? Сначала отмутузишь так, что я чуть не окочурусь, а потом лечишь. Помнишь?
У Ала забилось сердце – конечно, он помнил. У них была банка йода. Не пузырек, а именно банка, литровая такая. Она была всегда, еще до того, как братья родились, и когда они уезжали из Ризенбурга, в ней оставалась еще добрая треть. Она осталась стоять дома у Уинри.
Маленький Ал макал в нее длинную палочку с накрученной на конец ватой – Эду почему-то никогда не доверял – и ужасно старательно рисовал кривоватые круги преобразования брату на разбитой коленке, а если Эд получал от него по лбу, то и прямо на лбу, так что мама только головой качала. Потом сосредоточенно хлопал в ладоши, клал их на ранку и бормотал заклинания. Эд фыркал и заявлял, что это «антинаучно» (Ал ужасно уважал брата за такие длинные слова), но никогда особо не возражал. Сам Эд всегда мазал младшего зеленкой. Заклинаний по причине антинаучности не читал, а круги рисовал ужасно сложные, а потому ужасно зеленые.
Эд помнил.
-Братик, спишь?
-Угу…
-Не спи, поговори со мной еще.
-Да, слышу, слышу… не тряси. Братик устал… Давай поговори ты, а я послушаю.
-Мы поедем еще путешествовать?
-Куда?
-Куда-нибудь, - Ал не знал, что говорить, поэтому нес первое, что приходило в голову. Он до смерти боялся - что Эд опять заснет, и дыхание у него снова станет тихое, еле слышное. – Мы много путешествовали эти четыре года. Всегда ездили на поездах. Ты очень любишь поезда.
-М-м… серьезно?
-Угу. Правда, ты там все время спишь. Но мне кажется, тебе нравилось… Знаешь, когда мы ехали, мне все время ужасно хотелось положить голову тебе на плечо и тоже подремать…
«Что я буду делать без тебя?»
Но я был большой и железный…
«Что я буду делать без тебя?!»
… и поэтому не мог.
-Ал, - промямлил старший, - тебе не кажется, что это отдает бредом? Как это ты был железный?..
-Неважно, братик… Поедем завтра домой, да? Погода будет хорошая, может, туман будет с утра. Платформа останется вдалеке, сквозь туман пробьется солнце... сверкнет на рельсах, ярко так, представляешь? Мы будем то въезжать в него, то выезжать, за окнами будет то белым-бело, то зелено. Можно будет спать… Потом переедем огромную, широченную реку по мосту, все на миг станет синее, и сразу въедем в розовое и белое – за рекой начнутся сплошные сады: там все цветет сейчас, яблони, вишни… А может, мы будем спать и всего этого не увидим. Так и приедем домой…
-М-м… Ты плачешь?
-Неа… Мы же еще поедем путешествовать?
Эд помолчал, глядя ему в глаза, а потом отчетливо ответил:
-Да.
-Обещаешь.
-Обещаю… Не плачешь?..
-У…уже нет… братик… что… сказала бы мама…
-Не знаю. Иди ко мне.

-------

-Как Вы, полковник? Вам больно?
-Пока нет. Какие новости?
-В Централе сформировано новое правительство. Сейчас идет первое заседание. Новостей пока нет, но, думаю, будут скоро. С нашей стороны потерь нет. Боюсь, Вы пострадали сильнее всех.
-Понятно… Вижу, и у вас рука забинтована, лейтенант.
-Ну, что Вы, - Риза опустила красные, усталые глаза. Ей хотелось снова попросить прощения. - Я в полном порядке…
-Я рад, - правый глаз Роя, не скрытый марлевой повязкой, глядел на нее тускло и почти без выражения.
Плевать ему сейчас было - на цели, идеи, на армию, на государство это - тьфу… Кто-то часто это говорил - громко, сварливо, набычившись. И орал по делу и без: "Чертов полковник!!!" Полковник… Нет, сейчас он чувствовал себя не полковником. Он чувствовал себя просто Роем. Очень усталым и почему-то очень старым Роем. Ему было пусто.
-Звонил Альфонс Элрик, полковник. Хотел поговорить с Вами. Кажется, что-то случилось со Стальным…
Рой вздрогнул, и боль стрельнула там, где раньше у него был глаз, ткнула тупой спицей в глубокую дыру, прямо в голову.
-Набирайте им, - произнес он осипшим от боли голосом. – Прямо сейчас.
Риза поколебалась мгновение, потом вышла и вернулась уже с телефоном, таща за собой шнур. Прижала трубку плечом и стала набирать номер здоровой рукой, поглядывая в потрепанную бумажку, исписанную почерком Фармана. Боль все сильнее сверлила рану, словно глубже ввинчиваясь в череп через пустую глазницу. Сознание мутнело. Рой слышал, что Ризе ответили. Уже не понял, что она говорит. Последнее, что полковник видел перед тем, как снова впасть в беспамятство, было ошарашенное, непонимающее выражение ее лица.

"-Ты помнишь полковника?..
-……"

-------
-… О, Бож-же, Ал… о, да… А-а-а-ал, какой же ты классный…

-… С ума сойти можно…

-…М-м… Скажи, оно совсем не похоже на молоко?
-Ты… дурак, братик…
-Ну, скажи, не похоже ведь?
-На вкус… в общем, нет… Ты куда?
Эд засмеялся и наклонился, чтобы пальцем вытереть уголок его рта:
-Попить тебе принесу, лежи уже.
Дребезжание телефона разорвалось белой вспышкой под зажмуренными веками, Ал резко сел. Только затихшие на кухне шаги неторопливо прошлепали обратно в коридор. Звякнуло, раздался хрипловатый, еще блаженный голос Эда:
-Алло… Кого? М-м, нет… Как? Нет, не знаю, извините. Наверное, ошиблись… Да.
Звяк. Ал прикусил кулак. Эд появился в дверях, все еще расслабленно улыбаясь.
-Кто звонил, братик?
-Не знаю, ошиблись. Держи, - он протянул ему стакан, - Женщина какая-то, от какого-то полковника.
Стакан был холодный, со дна сорвалось несколько прозрачных капелек. Теплая сухая рука провела ему по голой спине снизу вверх, опять рисуя пальцами полосы.
-Спросили какого-то Эдварда… Да, как-то так…
Вода перестала глотаться.
-Я люблю тебя.
Рука на его спине была теплая-теплая.

-------

Погода обещала быть хорошей. Девушка задумчиво глядела на молочный слоистый туман за окном и думала, что когда он рассеется, обязательно будет солнце. А то уже сил никаких не было на этот дождь – зарядил вчера на целый день, с утра до вечера.
-Простите.
В окно вокзальной кассы заглядывал мальчик – очень приятное лицо, из тех, которые всегда улыбаются, чистые темно-серые глаза. Девушка отвлеклась от мыслей о погоде с улыбкой.
-Да-да?
-Будьте добры, два билета до Ризенбурга на первый поезд, пожалуйста.
-Конечно, минуточку.
Она оторвала два квадратика розового картона очень старательно, и штампы на них поставила поровнее – почему-то хотелось, чтобы эти два билета получились аккуратные. Поэтому услышав сдавленный вдох, она не сразу подняла глаза, и успела увидеть только руку, цепляющуюся за стойку перед окошечком. Мальчик тяжело, словно обмякнув, сполз на колени по стене и медленно упал на спину. Глаза его были открыты. Перепуганная до смерти кассирша и работники вокзала так никогда и не узнали, что он видел и слышал те долгие несколько минут.

-------

«Я знаю, ты будешь ужасно злой и снова назовешь меня дураком. Но ты не злись на меня, ладно?
Я не умею словами, ты же знаешь. Но я тоже вижу тебя… каждую веснушку.
Я тут.
Мы когда-нибудь снова поедем путешествовать с тобой.
Я обещал.»

-------

Придя в себя, он рванул от окошка кассы обратно, так и не забрав билеты. Не было сейчас ничего, ни билетов, ни людей, на которых он натыкался и расталкивал, ни вокзала…
Ни брата.
Ал выдохнул и остановился, словно споткнувшись.
Там, откуда он ушел несколько минут назад, так и стоял круглый высокий столик, на нем – две чашки с еще дымящимся кофе, одна выпитая до половины, другая – так и не тронутая. Стоял под столиком черный потертый чемодан, на котором Ал помнил каждую трещинку.
Не было только Эдварда.
Ал медленно подошел к столику, положил на него руки. Чашка брата стояла на столе напротив. И он точно знал, что всего минуту назад он стоял тут сам. Всего минуту назад, до момента, когда Ала накрыло третьей волной, пока он стоял возле кассы, до момента, когда Ал будто по новой включился, на этот раз целиком и окончательно, - брат стоял вот на этом месте.
Коробочка из-под сердца была пустая.
-Ты дурак, братик, - тихо сказал Ал. – Ты даже не попрощался, - он проговорил это и понял, что соврал. Тепло его руки на своей спине он чувствовал сейчас так отчетливо, словно брат стоял у него за плечом.

-------

«Пока, Ал»

-------

Спать можно было еще три часа, но Уинри проснулась резко и полностью. Сна не было.
Уинри могла прекрасно спать, когда была гроза или землетрясение, ее ничуть не смущал визг циркулярной пилы, когда бабуля распиливала металлические детали в мастерской на первом этаже. Но от этих звуков она неизменно просыпалась, слыша их через две, через три стены, или даже вообще не слыша, но зная, что они есть.
Ал звал брата.
С тех пор, как он приехал тогда вечерним поездом один, прошло уже два года, но Уинри все равно отчетливо помнила, что это были первые слова, которые он произнес тогда после трехдневного молчания. Они с бабулей уже думали, что он вообще не может разговаривать. Той ночью он наконец начал плакать.
И теперь каждый раз, когда он приезжал со службы из города погостить, хоть раз – но Уинри это слышала. Иногда сквозь сон, смутно, не просыпаясь. А иногда Ал мог не спать несколько ночей подряд. Потом днем он ходил осунувшийся, с синеватыми тенями под глазами, но все равно улыбался, хоть и грустно, и виновато говорил, что это у него не всегда так, только здесь. Говорил, что дома его всегда одолевают воспоминания.
Уинри закусила губу и откинула одеяло. Она слышала его очень отчетливо, каждое слово. Ал потом никогда не помнил, что говорил во сне, и возможно, это было к лучшему. Наверное, кое-чего и Уинри тоже лучше было бы не слышать.
Мягкое дерево под ногами как бархатное, с детства знаком скрип каждой половицы. В еле синеватом свете раннего утра дом был тихий, замерший. Все-таки, им очень не хватало Эда.
Всхлипы из-за соседней двери слышались очень отчетливо. Уинри тихонько повернула ручку.
Везде были книги. За два года в комнате скопились стопки, горы книг, пачки рукописей, тетрадки, бумаги, рассыпанные, сложенные, свернутые в трубочку. Перекинутый через спинку стула красный плащ сейчас кажется черным. На столе, как ртуть, блестят серебряные часы.
-Братик… не уходи…
Уинри бы их никогда не спутала, но кто-то малознакомый, в темноте, может и не разобрал бы. Ее маленькая рука мягко провела по растрепанным по подушке, слабо стянутым в хвост волосам, легла на вспотевший лоб с прилипшей челкой.
-Ал, проснись.
Ал вздрогнул и распахнул в темноте глаза.
-Уинри.
Она собрала в горсть его длинные волосы, провела ладонью, приглаживая. Волосы были чистые, скользкие и рассыпались. Ал помолчал, а потом глухо спросил:
-Я опять, да?
Он по движению понял, что она пожала плечом.
-Посидеть с тобой?
-Угу.
Она села на кровать у него в ногах, обняла руками коленки и зачем-то попросила:
-Ал… а расскажи, что тебе снится, а?
Ал перевернулся на спину и долго молчал, глядя в потолок большими, влажно поблескивающими глазами. В комнате потихоньку светлело.
-Я прошу его остаться, - наконец сказал он, и Уинри подумала вдруг, какой взрослый у него стал голос. – Мне все время снится одно и то же. Снится, что я лежу с ним рядом, как в детстве. Он спит близко-близко, а я даже дышать боюсь. Лежу, обнимаю его, и знаю, что скоро вставать. Вот в любое мгновение, может быть. И мне так от этого страшно, так… тоскливо, вот здесь, - его ладонь легла на грудь слева. – Так не хочется, чтобы это кончалось… Я знаю, если он проснется – это кончится… Но он спит. Сладко так, знаешь, на спине – помнишь, он все время так спит, - Ал садится на кровати, и его лицо отчетливо видно – в комнате совсем светло. – И тут я понимаю, что чего-то не хватает…
Уинри улыбается тоже, она уже поняла, о чем он. Она видит улыбку Ала, когда он говорит:
-И я всегда беру и зачем-то за краешек задираю ему футболку на животе…

-------

-… потому что делать тебе нечего, - недовольно пробормотал он, наморщив нос. Утренняя прохлада пробегала по коже, но ему это не мешало. Эдвард спал с голым животом, посапывал и чему-то тихонько улыбался. Видимо, ему снилось под утро что-то хорошее.
Над Мюнхеном медленно вставало солнце.


От автора: спасибо, что дочитали до конца. Для меня это очень ценно. Искренне надеюсь, что не разочаровала.
И пожелайте мне завтра удачи на экзамене... ы-ы-ы...

@темы: =Эдвард Элрик/Альфонс Элрик=, =Angst=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =NC-17=

---

[Мэй_Чен]

Название: Осень
Автор: Мей (Mad Selena)
Жанр: романтика, драма
Рейтинг: RG
Пейринг: Эд/Лиза, Рой/Лиза
Персонажи: Эдвард Элрик, Лиза Хоукай, Альфонс Элрик, Рой Мустанг и вся его контора
Статус: закончен

Ночь. Сколько уже? Час, полвторого? А сна не в одном глазу. Завтра буду ходить как варёный. Ой, как не хочется в Штаб… Я увижу там её!.. Как же по-дурацки всё вышло!
Эдвард переворачивается на живот и со стоном утыкается лицом в подушку.
- Эд, что с тобой?
- Ничего, - отвечает Эдвард глухо из подушки. – Абсолютно ничего.
- Да ладно, что случилось? Ты сам не свой сегодня после Штаба был.
Приставучий Ал. Как хорошо, что он такой настырный, иначе смелости бы не хватило ему рассказать.
- Понимаешь, брат, я обидел кое-кого… Лейтенанта Хоукай.
Альфонс приподнимается на локте и спрашивает удивлённо:
- Обидел? Как? Ты что, братец?
- Ну, я не хотел… Так получилось… Ты же сам всегда говорил, что я кретин! Хотя нет, я не совсем виноват… Всё этот Хавок идиотский!

…Иду по коридору к кабинету Мустанга, никого не трогаю, и вдруг меня окликают:
- Эй, Эдвард, иди-ка сюда!
Напротив меня около окна подпирают стенку трое лоботрясов: Хавок, Бреда и Фарман. Чуть поодаль от них Фьюри с лицом красным, как у варёного рака.
- Давай, Эд, - Хавок подманивает меня со своей идиотской ухмылочкой.
Подхожу к ним.
- Привет. Чего надо?
Хавок хихикает и подмигивает мне:
- Здорово, Эд. Посмотри, что у нас есть!
Он достаёт из-за пазухи журнал. Мужской журнал. Показывает мне его и снова хихикает.
- Эд, глянь, ничего девочки?
Бреда и Фарман смеются, а Фьюри демонстративно отворачивается.
Бросаю только беглый взгляд, отвожу глаза и бормочу под нос:
- Нормальные девочки, - Господи, только бы не покраснеть.
Эти придурки гогочут, как гиены.
- Эд, а тебе какая больше нравится? - Хавок почти в лицо мне тычет своим журнальчиком. Отмахиваюсь от него и говорю сердито:
-Ай, отстань уже. Лучше полковнику покажи, он точно оценит.
Идиоты ржут ещё громче.
- Неее, ты что, он у нас теперь человек несвободный, - мотает головой Хавок.
- Говорят, что он всерьёз влюбился и даже о женитьбе подумывает, - вклинивается Бреда.
Фыркаю:
- Что? Который раз уже?
- Теперь, говорят, точно, - с умным видом кивает Фарман.
- Бедная лейтенант Хоукай, - вздыхает Фьюри, который решился-таки подойти к троице извращенцев.
- Почему – бедная? – удивляюсь я.
Они переглядываются с ошарашенным видом.
- Ты что, не знаешь, что ли? – басит Бреда. – Она же влюблена в него.
Несколько секунд могу только молча смотреть на него и хлопать глазами.
- К… Как? В Мустанга? Да вы чего? Издеваетесь, да?
- Эд, ты серьёзно не знал? По ней же видно. Как у Мустанга загул, так она как в воду опущенная ходит.
По-моему, по лицу лейтенанта Хоукай никогда нельзя понять, что она чувствует, но раз они говорят… Почему бы и нет, служебный роман… Односторонний.
- Нашла в кого влюбляться, - говорю я пренебрежительно.
- Сердцу не прикажешь, - пожимает плечами Бреда. – Да и полковник у нас – видный мужчина.
Терпеть не могу, когда они начинают хвалить моего начальника.
- Что? Да как его вообще можно полюбить? – взвиваюсь я. – Хоукай не с кем встречаться, что ли, что она так по нему сохнет?
Хавок делает страшное лицо и показывает мне глазами куда-то назад.
Но уже поздно. Я даже голову повернуть не успеваю, как мимо меня с непроницаемым лицом шествует лейтенант Хоукай.
Блин…

- Я же не знал!
- Братец, ты кре… Ты такой глупый! Ты же наверняка её очень сильно расстроил! Иди завтра прямо к ней и извинись! Слышишь, обязательно извинись!
Эдвард знал, что Альфонс так скажет, но всё равно ему тошно.
Он переворачивается на спину и говорит устало:
- Ладно, ладно, хватит… Не трави душу. Завтра рано встану и пойду извиняться. Пока там нет никого.

В пустом здании твои шаги, кажется слышны на всех этажах, как ни старайся идти потише. А вот и кабинет.
Эдвард кладёт руку на ручку двери и останавливается. Что он скажет ей? Ччччёрт! Вчера полночи с Альфонсом репетировали, спасибо, брат согласился побыть за лейтенанта Хоукай. И понарошку всё прошло гладко. Лиза простила Эдварда и даже пригласила на чай. Ал при этих своих словах хихикал, как ненормальный, Эдвард и сам не удержался от смеха.
Как же, пригласит на чай... Скорее, выхватит свой пистолет и пристрелит за оскорбление личности.
Он глубоко вздыхает, тянет дверь на себя... и видит, что с другой стороны за дверную ручку держится Лиза.
- Здравствуйте, лейтенант Хоукай, - с несчастным видом говорит алхимик.
- Здравствуй, Эдвард. а я думаю, кто там за дверью стоит и не заходит, - отвечает Лиза. Но в её голосе нет обычной приветливости, ощущается скорее какой-то холодок.
Подросток внутренне сжимается. Обиделась, всё-таки.
- Ты почему так рано? - тем же холодным голосом спрашивает она. - Полковник вызывал?
- Нет, я пришёл...- он снова глубоко вздыхает. - Я пришёл поговорить с вами!
Хоукай пожимает плечами.
- Проходи в кабинет.
Эдвард заходит за ней, чувствуя, как горят уши. Как они там с Альфонсом репетировали? И не вспомнить сейчас.
- Ты что-то хотел спросить? - говорит Лиза, присаживаясь за свой стол. - Садись.
Эдвард продолжает стоять перед ней, пылает уже всё его лицо.
- Я хотел... Я хотел извиниться перед вами за то, что сказал вчера в коридоре! - выпаливает он.
-Всё в порядке, Эдвард, - отвечает Хоукай спокойно. - Не волнуйся.
- Нет, не в порядке! - отвечает Эдвард неожиданно даже для себя. - Я не то хотел сказать! И... И не думайте, что я... мы вас часто обсуждаем... Так вышло... И я не думаю, что вам не с кем встречаться!
Слова так и льются из Эдварда. Заткнись, кретин, умоляет он сам себя, но остановиться уже не может.
- Потому что вы... Вы очень красивая, вот, - говорит юный алхимик... и ужасается своим словам.
Однако лейтенант смотрит на него и улыбается. Похоже, её позабавил монолог подростка.
А Эдвард, ненавидя себя и ощущая последним кретином, добавляет:
- И потому, что полковник... Полковник вас просто недостоин!
Лиза прижимает руку ко рту, словно желая сдержать смех.
- И кто же меня достоин? - с интересом спрашивает она.

Он возвращается домой необычайно задумчивым. Альфонс спрашивает с порога:
- Ну как, поговорил с ней?
Эдвард, не отвечая, разувается, снимает плащ, вешает его на вешалку и проходит в комнату. Он садится с ногами на кровать и задумчиво глядит в окно.
- Эд? Что такое? Она не захотела даже видеть тебя? Или сказала что-нибудь плохое?
Старший брат словно в полусне поворачивает голову и смотрит на Альфонса непонимающим взглядом. Потом, очнувшись, тихо говорит:
- Нет, всё в порядке.
- Она простила тебя? - подозрительно спрашивает Альфонс.
- Простила? А, да, конечно...
Эдвард медленно кивает и снова поворачивается к окну.
Альфонс пожимает плечами. Он уязвлён немного, но у брата такой странный вид, что трогать его как-то боязно. Захочет - расскажет сам.
Он вздыхает и погружается в чтение модного приключенческого романа.
- ...Ал, мне пошла бы военная форма?
- Чего?
- Военная форма. Как думаешь?
- Не знаю даже... - Альфонс понемногу приходит в себя. - Ты это узнаешь через полгода, когда тебе стукнет 16.
- Да, долго ещё ждать, - говорит грустно Эдвард .
- Но заказывать надо уже сейчас, - с умным видом говорит Альфонс. - Ты же сам понимаешь, на складе нет формы, рассчитанной на твой рос... размер.
Однако юный алхимик даже не реагирует на обычные подначки брата. Он снова кивает и говорит задумчиво:
- Да, ещё полгода осталось.
Книга выпадает у Альфонса из рук. С братом явно что-то нехорошо.

Девушка полковника... Эдвард и Альфонс видели её, правда, мельком.
Они были в кинотеатре, сидели, как обычно, в последнем ряду. Рост Альфонса не позволял сесть ближе, массивные доспехи загораживали обзор всем находящимся сзади него.
Примерно на двадцатой минуте фильма в зал вошла влюблённая парочка и расположилась через три сиденья от братьев.
Мужчина и женщина смеялись, громко разговаривали, целовались, не обращая никакого внимания ни на фильм, ни на что-либо вообще вокруг них.
С содроганием Эдвард и Альфонс узнали голос полковника. Около десяти минут братья сидели, не шевелясь, не зная, куда деваться от смущения.
Наконец они, не выдержав нервного напряжения, тихо встали, боком-боком прошли мимо своего начальника и почти бегом пустились к выходу.

И теперь полковник ходит весь сияющий и, того и гляди, скоро объявит о женитьбе. Единственное, что портит ему настроение и при виде чего он болезненно морщится - цветы на столе Лизы.
Впервые они появились через два дня после памятного разговора Эдварда с лейтенантом.
Посильный принёс огромный букет роз, без колебаний вручил его Хоукай, а на вопрос: "От кого?" пожал плечами и ушёл.
К цветам не прилагалась открытка, и весь оставшийся день подчинённые Мустанга гадали, кто же мог послать их Лизе.
Через три дня, когда розы слегка подвяли, рядом с ними расположился букет жемчужного цвета лилий. И снова без малейших намёков на личность отправителя.
Лейтенант, такая печальная в последнее время, улыбалась, глядя на два ярких пятна - алое и белоснежное, расположившихся на её столе.
Ещё через три дня, когда окончательно увядшие розы встретили заслуженный конец, к лилиям присоединилась корзиночка с орхидеями.
- Безобразие, - бормотал полковник. - Мою подчинённую скоро завалят цветами, и у неё не будет возможности выполнять свои прямые обязанности.

Альфонс, периодически появляясь с братом в Штаб-квартире, в курсе загадочной истории с цветами, и так же заинтригован.
Однажды дома он застаёт Эдварда, разговаривающего по телефону с фирмой, что занимается доставкой цветов.
-Брат, так это ты... - потрясённо говорит он.
Эдвард, прижав ладонь к трубке, шипит:
- Да, и что? Пусть полковник знает,что не на нём одном свет клином сошёлся. И у неё настроение поднялось... Ой, извините, - это уже в трубку, нормальным голосом, - я вас слушаю. Хризантемы... Почему бы и нет... Значит, завтра в полдень, по тому же адресу, лейтенанту Хоукай.
Альфонс прижимает руку ко лбу. Брат сошёл с ума и лечению не подлежит. Однако... У Лизы действительно не такой расстроенный вид, когда она смотрит на эти цветы. И Мустанг очень забавно злится...

В коридорах Штаб-квартиры пусто. Они оглядываются, проходя по коридорам, но везде тихо и безлюдно.
В кабинете Мустанга сидит лишь Фьюри и с каким-то странным выражением лица настраивает радиоприёмник.
- Добрый день, сержант. А что случилось? - спрашивает Эдвард.
- Где все? - присоединяется Альфонс. - Полковник вчера приказал нам прийти к нему...
- Добрый, - сдержанно отвечает Фьюри. - я думал, уже все в Централе об этом слышали.
Эдвард удивлённо приподнимает брови.
- Вооружённые люди захватил здание детской больницы в южном районе. Мустанг и остальные уже там.
Братья переглядываются, потрясённые этой новостью.
- Мы... Мы к ним, - решительно говорит Эдвард.
За ними хлопает дверь.
Фьюри лишь грустно качает головой.

Перед глазами у Эдварда пляшут белые пятна, лёгкие горят. Он останавливается, опирается рукой о стену дома и еле выговаривает:
- Стой, Ал. Я не могу больше.
Альфонс останавливается.
- Мы почти на месте, - говорит он. - Больница должна быть совсем рядом.
- Сейчас, дай отдышаться...
Мимо них по улице проезжает военный грузовик.
- Едут назад, - говорит Альфонс. - Всё уже закончилось?
Ответ они получают, когда добираются-таки до захваченного здания.
Во дворе полно военных; люди беспрепятственно заходят и выходят из дверей. Плачущих детей утешают родители и врачи.
Эдвард замечает старшего лейтенанта Бреду.Он сидит на ступеньках, доктор бинтует ему голову.
Заметив братьев, Бреда подмигивает им.
- Привет, - он машет рукой.
- Здравствуйте, - говорит Альфонс, подойдя ближе. - А что случилось? Удалось договориться с террористами?
Бреда отрицательно качает головой.
- Как же, удалось. Брали штурмом.
- Но там же дети, - возмущается Эдвард.
Бреда устало пожимает плечами.
- Когда началась стрельба, другого выхода не осталось.
- Стрельба!.. Ничего себе... А заложники?..
- Всё хорошо, заложники почти не пострадали.
Альфонс оглядывается вокруг.
- А где все остальные? - спрашивает он. - Где полковник?
- Разбежались, помогают там... Хавок легко ранен, его сейчас врач осматривает. А полковник... В военном госпитале. Ему досталось едва ли не больше всех.
Эдвард глядит на него расширившимися от ужаса глазами:
- Как? Не может быть! Он ведь в Ишваре воевал, говорят, без единой царапины вернулся!
- Ай! Полегче вы там! - морщится Бреда, когда доктор задевает рану. Потом он поднимает глаза на ребят и произносит с горечью:
- Ишвариты не прятались за спины детей, когда сражались. Они боролись за жизнь, и всего-то. А эти... Главный у них, похоже, имел что-то своё против нашего полковника. По крайней мере, когда он увидел Мустанга, сразу начал стрелять, забыв обо всём.
- И как полковник? - жалобно спрашивает Альфонс. - Его сильно ранило?
- Я же говорю, - раздражённо бурчит Бреда, - что ему досталось больше всех из нас. Эти террористы - какие-то маньяки. Такое ощущение, что им нужны были именно полковник и мы, и для этого всё было подстроено. Сейчас Мустанг в реанимации, и к нему никого не пускают. Да больно же, что вы делаете! - кричит он на несчастного испуганного врача.
Братья переглядываются.
- Кошмар какой-то, - шепчет Альфонс.
Плачущие люди вокруг, раненые солдаты, новость о госпитализации полковника - всё это кажется одним большим кошмарным сном.
- Эй, малый, отойди, - прикрикивает кто-то на Эдварда. Он оглядывается, готовый наброситься с кулаками на "обидчика", и видит, что это военные, несущие носилки. Человек на них укрыт с головой простынёй, сквозь полотно проступают кровавые пятна. Наверное, полковника так же несли на носилках...
Эдвард отступает - под ногами гильзы.
В воздухе стоит запах пороха и гари.
Алхимик закрывает глаза рукой.
- Пойдём отсюда, Ал, - тихо говорит он.

В холле госпиталя светло и уютно. Прапорщик Фарман сидит, закинув ногу на ногу, и читает газету.
- Здорово, ребятки, - машет он газетой братьям.
- Здравствуйте. Как полковник?
Фарман разводит руками:
- Говорят, опасность уже миновала. Главный врач сказал, что после операции как новенький будет.
- К нему можно сейчас? - осторожно спрашивает Альфонс.
Фарман удивляется:
- Конечно. Почему нельзя? Я же говорю, идёт на поправку.
- Нууу... С ним, наверное, его невеста, - застенчиво объясняет младший брат.
- А, вот ты про что... - Фарман мрачнеет. - Её не было здесь, и, думаю, она не придёт. Полковник тут разговаривал с ней по телефону почти сразу, как очнулся от наркоза и немного пришёл в себя. Я был рядом с ним в это время в холле. Они крупно поссорились.
- Как можно расстраивать больного человека! - сердито говорит Эдвард. - А из-за чего, не знаете?
- Знаю. Она так орала в трубку, что слышно было каждое слово. Я так понял, что должен был состояться какой-то приём у неё дома, и вот теперь своей госпитализацией полковник поломал ей и её родителям все планы. "Зачем ты туда пошёл?!" - противным тонким голосом передразнил прапорщик.
- Там же были люди, которым нужна помощь! - возмущённо говорит Альфонс.
- Так он ей и сказал. А она в ответ: "И у меня люди, которым ты испортил вечер"!
- Ого! А что полковник?
Фарман развёл руками:
- А что ему оставалось? Просто повесил трубку.
- Вот идиотка! - в сердцах говорит юный алхимик.- Ему и так плохо. Бывают же такие люди!..
- Спасибо вам, - говорит вконец расстроенный Альфонс. - Мы немножко побудем у него. Хотя он, наверное, никого сейчас не хочет видеть...
Фаман смеётся:
- Почему это? Мустанг - не истеричная барышня, он только рад будет посетителям. Идите, может, он развеется немного.

Они заходят в палату и останавливаются на пороге. Эдвард смущённо сжимает в руках пакет с апельсинами и кефиром.
Мустанг лежит на кровати, небритый, осунувшийся, весь перевязанный бинтами. Выглядит он очень жалко.
Растерянные братья здороваются. Полковник отдаёт честь левой рукой – правая на перевязи.
- Как вы? – спрашивает Альфонс, потрясённый его видом.
Полковник пожимает плечами:
- Ничего. Врачи говорят – жить буду. Может, выпишут уже через недельку-полторы.
- Правда? – вырывается у Эдварда. – Это же здорово!
Мустанг внимательно смотрит на него.
- Да, это очень хорошо. И когда я вернусь, то потребую отчёт о проделанной работе за последний месяц. Посмотрим, не зря ли государство тратит на тебя деньги, Цельнометаллический, - Рой улыбается доброй отеческой улыбкой.
Алхимик скалится в ответ.
- Полковник, я бы на вашем месте... э… не торопился с выпиской. Лучше хорошенько пролечитесь, а то, не дай Бог, раны откроются, или еще чего-нибудь. Полежите, отдохните, когда еще такой шанс представится.
Мустанг серьёзно кивает:
- Может, так и сделаю. Но как только выпишусь…
В этот момент в палату открывается дверь, и заходит лейтенант Хоукай. У неё бледное лицо и покрасневшие глаза, но на губах невозмутимая улыбка.
- Добрый день, полковник, - говорит она. – Как поживаете?
На лице Мустанга появляется ответная ухмылка. Он весь как-то оживает, приподнимается на кровати, приглаживает волосы, поправляет пижаму.
- Добрый день, Хоукай, - отвечает он. – Как дела на службе. Что с… этим делом?
- Всё хорошо, - отвечает лейтенант. – Оставшиеся в живых преступники уже дают показания. Знаете, кое-кто уже проходил у нас по одному старому делу... Но сейчас я бы не стала обсуждать это. Вам нужен отдых. Вот, - она ставит на тумбочку возле кровати большой пакет, - здесь куриный бульон, вам нужно усиленно питаться. А также немного макарон и котлеты. Сейчас я попрошу, чтобы принесли чай. Вы любите пирожки с картошкой?
- Зачем это, лейтенант, - смущённо бормочет полковник, – меня и так неплохо кормят здесь.
Хоукай решительно машет рукой:
- Эта больничная диета, от неё вы вернее протянете ноги, чем от пуль террористов.
Они смеются.
Эдвард и Альфонс переводят взгляд с одного на другую, и вдруг понимают, что они здесь совершенно лишние. Не сговариваясь, они разворачиваются и выходят. Ни полковник, ни лейтенант не замечают их ухода.

Прозрачный осенний вечер. Они идут по старому парку. Все дорожки засыпаны разноцветными листьями, которые почему-то никто не убирает. Идти тяжело, ноги вязнут в жёлто-красном великолепии.
Вдруг дует холодный ветер. Эдвард не замечает его, а Альфонс подставляет «лицо», словно надеется почувствовать что-то.
Эдвард не замечает ничего вокруг. У него задумчивый и одновременно расстроенный вид. Альфонс хочет как-то помочь ему, но что сказать, не знает: в последнее время брат стал таким скрытным.
Вдруг Эдвард останавливается и яростно мотает головой.
- Бред, полный бред. Какая всё же глупость!.. Чёрт, я ведь знал… Ох, какой же кретин… - он сердито смотрит на Альфонса.
Растерянный младший брат не сразу находит, что ответить.
- Эд,- осторожно начинает он, - может, в кино сходим, а?
Эдвард улыбается:
- Нет, у меня идея получше. Пока полковник прохлаждается в больнице, и отчет ему понадобится ещё нескоро, смотаемся на недельку в Ризенпул?

Лизе Хоукай больше не приходят цветы от таинственного поклонника. Но её это совершенно не волнует.

Конец

@темы: =Гет=, =PG=, =Drama=, =Редкие пейринги=, =Romance/Fluff=, =Рой Мустанг/Лиза Хоукай=

---

Форма кривизны (Часть четвертая) (предпоследняя)

[SHWSXXXCHST]

Название: Форма кривизны
Автор: Shiwasu
Бета: schuhart_red
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю
Пейринг: Эд/Ал
Рейтинг: NC-17 (гуляем))
Жанр: ангст, романс, ангст
Статус: закончен, в процессе бетинга
Предупреждение: инцест гомосексуальной направленности, полная раковина крови. Поэтому: детям, беременным с неустойчивой психикой и людям старой советской закалки - будем благоразумны.
Саммари: "-В-29, - как в кошмаре, без голоса прошептал Эд. - Американцы летят. Ал, ложись!.."
Размещение: с разрешения - пожалуйста
От автора: моральная готовность номер два
От беты - автору: "Ты должен идти до конца!" (с)

Часть первая
Часть вторая
Часть третья

Часть четвертая

У младшего был полный рот чая. Когда он поднял на брата глаза, он понял, что не может сглотнуть. Лицо у Эда было спокойное, с виду даже сосредоточенное, но когда он смотрел на него сверху вниз, золото в его глазах плавилось и медленно мешалось слоями. Пушистые, светлые на кончиках ресницы дрогнули - Эдвард проводил почти отрешенным взглядом капельку, сползшую вниз по подбородку брата, и признался:
-Я больше не могу.
Руки у него были горячие и дрожали - ладонь легла Алу под ухо и стала поглаживать щеку большим пальцем. Он улыбнулся уголком рта и ласково, как-то почти уговаривая, сказал:
-Ал. Глотай.
Тот проглотил исключительно рефлекторно, потому что сердце колотилось уже в ушах, и можно было задохнуться.
Светлые ресницы опять дрогнули, взгляд двигался по лицу Ала, внимательно, откровенно рассматривая, и уже нельзя было зажмуриться, как вчера ночью.
-С молоком?
-Что? - опешил Ал.
-Чай был с молоком?
-Д-да.
Эдвард невозмутимо налил стакан воды, дал младшему и сказал:
-Пей.
Руки легли Алу на бедра - старший стоял, опираясь на него, и был ужасно близко. Глотая воду, Ал мог рассмотреть каждую его ресничку, такую золотую, что, казалось, моргни Эд, это золото осыплется. Вода кончилась, из стекла было не высосать больше ни капли. Стакан стукнул донышком, становясь на стол. Эдовы руки передвинулись ближе.
Когда горячие сухие губы только коснулись его губ, было еще неясно, тепло и щекотно, а потом Ал понял, что его нижнюю губу медленно всасывает чужой рот, трогает горячий кончик языка. Это было как ощущения падения с большой высоты. Ал тоже несмело потянулся вперед, и его язык натолкнулся на язык Эда. Оба замерли. Потом по телу побежали щекотные пузырьки, ниточками, как в стакане с шипучкой, и Ал приоткрыл рот, впуская язык брата внутрь. Они наконец-то поцеловались по-настоящему. Две руки тут же обхватили его голову, Эд прильнул к нему всем телом, заставляя откидываться назад. Он самозабвенно посасывал его губы, терся языком об язык, чувствуя, как Ал отвечает, еще ближе притягивает его на себя, чувствовал его вкус, чувствовал, как ему горячо, отрывался, чтобы несколько раз поцеловать его в губы, потом облизывался и снова раздвигал их языком. Этого ничего нельзя было делать, конечно, но если они только вдвоем об этом знают, и оба этого хотят, то можно, наверное. И хорошо до сумасшествия. Робкий вначале поцелуй становился все более жадным и все более… настоящим. Эд потянул младшего на себя, и тот, как во сне, поднялся, скользя руками и грудью по его телу, не отрываясь. Он больше не стал спрашивать разрешения, начал сам целовать его в шею, тронул ухо нетерпеливыми теплыми губами. Эд наконец глотнул воздуха. Его пальцы вытащили рубашку Ала из штанов, дотронувшись, ощутив, как твердый член трется о шершавую ткань изнутри.
-Ал, - прошептал он, кладя на него уже всю ладонь. Пуговицы путались, их было много, а хотелось быстрее, быстрее, - это неправильно, да?.. Это плохо, да?
Голое плечо, наконец-то. Он не успел дотянуться до него губами, как Альфонс опять запустил пальцы ему в волосы. Голова Эда дернулась назад, глаза раскрылись.

За окном был Токио. Эд почувствовал, как его вдох оборвался на половине.

Он не мог прочитать ни одного иероглифа на вывесках, он никогда в жизни не видел этих узких улиц, невысоких домов, маленьких палаток, торговавших он не знал, чем, он никогда не видел этих странно одетых, спешащих куда-то черноволосых, узкоглазых людей. Но он знал, что там, за окном, под тусклым белым небом - Токио. В небе были точки. Не отдельные, не разрозненные - в них был леденяще-четкий, смертоносный порядок. Они летели, построившись - когда Эдвард понял это, он перестал что-либо чувствовать, кроме зрачков, которые в миг сузились до звона. Если бы брат сейчас увидел его глаза, бледно-золотые от ужаса, он перепугался бы до смерти. Они летели.
-В-29, - как в кошмаре, без голоса прошептал Эд. - Американцы летят. Ал, ложись!
Они еле успели рухнуть на пол, Эд закрыл руками брата, как отдаленный свист перерос в вой, вспышка, и совсем рядом грянул взрыв. Грохот был такой чудовищный, что на секунду уши им заложило, как ватой. Бомбы рвались одна за другой, подбрасывая дома, неба не стало, и воздуха не стало, был черный дым, рев снарядов, крушащих город, и пламя. Бомбы падали слишком часто, деревянные дома не успевали вспыхнуть, как тут же огонь сливался в огромные пожары, их делалось все больше и больше, они сползались вместе, не оставляя от районов, где жили люди, ничего. Понадобится совсем немного времени, чтобы все пламя превратилось в один гигантский костер и вспыхнуло, вверх, столбом, на десятки метров, плавя и выжигая все, что только может гореть. Огненный смерч с ревом будет нестись по улицам, потоки будут сталкиваться на перекрестках, взрываясь бушующими пламенными фонтанами. Кислород втянется в эту воющую огненную трубу и сгорит, люди в бомбоубежищах задохнутся. Сгорит все - до пепла, и раскаленные камни и земля, расплавленный металл будут остывать еще несколько дней…

-Братик? Братик?
Эд открыл глаза. Стояла звенящая тишина. Было слышно только, как в другой комнате тикают часы, и Ал, лежа под ним, судорожно втягивает воздух.
-Братик? - опять позвал он испуганно, почти жалобно.
-Ал…
Рука, вцепившаяся ему в предплечье, наконец разжалась, и Ал всхлипнул.
-Братик, что произошло?
Старший напряженно вслушивался несколько секунд, глядя на него и не видя, потом неуверенно произнес:
-Американцы…
-Кто?
-Я не знаю. Погоди-ка, - он поднялся и замер, глядя в окно, на исхлестанные дождем, гнущиеся под порывами ветра деревья. - Я… видел…
Я умер.
Еще раз, как тогда… цеппелины… Он стоял, закрыв глаза, целую бесконечность.
Получалось, это было неизбежно. Никак.
Эд открыл глаза. Еще тут. Дождь, висящая в воздухе водяная пыль. Это все действительно было. Не здесь.
Он отвернулся от окна, чувствуя, что пустота разрослась еще чуть-чуть.
Ал все так же сидел на полу, встрепанный, перепуганный, в распахнутой, сползшей с плеча рубашке. И глядя на него, Эд наконец отчетливо все понял. И что времени оставалось немного. И что он хочет с ним сделать.
-Ал, у нас есть масло?
-Что?! - пролепетал тот, еще ошалело на него глядя.
-Какое-нибудь масло.
-Что?!
Эдвард улыбнулся - он и так помнил, что масло было, и Ал намазывал его вчера на хлеб, старательно, как подмастерье великого художника, которому доверили важную работу. Он нашел масленку рядом с банкой чая в шкафчике и, держа ее, протянул другую руку брату.
-Пошли?
-Братик, - опять осторожно позвал тот, но встал и даже стыдливо натянул рубашку на плечо, поглядел на масло, явно вообще не понимая, что происходит. Эд притянул его за пальцы, обнял за теплую шею рукой, в которой держал чашечку.
-Знаешь, - сказал он, опять трогая губами верхнюю губу младшего, - я очень люблю тебя, Ал. Я это редко тебе говорил… Очень сильно люблю тебя…
Ал, как зачарованный, снова потянулся к нему, прижимаясь к его бедру, сам приоткрыл рот, пропуская его язык, опять целуя почти отчаянно.
-Пошли? - шепнул Эд, чувствуя его тепло, вкус его слюны на языке.
-Угу.
"Понял? Или нет?"
Диван так и стоял еще разобранный. Эд еле успел поставить масло на журнальный столик и услышать, как фаянс звякнул о лакированную поверхность. Ал нетерпеливо тянул его к себе, прямо так, не раздеваясь. "Да понял, чего уж тут было не понять… " Теперь было можно все - гладить, трогать, пробовать языком, ничего не стесняясь и ни о чем больше не думая. Можно было целоваться, как хочется, глубоко, жадно, крепко стискивая друг друга и не боясь сделать больно, не спрашивая разрешения. Каждая клеточка изнывала от адреналина, желания, тепла, запаха, вкуса.
Эд опять оказался сверху. Он больше не смеялся, не отшучивался, не притворялся, что ничего не было. Он делал это с ним, глядя в глаза, совершенно сознательно, и от этого Ала еще приятней, еще нестерпимее жег стыд. Его собственный брат трогал его и смотрел на него так, как братья не смотрят и не должны смотреть, с откровенным, осознанным желанием. На секунду стало страшно, очень, так, что сердце дрогнуло и толкнулось в груди. Эд опять наклонился к нему, его руки сползали все ниже и ниже - Ал сжался. Прикосновения теперь тоже были другие, не рассеянные, как будто их вовсе нет и не было, а уверенные, медленные, настойчивые.
-Очень люблю тебя, - ладонь, больше не стесняясь, легла на его зад. Нечто сумасшедшее и немыслимое. По телу младшего прошла дрожь, он дернулся не столько от прикосновения, сколько от тембра и хрипотцы его голоса. - Люб-лю, - прямо в губы, два мягких округлых слога, маленьких поцелуя, - Я хочу тебя, Ал.
Ал прикусил его нижнюю губу, с трудом втягивая воздух. Ладонь проползла под рубашку, успокаивающе легла на грудь и стала гладить ее, потом плечи, бока. Гладкий. Гладить приятно. Ладонь оторвалась, и пальцы провели по его животу, сверху вниз, словно рисуя четыре линии на песке.
-Братик… - Ал задохнулся, когда твердая теплая рука стянула его штаны вниз и взяла член. - Братик, еще…
Кажется, все остальные нервы в его теле отупели - руки, ноги, спина не чувствовали ничего, жестко ему, мягко, холодно - ничего. Но зато он ощущал каждую шероховатость, каждую линию отпечатка на подушечке пальца, которая гладила головку его члена, каждую складочку теплой сухой ладони. Он видел лицо брата прямо над собой, его нижнюю губу с красной отметиной от укуса, видел, как тот движется сам, прикрывая глаза. И изо всех мыслей в голове была только одна: левой рукой он сейчас это ему делает или правой?
-Я хочу тебя трахнуть, Ал, - в самое ухо, не открывая глаз.
-Да…
-Ужасно хочу.
-Да…
-Можно?
-Да-а…
Ал покраснел, глаза были зажмурены, рубашка опять распахнулась и сползла с плеч, он ерзал по кровати, больше не стесняясь своей наготы и происходящего с ним и только всасывал сквозь зубы воздух, крупно вздрагивая. Эд посмотрел на его член в своей руке, на то, как движется вверх-вниз нежная кожица, набегая, а потом снова обнажая влажную упругую головку, растер выступившую капельку смазки большим пальцем. Потом наклонился, осторожно слизнул ее и взял член в рот. Ал охнул и дернулся, привставая на локтях. Он увидел, как его живота касается длинная золотая челка, как губы, плотно обхватывая, скользят по бархатной кожице вверх, оставляя блестящий след. Наконец выскальзывает головка, а Эд потом еще раз наклоняется и проводит снизу вверх по всей длине широким розовым языком. Ал не смог вздохнуть, по всему телу побежали сладкие предоргазменные волны, и он бы обязательно кончил, не подними Эд голову и не посмотри почти строго.
-Ал, терпи пока.
-Хорошо, - ошалело пробормотал тот, падая обратно в подушку и чувствуя, как с него за штанины тянут пижамные брюки.
Кусочек мягкого масла сразу растаял и потек в горячей руке. Ал сглотнул, когда почувствовал что-то теплое и влажное, но ничего не сказал, только повернул голову и стал тереться щекой о подушку. В голове шумело и хотелось уже быстрее. Пальцы в теплом масле гладили его, и каждый нерв отдавал мягкой горячей волной в член и куда-то в поясницу. Длинные волосы опять легли на щеку, брат принялся облизывать и посасывать его шею в том же ритме, что и гладил его кончиками пальцев. Ал замычал от внезапной боли под ухом.
-Завтра будет синяк, - хрипло сообщил Эд.
-Угу, - он увидел, как младший прикрыл глаза и дышит, часто, неглубоко, наклонился, зализал поврежденное место, провел языком по шее снизу вверх, по кадыку, до самого подбородка. Когда один палец, не встречая сопротивления, скользнул внутрь, Ал почувствовал, как мышцы рефлекторно сжимаются, но когда брат потянул руку обратно, движение наружу было настолько приятным, что он вновь расслабился и раскрылся. Еще раз - и снова сначала сопротивление, а за ним расслабление, нетерпеливое, просящее больше.
-Братик, сделай еще, - шепчет Ал, поворачивает голову, открываясь, и его плечи почти сразу же сладко вздрагивают - на этот раз еще больнее. - Братик…
Еще кусочек масла. Еще один засос на шее. Палец входит уже свободно, Алу уже наплевать на стыд. Он начинает хныкать:
-Братик…
-Терпи, Ал, еще чуть-чуть, - сердце бухает у Эда в голове так, что в глазах темно. Он видит, как укусы на шее младшего на глазах наливаются фиолетовым. Они будут болеть. Он добавляет второй палец, и тот тоже входит легко. Ал будто не замечает, выгибается:
-Я не могу уже.
-Терпи.
-Ну, я правда, совсем уже не могу...
- Немножко, - он насаживает его на свои два пальца, притягивая за согнутые колени, и чувствует, что еще чуть-чуть, и он сам еле успеет только спустить штаны, чтобы кончить ему на гладкий напряженный живот.
Дальше продолжать ни смысла, ни терпения нет - Ал еле дышит, он раскрыт полностью, насколько возможно, пальцы входят и выходят легко, влажно, потираясь о тугое колечко мышц.
Еще кусочек тающего масла. Эд наконец касается себя, давая ему соскользнуть по головке вниз.
-Бра…
-Чш-ш-ш…
Он притягивает его к себе поближе и, задержав дыхание, входит, мягко, осторожно, медленно, сам едва не теряя сознание, возбуждение граничит с болью. Ал выгибается, зажимает колени. Они хором стонут одинаковое низкое "м-м-м", а потом Ал открывает глаза и смотрит прямо на него - и у Эда такое ощущение, что в этом взгляде, сквозь густой, звенящий серый он сейчас видит всю свою жизнь. Внутри Ала все сжимается, и Эд не выдерживает, зажмуривает на секунду глаза, чувствуя первую теплую волну, накатившуюся на живот, и наощупь гладит брата по ногам. Назад двигаться легче, потом вперед - опять туго, но уже свободнее. Так горячо и тесно, что Эд не может справиться с собой и открыть глаза. Останавливается.
-Ну… пожалуйста, - шепот будто в самой голове. Ресницы дрогнули. У Ала катятся из уголков глаз слезы, он все равно улыбается, смотрит на него и еле шепчет:
-Братик, ну пожалуйста, - глаза сизые, отчаянные, умирающие. Эд начинает двигаться - больше терпеть нельзя. Еще немного, и у них обоих по венам пойдет яд.
Он кладет ему руки на грудь, потом на плечи и в первый раз, почти грубо, входит в него до конца, плотно прижимаясь. Ал беззвучно всхлипывает - он больше не может смотреть, он закидывает голову и что-то шепчет, губы еле шевелятся. Все, что он сейчас чувствует, это себя на члене брата и то, как с каждым толчком он снизу, в одном ритме, но с каждым разом все сильнее, одержимее, задевает что-то у него внутри. Чувство давления превращается в удовольствие, потом превращается в наслаждение и выплескивается с каждым толчком через грудь, живот, горящие щеки, кончики пальцев, растекается и плавится на коже, застывая словами: "Братик… еще… глубже…".
Голова Ала ерзает по подушке, ноги сжимают его бока, и Эд вдруг понимает, что трахает его, сильно, по-настоящему. Что он трахает брата, глядя ему сверху в глаза, причем так глубоко и сладко, что у Ала вздрагивают зрачки с каждым новым толчком, и он шепчет: "Я сейчас…"
Последняя секунда терпения - он еле успевает выйти.
Ал с ужасом чувствует внезапную пустоту, а потом ему на живот брызгает чем-то горячим, капли падают на кожу и от них, кажется, идет пар. Хватает сил только приподнять голову, увидеть свой живот, облитый белым, и опять склонившуюся золотую, растрепанную голову брата. Эд не успевает даже начать сосать - руки вцепляются ему в волосы, притягивают голову вниз, горячая и твердая, как камень головка упирается в шершавое небо, и Ал взрывается у него во рту, обливая язык горькой, солоноватой спермой, так что Эд проглатывает большую часть…

Провал.
В лицо утыкается подушка, измятая, теплая, пахнущая Алом. Им пахнет весь мир. Он не слышит, не видит. Только дышит. Рубашка брата влажная, он не шевелится, грудь ходит тяжело, сердце под ладонью бьется сильными тяжелыми толчками. Тише, тише…

Тихо. В комнате опять потемнело. Может быть, на улице начинается дождь - его не слышно. Кроме дыхания рядом в мире больше нет звуков. Кроме них в мире никого. Только дождь. И точки в сером небе. Далеко. В небе не здесь…

-Ал.
-М-м?
-Ты понял, что мы сейчас с тобой только что сделали?
-Понял.
-Точно?
Младший сполз чуть вниз, к нему под бок, и тихонько вздохнул:
-Абсолютно.
Его голое плечо под рукой было теплое, доверчиво-расслабленное. Эдвард провел по выступающей косточке пальцами. В голове была мысль о том, что это еще один повод Алу его ненавидеть, но в нее как-то не верилось.
-И… и что теперь? - он спросил, а сам почувствовал, как в горле встает ком. Медовая макушка на его груди пошевелилась. Ал приподнялся, тихонько отодвинул краешек рубашки, которую Эд так и не снял, потянулся и бережно, нежно прижался губами к его плечу, прикрыв веки, и затих. Потом он поднял глаза прямо на него и посмотрел, спокойно, нежно, и просто сказал:
-Ничего.
В его голосе и в тихом, прямом, ласковом взгляде было столько любви, что Эд только выдавил из себя какой-то вопросительный звук, чувствуя, что ком в горле поднялся выше и чуть защипало в носу.
-М?..
Ал еле заметно улыбнулся - наверное, у него было сейчас очень растерянное лицо, и повторил:
-Совсем ничего.
-Ну… то есть как… - пробормотал Эд, жалобно глядя на него сверху вниз. - Тебя не смущает, что…
-Нет.
-Совсем?
-Совсем… Братик, я за всю свою жизнь без тебя ни дня не прожил. То есть, не было ни дня без тебя, ты знаешь…
-Знаю, - тихо ответил Эд. - Как-то, правда, не задумывался про это никогда…
-Я никак без тебя не могу, - сдавленно, но твердо проговорил Ал. - Меня без тебя не будет. Мне никого другого не надо… Я останусь с тобой, что бы ни случилось. Просто… хочу быть рядом. С тобой.
"Господи, никогда не верил в тебя, но… но вдруг ты есть. Пожалуйста, очень прошу тебя… дай мне еще побыть здесь. Может, тебя и нет, но… мне больше просить некого. Совсем немного, самую малость… Дай побыть с ним… пожалуйста"
Он даже не знал, что сделать, как к нему прикоснуться, он боялся, что если даже моргнет, его сердце разорвется от любви и от жалости. Поэтому он просто тихонько попросил:
-Ал… поцелуй меня, а?
Он увидел, как глаза младшего засветились. Он осторожно подтянулся повыше, лег к нему, грудь к груди, бережно обнял за шею. Еще горячий, мягкий и сильный. Любимый.
" Мне так хорошо тут, Господи, так с ним хорошо… И так страшно - потому что я не знаю, сколько мне здесь осталось. Потому что в любое мгновение могу проснуться… Пожалуйста… ну, как же я буду?.. Слышишь?.. ну, как же это…"
Теплые сладкие губы. Всегда бы так быть. И никого больше не надо. И что теперь? Да и ничего… Он еле разобрал чуть слышное:
-Братик… ты будешь со мной? Да?
Сердце внутри как будто соскользнуло вниз по холодному, покатому…
-Будешь?
"Ты потом обзовешь меня дураком, если я совру… Тебе - не могу… Ты не расстраивайся только…"
-Ал, закрой глаза.
Тот, чуть откинув голову под его рукой, на секунду непонимающе вгляделся в его лицо, помедлил, а потом послушался.
-Видишь меня?
Ал сначала, видимо, не понял, но через мгновение его веки дрогнули и внутренние кончики светлых бровей чуть приподнялись. Он улыбнулся:
-Вижу. Каждую веснушку.
-Вот… Я и так всегда с тобой, - Эд поводил губами по упругим шелковым ресницам, а про себя подумал: "Сокровище ты мое…". - А ты со мной… Я что, правда конопатый?
-Немножко, - Ал фыркнул и зарылся лицом ему в шею. Ресницы у него стали мокрые. - Самую малость…
-Вранье, - проворчал Эд, моргая что было сил, пока брат не видит, - я бы заметил.
Непонятно, сколько они так лежали. На улице наконец зашумел дождь, сначала с чуть слышным, кружевным звуком, а потом все плотнее, гуще, опустился на город, как занавес. Эд, видимо, вынырнул из дремоты. Его рука тихо поползла у Ала по спине, на поясницу, ниже. Ал встрепенулся, по его лопаткам, как шорох дождя, побежали мурашки.
-Как дела? - голос Эда, низкий, немного ленивый.
-Дела?
-В смысле… не щиплет?
Ал подумал и коротко ответил:
-Нет.
Рука Эда медленно и осторожно поглаживала его пятую точку.
-Больно наверное было? - сочувственно и в то же время бездумно улыбаясь спросил он. - А то ты внутри такой уз…
-Братик!
-Что такое? - он приоткрыл один золотой глаз, поглядел на Ала и увидел, что тот весь покраснел и смотрит смущенно и сердито. - Что?
-Ничего… ну… просто не надо такого вслух говорить…
-М-м, - улыбка брата окрасилась в чуть глумливый оттенок, - и горячий…
-Братик… вот ты… дурак… - еле выдавил Ал. Сильней покраснеть было уже невозможно. Эд улыбнулся сонно и бесстыже:
-Это почему? Ты кончил мне на лицо пять минут назад, а теперь стесняешься?
Ал подскочил на кровати. Ему со стыда хотелось убежать куда-нибудь, провалиться, аж слезы на глазах выступили. Эд тихонько засмеялся и потянул его за рукав:
-Да шучу…
-Прости, - пробормотал Ал, - я… Тебе неприятно, наверное, было, да?
-Да нет, почему.
-Ну… - Альфонс почти задумчиво посмотрел на него, - ну… оно похоже на молоко.
-Ну, Ал, - простонал старший, зажмуриваясь. - Ты больше никакую гадость сказать не мог?
-Прости, прости, - он улыбнулся, а потом почти виновато добавил. - А мне молока сейчас очень захотелось.
-Фу, - вяло откликнулся Эд. - Или это ты намекаешь на что?
-Нет, не намекаю.
-Тогда фу, - под одеялом стало совсем хорошо, разум опять начал куда-то отъезжать. - Неа, - пробормотал он на вопрос Ала, - ничего не надо. Ты лучше сам ко мне приходи побыстрей. А то я скучаю по тебе… сильно…
Он ощутил только вкус поцелуя на губах, тихое "Я сейчас вернусь", но звук удаляющихся шагов не успел дослушать и заснул.
И ему приснился снег. Густой, тяжелый, беспросветный. Он падал и падал, делая все белым. Совершенно все.

-------

-Братик! Братик, проснись, братик! Что с тобой?!
Ал был весь бледный и тряс его что было силы. Он не знал, сколько времени прошло, и с какого оно прошло момента. Он просто проснулся. Щека горела от оплеухи, верхняя губа была в чем-то мокром и теплом. Эд облизнулся, почувствовал вкус крови и медленно сказал:
-Все нормально, погоди.
Голова кружилась, когда он на слабых, дрожащих ногах шел в ванную. Было плохо. Но самое плохое было то, что он совершенно не помнил, что ему снилось. В голове все было белое-белое, как молочный туман. Ничего не вспоминалось.
Ал остался сидеть, глядя на темно-багровое, почти черное пятно на подушке, и понимал, что он только сейчас вдруг начал отчетливо и осмысленно видеть. Пару минут назад, на кухне, ему пришлось схватиться обеими руками за стол, чтобы удержаться на ногах. На него вдруг накатило что-то огромное, будто перехлестнула ледяная, соленая, ревущая от электричества волна, тупо ударила в основание черепа, в виски, сшибла с ног, солью, с шипением залила глаза, так что в них позеленело.
А потом Альфонс Элрик пришел в себя. Сознание включилось и вдруг как будто раздалось, расширилось из одной точки сразу на весь горизонт. И сразу все вспомнилось: дом в пригороде, где он сейчас, Фарман, Фьюри, машина полковника, подземный город под старой церковью, Данте, гомункулы, брат в луже крови на полу, собственные руки - большие железные руки, - создающие огромный круг преобразования - Ал увидел этот круг так четко, каждую линию, что мог бы нарисовать его по памяти. Хлопок. Ничто. А потом тихое, как сквозь сон: "Ты дурацкий Ал… Ты зачем вздумал исчезать?"
Ал почувствовал, как у него мороз пополз вдоль позвоночника.
-Подожди, - вслух прошептал он. – Как ты меня обратно… Да как же ты это смог?
"Я это редко тебе говорил… я очень… сильно"
Никак он не смог.
Ал рванул в комнату.
Старший брат спал на боку, дыша тихо-тихо. Из носа и уголка рта текли тонкие, медленные черные струйки, расплываясь на подушке густо-бордовым.
Он не просыпался. Ал звал его, тряс, снова звал, потом размахнулся и изо всех сил отвесил ему тяжелую оплеуху, размазывая хлопком по его щеке густую кровь. Родные янтарные глаза открылись, но Ала еще не видели. Он почувствовал, как его самого начинает трясти.
-Братик, проснись! Да просыпайся ты! Ты слышишь меня?! Что случилось?!
Он медленно моргнул, неуверенно коснулся губ языком, все еще мутно глядя на Ала, но хотя бы глядя, потом сел.
-Все нормально, погоди.
Ал смотрел ему в спину, как он дрожа и покачиваясь, как слепой, заходит в ванную, и сердце в его груди еле шевелилось.
Погоди… как это?
Они оба. Живы. Тела опять как прежде. Все вернулось. Он вернул брата с помощью Камня. А Эд вернул его с помощью…
Камня тогда уже не было.
-Да я что, совсем идиот? - обмирая, прошептал Альфонс. Он поверить не мог. - Я уже почти двое суток сижу… Да как такое может быть?
Он не успел начать колотиться в дверь ванной, как шум воды прекратился и Эд вышел. Челка намокла и слиплась, губы были белые, под сонными глазами залегли синеватые тени, словно его долго тошнило.
-М-м? - вяло спросил он. - Пойдем спать? - и прошлепал мимо по коридору. Альфонс втянул в себя воздух через нос, чувствуя, что сам белеет, как полотно, а недавно выпитое молоко подступает к горлу. Вся раковина была заляпана кровью. На сверкающем металлическом кране, на бежевой плитке чернели мелкие кровавые брызги. В другой комнате скрипнул диван. Ал тихо выключил свет в ванной и вернулся в комнату.
Не может быть, чтобы так вот внезапно… Внезапно что? Бред какой-то...
Эд опять лежал на том же месте. Его, кажется, ничуть не заботило мокрое пятно на подушке и испачканный кровью воротник. Он дышал ровно, его брови, кажущиеся темными на фоне синеватых век, разгладились. Ал сел рядом на пол, обхватывая колени, и положил щеку на его подушку. Он видел каждую его ресничку. Он еще до конца ничего не понимал.
-Братик, - позвал он.
-Да, - неожиданно отозвался Эдвард.
-Как ты это сделал?
Брови снова сдвинулись, Эд открыл глаза и сонно, непонимающе глядел на него.
-Что я сделал?
-Скажи, почему я только сейчас начал соображать? Как я могу сейчас здесь быть? - голос Ала звучал ровно и безжизненно. - Что ты отдал, братик?
Эд моргнул несколько раз, а потом тихо ответил:
-Ал, ты знаешь… я что-то не очень понимаю, про что ты.
-Скажи мне, как тебе удалась эта трансмутация?
Эд, еще сильнее нахмурясь, долго оглядывал его вдруг ставшее очень взрослым лицо, скорбные, серые, бесконечно укоризненные глаза, а потом понял наконец, что же ему не давало покоя. Он сказал:
-Точно, это оно. Оно у меня, кажется, весь день в голове крутится, это слово, и никак вспомнить не могу. Транс…мутация, Ал, что это такое?
Ему внезапно показалось, что голова младшего, лежащая рядом с ним на подушке, лежит отдельно от тела. И смотрит на него мертвыми, тусклыми стекляшками глаз.
На самом деле сейчас перед этими глазами неслись алхимические круги. Все, которые они когда-либо видели и использовали хоть единожды. Ал понимал, что видит и помнит их все, до последней черты, до последнего знака.
-Ты помнишь Уинри, братик? - губы Ала шевельнулись. Эд моргнул, помедлил.
-Да.
-А полковника Мустанга?
-Нет.
-Учителя?
-Нет.
-Ты помнишь, что с нами случилось?
-Нет.
-Ты помнишь, что такое алхимия?
-Нет.
-Ты помнишь, что такое закон Равноценного обмена?
Глаза брата вдруг посмотрели на него серьезно и ясно, и он тихо ответил:
-Да. Его я помню очень хорошо.

-------
От автора: автор всегда вам рад, вашей критике, отзывам и впечатлениям. Спасибо, что читаете.

@темы: =Эдвард Элрик/Альфонс Элрик=, =Angst=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =NC-17=

---

Огни северной границы , джен

[Токо Аозаки]

Название: Огни северной границы
Автор: Гордыня
Бета: Flaming girl
Жанры: ангст, философияя
Персонажи: Эдвард Элрик, Рой Мустанг и другие персонажи
Тип: джен
Рейтинг: ой, по-моему, всем можно, посмотрите по саммари, но ничего жестокого вроде не написала.
Саммари: Допустим, Драхма таки объявила войну. В подобной теме я ничего не смыслю, но не пропадать же добру, написанному на ОБЖ? Зарисовочно-обрывочно, что толкнуло меня на написание сего опуса, не знаю.

«Вроде бы и не грустно, не плохо,
Память стопкой бумаг вороша,
Ни стона не слышал, ни вздоха,
Но болит душа».

И. Дик

Иногда единственным желанием человека бывает желание - забыть всё, хоть на один вечер. Единственный и самый доступный способ осуществить его - алкоголь. А ещё всегда нужен кто-то, кто нальет ещё, поддержит морально, сказав что-нибудь вдохновляющее и предложит тост, а также поддержит физически, подставив плечо, когда ноги уже заплетаются… Если, конечно, сам ещё в состоянии идти.
- Чёрт! – воскликнул полковник Мустанг, второй раз, наливая виски мимо стакана.
- А он тут причём? – полюбопытствовал Элрик, с тоской во взгляде наблюдая за плавающими кусочками льда в стакане с чуть мутноватым виски.
- Не знаю, - честно ответил полковник.
- Ну вот и не сваливай всё на других, коль у самого руки не из того места растут.
Стальной криво усмехнулся и залпом осушил свой стакан. Мустанг здраво решил, что драку сейчас лучше всего не устраивать и, сыпанув в стаканы по новой порции льда, потянулся за новой бутылкой.
Эдвард минут пять наблюдал за безрезультатными попытками начальника открыть бутылку. Пальцы его не слушались, и трясущиеся руки чудом не роняли бутылку.
- Дай сюда!
И без того не обладавший достаточной долей терпения Элрик вырвал бутылку и соединил ладони на горлышке. Едва заметная вспышка алхимической реакции - и пробка вылетает, сталкивается со стеной и исчезает в снегу. И без того не спокойный Мустанг, замахнулся кулаком, намериваясь заехать обнаглевшему мальчишке в нос, но, потеряв равновесие, едва не свалился под стол. Элрик пьяно захихикал и разлил содержимое бутылки по стаканам.
- Может, хватит с тебя? – поинтересовался Мустанг. - Это уже шестая, а ты вообще-то несовершеннолетний.
По его подсчётам, это был уже шестой стакан. Эдвард снова рассмеялся.
- Что-то поздновато вы вспомнили, полковник.
Мальчишка говорил с трудом, но пока ещё правильно...
- И то верно, - признал Мустанг.
Воцарилась тишина. Собутыльники мутными взглядами оглядывали палаточный лагерь невдалеке, снег и чёрные полосы пожаров. А также серое небо, серые скалы, припорошенные белым снегом, словно саваном, и дым. А за спиной - курганы и кусочки собственных душ, оставшихся в этом мёртвом месте навсегда.
Завтра они снова двинутся в путь, оставляя за собой могилы, пепел и самих себя. И будут они идти до конца. Пока не принесут победу своей стране или, устав, не заснут среди этих скал навеки.
- Если генерал-лейтенант узнает - будет плохо, - заметил Мустанг
- Вот уж спасибо, полковник, напомнили, - Элрик скривился и, передёрнувшись, поплотнее закутался в плащ, вспоминая в общем-то человечную, но очень строгую генерал лейтенант Армстронг.
- Холодно? – поинтересовался Мустанг. – Марш к огню!
- Есть, сэр!
Не переставая хихикать, Элрик вытянулся по струнке и, отсалютовав, направился в сторону палаток. Не пройдя и пары шагов, он повалился в снег.
- Эй ты, майор, а пить не умеешь! – Осуждающе припечатал Мустанг и, встав со стула, тут же растянулся рядом с подчинённым.
- Уж кто бы говорил, - злорадно отозвался Эдвард, садясь. Здраво рассудив, что до костров им не добраться, а если они и доберутся, то всё равно в таком состоянии и виде показываться Северной скале нельзя, они вновь взобрались на каменные (в прямом смысле этого слова) стулья.
- Так, костёр будем разводить сами, - Мустанг приложился к бутылке.
- И что палить-то будем, полковник?
Эдварду стало всё фиолетово, да ещё и в жёлтую крапинку.
- Ну, я ведь Пламенный алхимик, как-никак
Мустанг гордо выпятил грудь и пьяно икнул.

Это так просто - одним взмахом руки, хлопком ладони, парой движений начертив круг, оборвать чью-то жизнь. Пробить сердца врагов сотворёнными из каменной земли копьями. Успеть укрыться от ответного удара. Страх. Ты стал чудовищем. Боль. Ты лишил кого-то семьи. Эйфория. Ты всё ещё жив. Так просто и так сложно. Не сойти с ума, выжить, дойти до конца. Армстронг права: на войне только один закон - выживает сильнейший. Равноценный обмен временно отступает. Драхмийцев больше, у них неизвестные технологии, но пока их удаётся побеждать. До сих пор удавалось.
- Химеры, - прошипел кто-то
Элрик прищурился и действительно увидел около полусотни чудовищ. Они шли со стороны под прикрытием искусственно вызванного тумана, брешь в строе, от них держались в стороне даже драхмийцы.
- Плохо дело.
Химер трудно победить: они быстры, сильны и выносливы, бить надо с расстояния. Эдвард закусил губу, примериваясь, из чего можно было бы создать сотню другую копий. В сердце сразу не попадёшь, наверняка не ударишь.
- Ничего, и не таких убивали, - Мустанг немного нервно улыбнулся.
Его силы были уже на исходе, а философских камней, пусть и незавершенных, не было. И всё же, они ещё живы, нечего хоронить себя заранее. Методично щёлкая пальцами, он выжигал химер по несколько штук за раз. Это выматывающее действие. До боли в суставах и звона в ушах, до истощения такого, что держишься только на собственной воле.
- Элрик, ты как?
Хавок выплюнул очередной окурок и перезарядил оружие.
- В порядке, немного вымотался.
Эдвард, вытер рукавом пот со лба и, понимая, что от него как от алхимика сейчас толку никакого, последним усилием трансмутировал протез в клинок и, достав меч, ринулся в атаку. Физически он был достаточно вынослив и не боялся свалиться от первого удара. Так легко и так просто. Ударил, увернулся, ударил, увернулся. Мимо летят шальные пули. Можно легко поймать одну из них своим телом, но на боязнь времени нет, обращать на нее внимание - тоже. Бояться глупо - они под защитой ястребиного Глаза. Щит - чужие тела. Короткая вечность, но и она когда-то закончится.
Когда-нибудь эта война тоже закончится. Для кого-то - с последним ударом сердца, для кого-то - с песней победы, а проиграть… они не имеют права.
И вот враги отступают - ещё одна маленькая победа. Но почему так не радостно? Они снова хоронят своих, снова оставляют за собой могильные курганы, пепел, пули, кровь и собственные души. Кто-то узнал Истину, увидев свои Врата, кто-то отложил эту встречу до следующего боя.

- Хавок, сколько можно? - Мустанг поморщился, когда друг достал новую сигарету, - и так дышать не чем.
- Отстань
Лейтенант вяло отмахнулся, довольно затягиваясь.
- Ты бы давно напился, вот только уже нечем.
Он хрипло рассмеялся под укоряющим взглядом полковника. Закат окрашивал мир в алые цвета, навевая странные ассоциации и ненужные мысли. За их спинами снова разбит лагерь, чуть дальше - курганы. Совсем ещё молодой юноша с золотыми, как солнце, глазами поравнялся с товарищами. Золотые глаза смотрят на солнце, не жмурясь, словно бросая вызов, хотя, на самом деле юноша просто провожает старого друга, до следующего утра и следующего боя. Последние лучи исчезли за горизонтом, и он едва слышно вздохнул.
- Готовься, Пламенный, генерал-лейтенант знает о нашей вчерашней попойке, своё наказание я уже получил, буду нести двойную долю провизии.
Говорил он раздражённо, но в голосе мелькала улыбка.
- Не разжаловали?
Полковник усмехнулся.
- Нет, а если бы и да, то не страшно, я, в отличие от тебя, не карьерист.
- Ну-ну, Фюрером стоит стать хотя бы для того, чтобы все женщины в армии ходили в мини! – пафосно провозгласил полковник, мечтающий стать Фюрером.
Эдвард улыбнулся.
- Почему ты так стремишься умереть? – спросил Мустанг, вмиг посерьёзнев.
Эдвард замер, его лицо приобрело какое-то нечитаемое, почти жёсткое выражение.
- Ты боишься того, что будет, когда всё закончится? – продолжал допытываться Мустанг
- Я боюсь смотреть Алу в глаза после того, как я убил стольких людей
- Жалеешь?
- Нет, я знал, на что иду, когда становился армейской собакой.
- И всё равно пытаться умереть - глупо. И ты это знаешь не хуже меня.
- Я не стремлюсь умереть, я хочу понять…
Эдвард замолчал и, развернувшись, направился в сторону палаток.
- Поспеши, скоро ужин! – крикнул он полковнику уже в полусотне шагов от него, не заботясь удостоверится, что тот его услышал. Идти прямо, желать увидеть в закатных лучах рассвет, услышать шепот травы в бездушных скалах вокруг, узнать отведенную ему цену за совершенные грехи и безумно надеяться, что за них он будет расплачиваться сам.

@темы: =Джен=, =Angst=, =PG=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=

---

Крылья мечты, джен(?)

[Токо Аозаки]

Название: Крылья мечты
Автор: Гордыня
Бета: Flaming girl
Фендом: "FMA"
Пейринг: Эд/Ноа
Рейтинг: G
Тип: джен
Саммари: бред, бред и ничего кроме бреда, не рискну куда-либо выставлять даже, видимо, на почве английских фанфиков у меня съехала крыша. Я даже не знаю. Что хотела сказать этим, так что, не спрашивайте. Наш мир для Эда чужой, и покой он найдёт только тогда, когда сможет вернуться домой…

Я закрываю глаза,
И как наяву
Я вижу…

Вокруг меня люди, живые, в чём-то даже родные, но не знакомые… становится смешно. Шумный Централ, изобилие синего цвета, и ярко-голубое небо над головой, и яркий диск солнца… Его лучи слепят глаза, и это чувство столь радостно, что хочется рассмеяться…

Не щурясь ни капли,
Смотреть на чужое солнце,
Не чувствовать его тепла…

Над моей головой не фальшивое небо и ложное солнце, нарисованное неумелым художником старыми красками, которые уже выцветают. Для кого-то это всё в норме вещей, кто-то видит этот мир по-другому… нет, все видят этот мир по-другому, все, кто здесь родился…

Ирония кривит в усмешке губы,
Ведь мне казалось,
Что я не верю в чудо…

Ноа кружится, счастливо смеясь, словно ребёнок. Она научилась видеть красоту этого мира. Она любит смотреть, как встаёт солнце над крышами. Для неё рассвет - это начало нового дня. Я же почему-то сделал его символом своего конца, потому что именно рассвет убивает едва зародившуюся надежду на… чудо?

В голубом небе парят мечты людей.
Они прекрасны и так хрупки,
Они дарят своим владельцами крылья…

Она смотрит на солнце и видит там свою мечту, которая дарит ей крылья. Я вижу их: тонкие, полупрозрачные, переливающиеся всеми цветами радуги крылья… Она может летать… сейчас она похожа на маленькую девочку, у неё прекрасная мечта, даже если я и не могу понять её сути…

Шагать без цели по краю
И, падая, лететь к звёздам,
Теряться в лучах рассвета…

А я на рассвете умираю, это мой конец. С каждым рассветом я умираю, но возвращаюсь вновь. Бесцельно стучусь в закрытые Врата. Это так просто - сделать шаг и закрыть глаза… нет, не в страхе, просто… тогда я вижу зелёные поля Ризенбула, тогда я вижу своё солнце… Я чувствую его тепло…

Шумная толпа и важные заботы,
Маски для друзей,
Дом, суета и работа…

Но рассвет не даёт мне насладиться мечтой, реальность тоже. Она встречает меня холодным асфальтом и тупой болью, которая тут же гаснет… А дальше серая обыденность, для меня ненастоящая, как картина, неживая… ненужные встречи, ненужные люди и ненужные заботы… Я здесь чужой, и мне никогда не стать своим…

Я ищу свой путь к звёздам,
Я знаю, что он не мой,
Но так хотется…

По вечерам я всегда заплетаю ей косу… не знаю почему, но сложилась у нас такая традиция, и это неизменно. Неизменно так же, как звёзды на небе, как войны и мечты… только с каждым годом в каштановых волосах я замечаю всё больше и больше седины… Почему же время не трогает меня? Может, потому, что я не там, где должен быть? Может, потому я так стремлюсь домой, может, именно потому это является моей заветной мечтой вот уже столько лет?..

Сквозь чужое небо и чужие звёзды
Стремиться к своему солнцу,
Чтобы сгореть…

Я хочу домой… никто не знает, как же сильно я хочу домой… Интересно, как выглядят мои крылья? Ах. Да, а я ведь почти забыл, мои крылья сгорели давным-давно… Их сожгло моё солнце… именно поэтому я хочу вернуться домой. К своему миру… к своему небу… к своему солнцу… Чтобы сгореть…

@темы: =G=, =Джен=, =Drama=, =Редкие пейринги=

---

Стать человеком, гет

[Токо Аозаки]

Название: стать человеком
Автор: Я
Персонажи: Эд, Ал и другие
Жанр: экшен, романтика, философия
Тип: гет, яой сразу, но намёками, ну, может и не намёками, не знаю, однако любви до гроба не ждите
Дисклаймер: Я не претендую ни на что!
Саммари: Самое любопытное то, что чем это всё закончится, я не знаю. Атак, прочла я 14 том и придумала шикарный обоснуй сделать из Эда гомункула. Будет заменой Ласт)) И, естественно победит зверя в самом себе и останется человеком, насколько это возможно. Остаётся вопрос: Что делать дальше и как жить таким? Размеры я тоже не представляю. Однако, скорость выхода глав будет параллельно со скоростью перевода манги, так как не хочу уходить в полный АУ и ООС

Глава 1 Возвращение Lust

Глава 1 Возвращение Lust

«Что загрустил, мой друг Пьеро?
Жизнь - не веселая игрушка.
В ней всё продумано хитро
От космоса до погремушки.
И твой наивный белый цвет
Не защитит на злой планете
От мелкой сети липких бед
И сочных пятен грязных сплетен…»

(А. Белянин).

- Держи его крепко, Зависть. Думаю, так он будет интереснее.
Эдвард, с ужасом глядевший на корчащегося всего в паре метров от него Линга, обернулся. Золотые глаза в ужасе расширились.
- Нет! – Выкрикнул он, пытаясь вырваться из могучей хватки гомункула, но не успевает и алая капля, хранящая в себе множество жизней, впитывается в кожу, проникает и меняет саму сущность.
- Н-е-е-е-е-т! – тело выгнулось дугой, а голос сорвался в хрип. Сосуды в глазах полопались, по щекам потекли кровавые слёзы. Подросток закашлялся, когда кровь попала в лёгкие… какое знакомое чувству…
Альфонс с ужасом смотрел на разворачивающуюся перед ним картину: невозмутимое чудовище с лицом отца, за его спиной стоял гомункул, по имени Обжорство, Зависть, прижимающий одной лапой его, а другой, - брата, потерявшего сознание, его тело то и дело судорожно дёргалось, а Линг смеялся…
- Неплохое тело!! Спасибо, что родил меня, старик!!
Неизвестно откуда и по какой причине прибежал шрам с неизвестной девчонкой, которую он вроде бы видел уже мельком. Они смогли использовать алхимию, но это сейчас не важно, важно спасти брата.
Эдвард уже два часа не приходит в сознание и альфонс, нервничая, не желает отходить от его кровати. Тот был необычайно спокоен и ал боялся, что брат уступит чудовищу внутри себя, а может, уже уступил.
Ему была безразлична истерика этой девчонки, по гомункул её знает какой причине и пропавший ишварит. Всё это может и подождать.

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Чудовище внутри даже сейчас не желало сдаваться и выжидало.
- Эд, ты в порядке? – словно сквозь вату долетел до него обеспокоенный голос брата.
- Не уверен.
Чёрт, а голос-то какой тихий и жалкий, а ещё и шатает, словно после капитальной пьянки.
Окружение было смутно знакомым, значит, ванная должна быть где-то там…
Взглянув в зеркало, Элрик присвистнул, оказывается, даже за несколько часов можно порядком осунутся.
Да я с похмелья и то не так страшно выгляжу!
Эдвард раздраженно скрипнул зубами и, отвернувшись от зеркала, открутил кран и сбросил с себя испачканную в крови одежду. Осталось найти, где здесь мыло.
Припомнив, что кажется, видел его на раковине, Эдвард вновь чертыхнулся и вернулся к ней, оставляя на кафеле влажные следы. С трудом найденный брусок мыла почему-то розового цвета выскользнул из ослабевших пальцев, когда Эдвард вновь увидел своё отражение.
Значит, это был не сон.
В душе вспыхнула ярость, Эд глухо зарычал и одним ударом правой руки разбил зеркало в осколки, которые чудом не задели его самого
Чёрт! А алхимия? Неужели я теперь не смогу её использовать?
Нервно покусывая губу, он соединяет ладони и с облегчением смотрит на то, как осколки снова становятся единым целым. Уже победа, маленькая, но победа.
Возможно, философский камень сможет снова сделать его человеком, стереть этот знак уроборса на его груди, остаётся только надеяться.
Одевшись, Эдвард возвращается в комнату в поисках расчёски.
- Эд, ты действительно в порядке? – Осторожно спрашивает Ал.
- Да, Ал, неужели так плохо выгляжу? – Пытается усмехнутся Эд.
- Ты вроде как ниже ростом стал…
- Что?!! Ты кого это назвал коротышкой?!!! – От возмущения Эдвард уронил расчёску.
- Значит, это и вправду ты, братик, - облегчённо вздохнул Ал. Эд сразу же остыл, удивлённо посматривая на седевшего в углу брата.
- Я, а ты что думал?
- Я боялся, что ты уступил чудовищу внутри себя, как Линг.
- Как видишь, нет, - пожал плечами Эд, поднимая расчёску, - Линг что?!!!

Глава 2 Иллюзия свободы

Глава 2 Иллюзия свободы

«…Я больше не могу в таком огне
И пустоты, и недопониманья.
Но где-то там, в душе, на самом дне
Весь первобытный ужас мирозданья!
И вот тогда бессильны образа,
И каждый миг, словно столетье, длится.
И Демона хрустальная слеза,
Как жизнь моя, скользит, боясь разбиться…»

Вести были не из самых безоблачных. Всех подчинённых полковника мустанга по переводили, он не может покинуть армию, а фюрер признал себя гомункулом, а значит, ни в грош их не ставит. Это наглость! Впрочем, сейчас они действительно ничего не могут сделать.
Они могут продолжать поиски философского камня, но не факт, что им дадут использовать его. Они могут отправится куда угодно, но всё равно, ни единый их шаг нее будет сделан без ведома, и уж тем более без согласия на то фюрера.
- Как же меня это раздражает, - Эд злостно пнул, валяющийся на дороге камень.
- Надо позвонить Уинри, - предложил Альфонс.
- Да, - кивнул Эдвард, направляясь в сторону телефонной будки.
- Чёрт, куда я дел записку с номером-то, ты не помнишь, ал? – Эдвард беспокойно перерывал карманы, прислонившись спиной к решетчатой стене будки.
- В заднем кармане, - несколько меланхолично ответил доспех.
- Братишка, ты, - лучший! – улыбнулся Эд найдя нужную бумажку. Он снял трубку и набрал номер.
- Студия Гарфилда, слушаю? - вежливо произнёс такой знакомый и родной голос. Эд облегчённо вздохнул.
- Уинри, это ты?
- Брат, Уинри там? – робко спросил Ал, положив руку на плечо брата, тот кивнул и махнул рукой, мол «не мешай».
- Эд?! Ты что, опять его сломал?! – грозно начала она.
- Нет!! – поспешно ответил Эдвард, опасаясь очередных нотаций со стороны девушки. – Я… я… просто… ну… ну, знаешь, - замялся он.
- Что? – терпеливо спросила Уинри.
- Я волновался, как ты туда добралась. Уинри, ты в порядке? Тебя не преследовал никто подозрительный?
- Эд! Меня от тебя тошнит! – Эдвард подпрыгнул от такого неожиданного заявления.
- Что ты такое говоришь?
- Ты почти никогда не звонишь, поэтому это странно! Как будто такой грубый болван, как ты, может о ком-то беспокоится!
- От такого можно потерять всякую уверенность, - пробормотал Альфонс.
- Завтра что, пойдёт снег? Нет, стой, он уже начал падать!!
- Ах ты… - разозлился Эдвард. – Да ты хоть представляешь, как сильно мы…
- Спасибо. Я рада, что вы позвонили. Спасибо вам обоим.
- Само собой, - немного удивлённо ответил моментально остывший Эд, - ты точно в порядке?
- Да.
- Будь осторожна.
- Да.
- Пока.
- Да.
Эдвард вздохнул и повесил трубку.
- Вы, должно быть, сильно её любите, если позволяете так собой манипулировать из-за неё.
- Линг?! – Хором воскликнули немало удивлённые братья.
- Я уже говорил вам, что я, - Жадность, - немного устало и недовольно ответил черноволосый юноша в длинном тёмном плаще.
- Но серьёзно. Слегка припугнуть вас и вы уже дрожите, как осиновый лист. Ведь за вами мог кто-то следовать, но вы всё равно взяли и позвонили человеку, который является наибольшей вашей слабостью. Никогда не встречал кого-то, кем было бы так легко манипулировать, - Жадность усмехнулся, а Эдвард скрипнул зубами, понимая, что он прав и они действительно сглупили, впрочем, оплошность была мелкой.
- Что тебе нужно? – холодно спросил он.
- Хм… Линг, кажется его звали? Ваш друг просил меня, - с этими словами он протянул платок. Эдвард с удивлением взглянул на неизвестные ему знаки.
- Что здесь написано?
- Не знаю, не могу прочитать, - безразлично пожал плечами Жадность. 0- он сказал передать это женщине, которая его ждёт.
- Я не знаю, где она…
- Он сказал передать ей.
- Если мы последуем к той женщине, ты последуешь за нами и убьёшь её? – в Элрике старшем проснулась подозрительность.
- Зачем мне делать нечто настолько мелочное? – Зевнул Жадность – к тому же, дратся с женщинами не входит в мои интересы, - он пожал плечами. – Я никогда не лгу своим убеждениям, - серьезно сказал он.
- Верю, - Эдвард усмехнулся.
- А ты смотрю, держишься, Цельнометаллический. – Насмешливо улыбнулся Жадность, но в глазах мелькнуло уважение.
- Как видишь.
- Ладно, могу сказать одно, старайся не умирать, не факт что ты бессмертен, если и да, то возможны последствия неизвестного характера, не нервничай, что с твоими способностями, как «идеального клинка», разбирайся сам, но не думаю, что что-то серьёзное.
Жадность взмахнул на прощанье рукой и зашагал в противоположную от них сторону, спрятав руки в карманах пальто.
- Эй! Линг!
- Я, - Жадность. Да встречи, похоть.
Эд вздрогнул: значит, ему достался этот камень…
- Я, - Эдвард Элрик, - упрямо мотнул головой он.
- Брат, мне показалось, или он только что действительно нам помог? Зачем? – спросил Альфонс
- Прикрыл тылы.
- Надеется, что мы потом не забудем?
- А мы и не забудем, - Эдвард усмехнулся.

Глава 3 Иллюзия мирной жизни

Глава 3 Иллюзия мирной жизни

« Не торопись, подумай, отыграй
Свое лицо на сцене настоящей
Осталась ночь, и вот он этот край, -
Отточенный, заветный, и манящий…»

(А. Белянин)

Разбавленный полупрозрачным кружевом занавесок свет проникал в не пыльную, небольшую гостиную, не обременённую большим количеством мебели. Суровый на вид мужчина, лет сорока и огромный доспех стояли по разные стороны узенького дивана, на котором лежала маленькая девочка с немного излишне бледным лицом. Небольшая, можно сказать, карликовая панда тихонько примостилась рядом с ней на подушке.
- Это просто пара ушибов, с ней всё должно быть в порядке. - Врач, казалось, был безразличен.
- Слава Богу… - произнёс на удивление детский голос из доспеха.
- Нет! Не слава Богу!! Сколько можно прибавлять мне пациентов?! Эти двое заняли кровать и диван, где, скажи мне, теперь я должен спать?! – Взорвался «добрый» доктор.
- Простите! Простите! Простите! – смутился доспех, бормоча извинения и даже как-то уменьшаясь под грозным взглядом мужчины.
- Альфонс?... – в комнату зашла усталая на вид девушка, слегка удивлённо рассматривая открывшуюся сцену.
- Рэн Фэн! – с поистине детской радостью воскликнул доспех.
Врач недовольно скрипнул зубами.
- Ты должна отдыхать! – воскликнул он, но на него не обратили внимания.
Альфонс был безумно рад видеть девушку.
- Господин… Он не с вами? – спросила Рэн Фэн с безумной надеждой в глазах.
- Всё в порядке, он жив. Я принес послание от него.
Доспех, немного запнувшись, передал ей обрывок ткани. Девушка дрожащей рукой взяла его и нервно закусила губу, читая.
- Что это, ксингский? – полюбопытствовал врач.
- А-а-х! – прохрипела девушка, дрожа, и съехала по стене.
- Рэн Фэн! – обеспокоено воскликнул Альфонс.
- Здесь написано: «Я обрел философский камень»!! Да, ему удалось. Теперь наш клан… - плача от счастья, говорила она. - Мы должны немедленно вернутся в нашу страну и рассказать всем… где господин?
Девушка счастливо улыбалась, вытирая тканью слёзы.
- Верно, где он?
Воцарилась неловкая тишина. Альфонс грустно опустил голову, не зная, что сказать, как объяснить. Внутри стало так плохо и больно, потому, что когда случайно даешь надежду и знаешь, что вот-вот придётся отбирать её, чувствуешь себя последней сволочью. На лице Рэн Фэн мелькнуло беспокойство.
- Почему ты молчишь… Что случилось?.. если он жив, то почему ты не привел его?! Отвечай, Альфонс! Где Господин?!!
Рыдающая девушка кинулась к доспеху.

- Слава Богу, вы пришли! – счастливо улыбаясь, произнёс один из стражей порядка.
- А мы как раз думали, как же нам убрать все эти горы руин…
- Да-да, простите, что я столько всего разрушил.
Безразлично разглядывая творящийся вокруг бедлам, Эдвард жевал хот-дог. Настроение было ни к чёрту и ему ужасно хотелось спать, а работёнка предстояла трудная, кроме того, ему постоянно требовалось держать во внутреннем колодце воли и железного контроля то чудовище. Оно не желало отступать, выискивая лазейки, подделывая чувства и ощущения, незаметно меняя окружающий мир. Элрик раздраженно мотнул головой, избавляясь от настойчивого видения.
- Офицер, вы ведь один из тех, кого вышиб Шрам, когда мы дрались с ним, верно? Как ваши раны? – полюбопытствовал он.
- Это было просто лёгкое сотрясение. Я в порядке, порядке! – бодро отрапортовал тот в ответ, демонстративно разминаясь.
- И этот тоже.
Он с улыбкой хлопнул своего напарника по плечу и полюбопытствовал:
- А как вы? Вы же были целью Шрама, с вами всё в порядке?
- А… Да, столько всего случилось и я очень устал. Я хочу побыстрее убрать это место и пойти спать.
Эдвард хлопнул в ладони и, увидев реакцию, удовлетворённо констатировал:
- Всё ещё работает.
Он боялся, что в какой-то момент просто не сможет использовать алхимию, ставшую очень важной частью его жизни, оружием, потребностью.
- Вот это я понимаю, государственный алхимик! Совершенно другой уровень, чем у тех, других алхимиков! – рассмеялся офицер, а другой добавил:
- Утром к нам приходили местные алхимики и пытались помочь, но…
- Но от их не было никакого прока, они даже не могли использовать алхимию! – закончил за него первый.
Утром? - переспросил Эд.
- Они пришли полные уверенности в себе, но, когда дошло до дела, они сразу расстроились, говоря: «наша алхимия не работает!»
Эд нахмурился: как раз тогда они были у того бородача. Чудовище внутри злорадно оскалилось, подтверждая его мысли…

- Я наконец-то закончил!
После пары часов упорного труда, незапланированной тренировки своих физических и алхимических возможностей, Эдвард чувствовал себя лимоном, который долго и упорно выжимал Шрам.
- Я не думала, что вы и вправду вернётесь и всё почините.
Женщина говорила с ноткой благодарности в голосе и удивлением. Дизайн правда, немного необычный, изобилировавший черепами с рожками, но сама веранда была сделана крепко.
- Не хотите чаю? – поинтересовалась она, уже провожая военного.
- Нет, спасибо, - попрощался он, - Я пошел спать.
Попытки завоевать сознание и душу усилились, в надежде, что утомлённый Эд уступит, однако, это пока только подогревало азарт парня, который был намного выносливее, чем надеялся гомункул внутри него. И всё же, это было опасно, пытаясь отвлечься, Эд принялся размышлять вслух:
- Пока у нас есть философский камень, мы можем не волноваться о цене прохода. Если Ал трансмутирует сам себя… Нет, стоп, если мы трансмутируем Ала в его доспехах, значит, эти доспехи тоже… С таким темпом это будет… И как это будет? Я слишком сонный, что бы думать, - констатировал он.
«А ещё надо как-то и себя трансмутировать…»
- Господин алхимик! – окликнула его хозяйка.
Эд недоумённо оглянулся, соображая, что ещё он мог забыть починить.
- Спасибо! – поблагодарила она, взмахнув на прощание рукой и искренне улыбнувшись.
В голове почему-то мелькнула картинка-воспоминание существа, которое когда-то было человеком. Человеком, который жил, смеялся и плакал. На что-то надеялся и во что-то верил.
- Возьми себя в руки! – разозлился Эд, съездив себе по уху авто-протезом.
«Это не было телом или разумом, это было лишь энергией, я это знаю. Но… это ощущение у меня в животе… оно означает, что я не могу до конца поверить, ведь… кто-то скажет, что и я теперь не человек.
Что нам теперь делать? Искать философский камень? Непременно. А ещё надо бы выяснить, что на уме у этого бородача и, как минимум из мести обломать ему все фишки. Вот только, как ему противостоять? Надо найти Шрама и ту бобовую девочку, ведь их алхимия почему-то работала даже тогда».
Знаете, мне лень расписывать то, что я в сюжете менять не буду, будем надеяться, что мангу мы все помним хорошо.
Я вообще не очень довольна этим фиком, слишком уж он «не мой» получается, но если вам нравится я его продолжу и постараюсь со временем хотя бы исправить этот недочёт

Глава 4 Иллюзия откровения

Глава 4 Иллюзия откровения

Солги - никто не будет дуться!
Солги - пусть верят дураки!
И все друг другу улыбнутся,
А что неправда - пустяки!

Владимир Шостак

Вспышки багрового перед глазами, сильная боль в висках и чужой смех вперемешку со странными образами на грани сознания. Кажется, он её даже видел мельком в пятой лаборатории, но правда ли это или ещё один образ, странное, нечёткое но припечатывающее ощущения де жа вю во всём, что его окружает, что он слышит и видит. Слишком сложно, внутри слишком много чужих душ и слишком сильное чужое сознание, которое уже даже трудно воспринимать не как своё. Слишком быстро люди ко всему привыкают, и этот шепот уже начинает восприниматься чем-то вроде личной шизофрении, почти не опасной что самое главное. И это настораживает. Конечно. Порой такое незаметной давление со стороны чудовища срывается на сильные и бесконтрольные атаки, которые выматывают и злят обоих.
Когда Эд проснулся, за окном было уже глубокая темно.
Уф! Уже глубокая ночь. Я слишком долго спал.
Эдвард сонно протёр глаза и зевнул, прислушиваясь к себе. Вроде эта зараза успокоилась. А ещё внутри было сильное желание по-прежнему искать философский камень. Вроде уже нашел, - стучит, вместо сердца.
Ал ещё не вернулся… Придётся мне идти к доктору ноку…
Неосознанно разглядывая обстановку, Эдвард наткнулся взглядом на пистолет. Внутри что-то ёкнуло.
А ещё я должен вернуть пистолет лейтенанту Хоукай… Но уже слишком поздно, может, стоит отнести его в штаб завтра? Стоп! Лейтенант теперь в подчинении у фюрера… Значит, она может быть у него…
Эдвард вздрогнул, вот уж кого ему совершенно не хотелось видеть, поэтому он поспешил узнать у Бреды адрес старшего лейтенанта.

Кажется здесь
Эдвард сверил номер на двери с написанным на листочке и постучал:
- Есть кто дома?
До него донёсся приглушённый лай и чей-то голос:
- Хаяте?
Острые коготки пса царапали дверь.
- Гость?
- Старший лейтенант? – Эд постучал ещё раз, - Это я, Эдвард.
- Эдвард? Что случилось и почему так поздно? – удивлённо поинтересовалась она.
- Простите, что так неожиданно. Я пришёл вернуть вам одну вещь, которую вы мне одолжили.
- Но не было нужды так торопится. Подожди, я скоро выйду…
Первым в коридор выскочил Хаяте и радостно виляя хвостом, свалил не ожидавшего такой подлости Элрика на пол.
- Ой, прости Эдвард.
Хаяте гавкнул ещё пару раз, прижимая лапой нос Эдварда. Хоукай нахмурилась и указала псу:
- Плохой.
Эдвард ошеломлённо наблюдал, как пёс покорно принял виноватый вид и начал тихо поскуливать. В прихожей женщины стояло много коробок.
- Вы ведь не собираетесь переезжать? – с долей опаски поинтересовался Эд.
В последнее время, любые перемены настораживали и он автоматически старался подмечать все детали, что бы не пропустить что-то важное в творящемся вокруг бардаке.
- Ах, это, - лейтенант улыбнулась – у меня не было времени разобрать вещи после переезда в столицу и не похоже, что скоро появится.
- Полковник сказал мне, что вас назначили помощником фюрера…
- Да
Лейтенант Хоукай улыбнулась, а затем вновь посерьёзнела:
- Я знаю теперь, что Уинри теперь тоже у них на прицеле.
Эдвард грустно опустил голову, а где-то внутри поселилось чьё-то злорадное торжество. Со стороны лестницы кто-то приближался, шаги неровные, свист и громкое фальшивое пение: «…На поле танки грохотали…»
- Не стоит разговаривать в дверях
Пьяный мужчина невысокого роста, пошатываясь, прошёл мимо, то и дело прикладываясь к бутылке.
- Заходи. Есть у меня нечего, но хоть чаем тебя угощу.

- Он весь в крови, - с любопытством констатировала женщина, разбирая пистолет.
- Э-э… простите, - смущённо выдавил Эдвард, сжимая в руке чашке.
- Я почищу его, пока она совсем не засохла.
Женщина достала раствор и открутила крышку, пока парень оглядывался. В квартире старшего лейтенанта было чисто, но несколько неуютно. Было видно, что лейтенант проводит здесь не слишком много времени.
- Запах,, конечно, неприятный, но придётся потерпеть.
- Я использовал несколько патронов, но так и не выстрелил в человека.
- Ясно. Если тебе не нужно было стрелять в кого-то, и ты смог вернутся живым, то тут не о чём беспокоится.
Эдвард горько улыбнулся краешком губ:
- проблема не в том, что мне «не нужно было стрелять», а в том, что я «не смог выстрелить». Мои друзья были в опасности, а я так и не смог нажать на курок. На государственной службе, я привык видеть оружие и знал, что придёт день, когда я должен буду использовать его. Вот этот день пришел, а я…
Эд глубоко вздохнул, пытаясь успокоится.
- Не нравится мне, когда с моими друзьями происходит такое. Расскажешь что случилось?
Не просьба, не приказ, не уловка, - просто предложение высказаться, что бы стало легче.
- Шрам. Он тот, кто убил родителей Уинри.
Лейтенант склонила голову на бок, впервые за весь вечер в ней появилось чувство, похожее на удивление.
- Но когда направила на него пистолет, в глубине души, я почувствовал, что не хочу этого. Я выпрыгнул перед Уинри и выхватил у неё пистолет… я не мог позволить ей выстрелить… Думаю, она ненавидит его достаточно сильно, что бы хотеть убить.
Раньше я никогда не видел, что бы она ТАК плакала. Она всегда была такой жизнерадостной, поэтому я не замечал, но… всё это время, она тяжело переживала смерть родителей, утрата семья легла на её плечи тяжким бременем. Я поклялся Уинри, что мы выживем любой ценой, но теперь… я боюсь, что ценой нашего возвращения в следующий раз будут её слёзы. Какой из меня друг? Я лишь постоянно заставляю её волноваться. Если бы не Линг… Кто знает, чем бы это всё могло закончится.
- Тебя беспокоит то, как ты смог вернутся живым? – поинтересовалась она.
Сердце Эдварда пропустило удар. Что она имеет в виду? Знает ли он о том, чем он стал или это просто совпадение? Ему почему-то не хотелось, что бы даже она знала всю правду. Его могли бы просто уничтожить как опасное чудовище. Впрочем, о нём и так знает достаточно человек.
- Ты должен делать всё возможное, цепляться за любую соломинку на этом пути и вопреки всему, - выжить. Ради дорогого тебе человека. Что бы защитить её.
- Э-э? – непонимающе округлил глаза Эд.
- Ты ведь любишь Уинри?
Эдвард поперхнулся, на какой-то миг потеряв контроль и его сознание заполнилось торжествующим хохотом, а по нутру, словно битвой, полоснули острые когти, Глаза застила багровая пелена, стирая все краски, заменяя их на какие-то другие, чужие…
Единым усилием Эд вновь заглушил чужую волю.
Лейтенант с непередаваемым выражением смотрела на покрасневшее лицо парня, Чёрный Хаяте недовольно фыркал, стряхивая янтарные капли чая.
- К-к-к-как?! – затараторил Эд – н-ничего п-подобного, она просто друг детства… да мы как семя!! Я хочу сказать, что как бы то ни было, должен защищать её…
Невероятно. Он ещё совсем ребёнок - Риза ошеломлённо смотрела на Элрика, автоматически протирая запчасти.
- Прости, - ровно произнесла она, - я не знала о том, что было между Уинри и Шрамом. Я дала тебе то, что стало слишком тяжелым бременем.
Осмысляя последнюю фразу, Эдвард с удивлением наблюдал за тем, с какой скоростью лейтенант вновь собирает своё оружие. Немного помолчав, он поинтересовался:
- Старший лейтенант… Разве эта работа не бремя для вас?
- Я не тот человек, кто имеет право сказать тебе, что оно тяжелое, или непосильное.
- Но почему?
- Потому, что в прошлом я отняла жизни у многих людей и потому, что я сама выбрала этот путь.
Верно. И я когда-то тоже выбрал свой путь. Поздно сторонится, нужно просто идти.
- Вы говорите об Ишваре?
- Точно
- Ничего, что я спрашиваю об этом? Полковник никогда не рассказывал мне… о родителях Уинри, Шраме, убийстве того ребёнка, после которого вспыхнуло восстание… есть столько вещей, о которых я не знаю, и из-за этого был захвачен в расплох.
Лейтенант понимающе кивает, а внутри звучит ехидный смешок:
«Требуешь откровенности за ложь?»
Эдвард вздрогнул: подобное случилось впервые.
Похоже я схожу с ума.
А в ответ только смех.
«Может, ты просто боишься? Ты, - чудовище, которое в любой момент может перейти на другую сторону в этом противостоянии?»
Заткнись!
Дожил, сам с собой разговариваю…
Лейтенант Хоукай, казалось, ничего не заметила.
- Я могу рассказать тебе то, что видела собственными глазами, - сказала наконец она, со щелчком вставив в пистолет обойму…

многоуважаемая Мей или Mad Selena нарисовала вот эту прелесть и подарила её мне, ещё раз с прошеджим днём рождения!)

@темы: =Action=, =Гет=, =PG=, =Другие персонажи=, =Яой=, =Romance/Fluff=

---

Форма кривизны (Часть третья)

[SHWSXXXCHST]

Название: Форма кривизны
Автор: Shiwasu
Бета: schuhart_red
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю
Пейринг: Эд/Ал
Рейтинг: NC-17 (думаю, здесь наконец-то он)
Жанр: ангст, романс, ангст
Статус: закончен, в процессе бетинга
Предупреждение: инцест гомосексуальной направленности, одно нецензурное слово. Поэтому: детям, беременным с неустойчивой психикой и людям старой советской закалки - будем благоразумны.
Саммари: "Братик, братик, любимый старший братик" хD
Размещение: с разрешения - пожалуйста
От автора: моральная готовность номер один!
От беты - автору: "Ты точно извращенец" (с)

Часть третья

Эд спал плохо. Он то и дело просыпался от духоты и смутного чувства тревоги, поднимался, чтобы переодеть футболку, подходил проверить Ала, ложился, задремывал, сквозь сон слыша, как тот ходит, открывает окно. Потом он снова просыпался, брел в туалет, смутно помня, где тот находится, там его выворачивало, он полоскал рот, пил микстуру, опять полоскал, потом на совсем ослабевших ногах добирался до кровати и проваливался в тяжелый сон. Так продолжалось до тех пор, пока его разбудил не страх, а близкое присутствие Ала. Через открытое окно комнату наполнял запах влажной сопревшей земли и цветущих деревьев, запах собирающегося дождя. Было так темно и душно, что спросонья Эду показалось, что он опять в шкафу. Младший сидел на корточках возле его софы, обхватив коленки и уткнувшись губами в щеку старшего брата.
-Ал? - от движения гладкой скулы под его губами, от хриплого шепота Ал зажмурился и чуть не захныкал - в паху заныло так, что хотелось ныть в голос. - Ал?
-М-м…
-Укуси меня.
Он вздрогнул, как будто ему на спину плеснули теплой водой, миг, и начал подниматься еле ощутимый пар. Он осторожно укусил брата за щеку.
-Нет, - сказал Эд, чуть помолчав. - Все-таки, не приснилось…
Младший нехотя оторвался и положил голову на его подушку, еще сильнее сжимая руки на коленях.
-Ты меня звал, братик.
Эд смотрел на него, так близко, на такого незнакомого, повзрослевшего, чувствуя еле ощутимый зуд на месте укуса на щеке, и думал, что старшим быть не здорово вообще, потому что даже если ты хочешь его язык в своем рту так, что аж низ живота сводит - ты все равно должен быть здравым смыслом. Ты старший, а он глупый еще, и пусть у вас разница всего в год - ответственность на тебе.
"Открой рот, Ал…"
-Я тебя разбудил?
-Нет. Мне страшно спать, братик, - Ала начинало потрясывать. Подушка была горячая и пахла Эдом, терпко, невообразимо. От этого хотелось еще сильнее прижать коленки к груди, чтобы не дрожали, рот наполнялся слюной. Глаза брата влажно поблескивали в темноте - он смотрел, не моргая, непонятно было, понимает или нет, так долго смотрел, что у Ала начали наворачиваться нервные слезы. Он уже решился, когда вдруг Эдвард шевельнулся, медленно отодвинулся к стене, а потом сказал, все так же не отводя глаз:
-Ал, иди ко мне.
Сердце споткнулось, а в следующее мгновение, не раздумывая, рвануло вперед огромными прыжками. Действовал не Ал, тело взяло контроль ошалевшего хозяина на себя. Щека не отрывалась от подушки, ноги разогнулись, упираясь в пол, колено, бедро, и вот он целиком лежит в постели Эдварда, у него под боком, утопая в его тепле и его близости.
Его старший брат больше не задумывается: локти продавливают подушку по обе стороны от его лица, дышать становится тяжело, длинные волосы в темноте ложатся ему на шею, щеку, прерывистый длинный выдох, и Ал старается не хныкать, когда горячие губы обхватывают мочку его уха и пенная, шипучая волна сразу отдается в пах. Ладонь пролазит между горячей подушкой и его чувствительной шеей, снова сжимает в горсть волосы на затылке, не давая двигаться. Ближе не придумаешь.
-Ну, как? - шепот искрит на нервах и рассыпается перед зажмуренными глазами крошечными ядовитыми фейерверками. - Тебе нравится, Ал, да?
Ал раздвигает ноги, давая брату поставить между ними колено, приподнимает бедра навстречу, сжимает, до зелени в глазах, и чувствует, как Эдвард запускает вторую руку под него и зажимает его совсем крепко, держа под спину и за волосы.
-Тебе нравится, да, Ал? - шепчет. - У меня крыша от тебя едет, слышишь? - слова беззвучно вспыхивают в голове.
Бедро брата наконец-то трется о его твердый член, из горла Ала прорываются низкие бесстыжие стоны. Он не видит даже темноты перед глазами, он весь состоит из запаха Эда, мучительно-сладкого трения об твердое горячее бедро через ткань, его губ, посасывающих ухо, и в первый раз в жизни появившегося соленого привкуса секса под языком.
-…Замолчи, Ал, - прошептал старший, вытягивая руку у него из-под спины. Альфонс осознал только, что она двинулась вверх, задирая рубашку и оголяя живот, потом вниз, приспуская пижамные штаны, а потом легла на его горячую пульсирующую плоть, погладила и медленно сжала. Этого стало слишком много, чтобы еще и дышать.
-Да-а-а, братик… братик, любимый старший братик…
-Закрой рот, Ал, слышишь, заткнись, - простонал Эд, чувствуя, что сам сжимает его колено между ног, трется об него. Ал уже начинал приподниматься на постели, его член в руке твердел еще сильнее, а он все равно близко, одержимо продолжал шевелить губами: "Братик, любимый братик…"
-Заткнись, Ал, - он приник губами к самому его уху, сжимая ладонь, потер головку большим пальцем и сладко прошептал, - Выебать бы тебя в рот, Ал. С ума схожу, как хочу…
В эту секунду стало нестерпимо горячо и мир беззвучно взорвался, все, что было Альфонсом Элриком, разлетелось на микроны. Он не слышал собственного голоса, низкого, из самой глубины горла, не осознавал, что его тело скручивает почти вдвое, по каждой мышце проходит сладкая судорога - чувствовал только, как долго, длинными толчками, кончает брату в ладонь. И как проваливается в яму в темноте.
Какое-то время он не слышал и не видел. Темнота, покой и густое тепло, обволакивающие изнутри и снаружи, так, словно он еще не родился, словно он еще там, внутри. Безмятежность - без слов и без мыслей. Из всех звуков мира - только стук сердца в ушах.
Что-то всколыхнулось, и источник тепла отодвинулся, а потом исчез. Ал распахнул глаза и вздрогнул, глядя в спину уходящего из комнаты брата. На секунду вспыхнул свет, потом закрылась дверь в ванную и зашумела вода. Ал снова ослеп. Вода текла монотонно, не переставая. Он молча перевернулся и зарылся лицом в подушку, сжимаясь в комок, задержав дыхание, чтобы со вздохом в голове не вспыхнуло ни единой мысли…
…Белесые капли стекли по мраморной плитке до самого пола. "Много… обалдеть можно… - подумал Эд, сидя на полу. Ноги приятно гудели, по пояснице разливалось неописуемое блаженное чувство, голова, казалось, набита теплым щекотным пухом. - Не приснилось, все-таки…"
Хорошо, лениво, пол с подогревом. Он склонил голову набок, его пальцы медленно-медленно заплетали косу. Можно было решить, что он о чем-то серьезно думает, но он думал только о том, что волосы чистые, скользкие и рассыпаются. Эд чувствовал, что веки тяжелеют, и он засыпает на теплом полу в ванной, и ни одна клетка его тела не протестует, все уже спят. Так хорошо ему давно не было. Мысли увязли в мягком пуху, не думалось, и было лень вставать, вытирать стену, выключать свет, куда-то идти. Прикрыв глаза, он с улыбкой представил, как кончает Алу в рот, нашептывая ему, какой он классный. И пускай стыдно ему за это будет завтра...
"Ал, - даже не мысль, тихая пульсация. - Завтра поговорю, не могу щас, - сделки с совестью Эду всегда удавались. - Совсем… ошалел. Надо вставить ему по первое… то есть, нет."
Он наконец выключил свет в ванной, прикрыл дверь и нагретыми босыми ногами прошлепал обратно.
-Эй, ты, спишь уже, что ли? - проворчал он. Глаза еще не привыкли к темноте, но по тому испуганному движению, которым младший вскочил на диване, он мог представить, какое у него сейчас несчастное лицо. - Вылезай.
Ал шумно сглотнул и выпутался из одеяла, встал. Эд просто отодвинул его и принялся поправлять постель, хотя хотелось опять задержать руку на теплом боку, а лучше, задрать на нем рубашку. Пусть стыдно будет завтра…
Брат не сказал о произошедшем ни слова. Младший Элрик похолодел весь, с ног до головы, словно все тепло стекло с него куда-то вниз, горло сжало, и в глазах от чувства непоправимого начали набухать огромные кисло-горячие слезы. Эд повернулся, уловив чуть слышный всхлип, а потом уже отчетливое "ы-ы-ы".
Это опять был маленький, глупый Ал. Нет, сейчас он был уже большим, решительным, умным, в чем-то, может, даже поумнее своего брата, но внутри него жил все тот же маленький, вечно жалеющий зверюшек и вообще всех мальчик с торчащими домиком бровками и большими серыми глазами. Давно, когда им было еще лет пять-шесть, его угораздило как-то нечаянно разбить мамину любимую чашку, которая досталась ей еще от бабушки. Чашка была ужасно старая, расписанная вручную, мама очень ей дорожила, так что братья лишний раз боялись рядом с ней вздохнуть, не то что потрогать. И Альфонс каким-то образом ухитрился ее расколотить в мелкие черепки. Конечно, мама не ругалась - она же понимала, что он это не нарочно. Она обнимала его и успокаивала, говоря, что ничего страшного, подумаешь, ерунда, чашка разбилась, бывает, что же теперь. Но маленький Ал был безутешен - он уткнулся в маму и горько плакал от чувства непоправимости произошедшего, ему казалось, что теперь мир уже никогда не будет таким, как раньше. Он рыдал до тех пор, пока от Уинри не вернулся Эдвард. Тот быстро выяснил, в чем дело, потом долго стоял над черепками почившей чашки, сосредоточенно хмурясь. Ал залился слезами пуще прежнего, он боялся, что сейчас братик его наругает, но Эд сказал:
-Не реви. Чего теперь распускать сопли? Все поправим.
Мама улыбнулась, глядя, как Альфонс без единого писка умолк и только тер покрасневший нос, глядя во все глаза на старшего.
-А можно?
-Можно-можно, - солидно ответил Эд, - вытирай нос и пошли, поможешь мне одну книжку найти.
-Угу!
Когда после кучи попыток у них наконец получилось преобразовать чашку, пусть криво-косо, но получилось, - Ал понял раз и навсегда, что его старший брат может все. Уже с того возраста он знал, что пойдет за ним куда угодно.
Но сейчас он плакал от чувства непоправимого, так же горько, как когда-то давно в детстве. Ему было страшно и стыдно и он уже сто раз пожалел, хотелось отмотать время назад.
-Ал, да ты чего ревешь? - голос брата прозвучал удивленно. - Как маленький совсем, - и Ала вдруг укутало то самое блаженное тепло, родной терпкий запах, брат обнял его.
-Братик… я больше так не буду, - еле слышно пробормотал он, тоже стискивая его крепко, как только мог. "Да ладно?" - пробормотал Эдов внутренний голос.
-Угу, - промычал он, чувствуя опять ненормальное желание спустить руки пониже по его спине.
-Не злишься?
-Нет… я… я пока ничего не думаю… Ну, не реви. Не ревешь?
-Не реву.
-Тогда пусти-ка, - Аловы волосы защекотали нос, когда он замотал головой. - Да пусти, подушку твою принесу… Ал, мы упадем так.
-Не упадем, мы тихонько.
-Ал, - в голосе старшего послышались ворчливые нотки. Альфонс вздохнул, будто ныряя в холодную воду, отцепился от брата и рванулся к дивану, наощупь сгреб подушку с одеялом, в два прыжка вернулся, бросил ношу на диван и снова с наслаждением прижался к Эду. Он не мог обнять его четыре долгих года.
-Братик, я… так рад.
Тот фыркнул и сгреб его в охапку.
-И я рад. Первый раз за четыре года рад… Ложись давай, утро нескоро еще.
"А уж я-то как рад, - с кислой улыбкой процедил внутренний голос. - Поздравляю тебя, старик, ты извращенец. Вот… вот просто не говори ничего, ладно?"
Это был самый лучший диван на свете. Ал лежал, обнимая брата рукой, стараясь не шевелиться и дышать потише. Он не решался погладить его, чтобы не потревожить, только изредка моргал и сам себе улыбался, слыша, как ресницы с еле слышным шуршаньем задевают ткань на его плече. Эд дышал беззвучно и ровно.
-Братик, мне так хорошо с тобой, - Алу казалось, что он пошевелил одними губами, но Эдвард неожиданно громко и сонно пробормотал в ответ:
-М-м, я ж великолепный…
-Ну и слух у тебя, братец, - Ал заулыбался еще шире и потерся о его плечо щекой.
-М-м, да… я все слышу… - старший навалился на него, подгребая к себе, и пробормотал ему куда-то в челку сквозь сон. - Спи… люблю тебя…
Потом он пробормотал еще что-то про "в рот" - наверное, в это время он уже крепко спал, но у Ала все равно вся кровь от лица отхлынула. Прошло несколько длинных минут. Эд спал, как бревно, и по-видимому, не слышал, как через него перелезают, как торопливо, чуть ли не бегом шлепают из комнаты шаги и закрывается дверь ванной и начинает шуметь вода.
Когда Ал вернулся, в комнате заметно посвежело. Прижимаясь к брату под одеялом, Ал засыпал, слыша, как начинается дождь.

-------
Из окна виднелись шпили собора, незнакомой формы крыши зданий. Черный цвет неба на востоке только начал чуть разбавляться водой. Ничего нельзя было разглядеть толком. Он посмотрел вниз. На улицах никого не было. Мостовая, закрытые на ночь лавочки, нигде не горит свет. Он не понимал, что его так беспокоило. Сырая ночная прохлада, обнимавшая лицо и руки, холодящая грудь под тонкой рубашкой. Глухое темное небо без единой звезды. Запах. Дождевая вода в стоках под крышей, мокрые камни стен домов, запах влаги, кровельной жести, сырой земли и цветущих деревьев, тонкий и тревожный. Его губы сжались в линию. Было что-то не то. Все было понятное, но незнакомое. Он никогда здесь не был.
-Это Там, - проговорил он, - этот город.
-Эдвард, поспи еще.
Голос был низкий и прозвучал очень знакомо. Эд помолчал, потом спросил, не оборачиваясь:
-Так ты ушел сюда?.. Как ты тут оказался?
-Боюсь, - ответ прозвучал устало, - у меня еще будет время тебе это рассказать. Камня надолго не хватит… Ты поспи пока.
Рука сама поднялась и сжала рубашку на животе, там, где было еще тепло, но он знал, скоро тепло закончится, угаснет внутри невидимое красноватое свечение, и там возникнет чувство пустоты. Эд застыл, каким-то шестым чувством это отчетливо понимая. Его глаза забегали - по крышам, шпилям, фонарям.
-Погоди, я не хочу сюда… Слышишь, я…
-Поэтому я и говорю тебе, - усталость сменилась тихой лаской, - поспи пока, сынок. Время еще есть. Держись там, Эдвард.
Беззвездное небо медленно опустилось на землю, накрывая собой чужой, холодный город. Последнее, что Эд слышал, было тихое:
-Еще рано. Можно еще поспать…
-------

-Мне снился город, Мюнхен, - волосы Эда за ночь расплелись, помялись и теперь вились, челка торчала, золотые глаза были сонные и сварливые.
-Где это? - автоматически промямлил Ал.
При свете лежать с братом под одним одеялом было не так. При свете все было не так. Он боялся даже голову двинуть на его плече, просто лежал, опустив глаза на его красивую голую руку, рассматривал золотистые волоски на коже и не решался даже самому себе признаться, что вот эти пальцы вчера в темноте с ним делали. Да не-е-ет…
-Знаю я, что ли… Я там никогда не был, может, такого города вообще нет. Там почему-то был отец… Ты слушаешь, Ал?
"Выебать бы тебя в рот, Ал"
-Альфонс, - предостерегающе начал он, чувствуя, как щека на его плече горячеет. Пора выполнить воспитательный долг. Брат поднял на него глаза, в которых даже пробивалось некоторое изумление собственной наглости, опять прямой взгляд.
"Трус!!! - заорал он про себя, лепеча вслух что-то про "пойдем завтракать", - Извращенец и трус!!!"
"Что ты делаешь, кретин?!" - завопил голос с новой силой, когда его руки протянулись, обхватили вылезающего из кровати брата и потащили обратно, к себе.
-Щас пойдем, я просто обниму тебя и немножко полежу, - трусливо забормотал Эдвард, укладывая его на себя и прижимая поплотнее. "Уродская отговорка! А учитывая, что твои руки трогают его спину под рубашкой, она вообще уродская!" - голос рвал на себе волосы и бегал. Альфонс опустил голову ему на плечо. - Там дождик, ветер, погода гадкая, вставать не хочется, - частил Эд, думая, что если продолжит бубнить, то Альфонс не услышит, как его ладонь уже откровенно гладит его вдоль всей спины, задерживаясь на покрытой еле ощутимым пушком теплой пояснице. - Немножечко еще полежим и встанем, да…
Темная медовая голова оторвалась от подушки. Ал чуть ли не задумчиво поглядел на него, а потом лунатично потянулся вперед.
-Нет, стой, Ал, - голос моментально осип, - слышишь, не надо…
Тот в последний момент затормозил, и поцелуй вышел почти невинным. Почти не мокрым, почти не в губы.
-Почему? - глухо спросил он, лаская губами уголок Эдова рта.
-Ну, потому что… потому что… - он сглотнул слюну, упорно глядя в стену. Ну, не скажешь же ему "Потому что мне страшно". Хотя, это было бы в сотню раз честнее, чем "Потому что это неправильно", "Потому что мы братья", тогда вчера он мог бы и пораньше остановить свои руки. - Ну… потому что, Ал.
-Я понял, - он еще раз легонько поцеловал его опять туда же, в уголок рта, а потом спросил. - Можно, я так еще полежу?
-Угу.
-Погладишь меня еще?
-Угу.
Ал затих.
"Ну, вот почему ты такой?" - уныло спросил внутренний голос. - "Тебе что, так сложно сказать человеку что-то доброе, хорошее? Ты что любишь его можешь только во сне пробормотать".
И Эд обнимал его, легонько поглаживал теплую спину под рубашкой, проводил по твердо очерченной лопатке, скользил ладонью на гладкий бок - вверх, вниз, - обнимал его, так, чтобы младший чувствовал, что он дорог.
-Я не умею выражать такие вещи словами, - сдавленно проговорил он наконец. - Ты знаешь.
-Знаю, - согласился Ал. Горячая ладонь заползла ему вверх, под самый воротник, пальцы тихонько перебирали волосы возле шеи, и Ал млел от этой ласки, и никакие слова ему были не нужны - Ничего страшного. Мне иногда кажется, что мы можем и совсем не разговаривать, мы настолько хорошо друг друга знаем. Я и так понимаю, что ты думаешь, что ты скажешь… Ты есть, и мне и так хорошо, - он тихонько вздохнул и поерзал.
"Ты знаешь, что это издевательство?" - грустно спросил Эдов внутренний голос. - "Ну что ж ты, не чувствуешь, что ли? Вот зачем ты его дразнишь, если сам не знаешь, чего хочешь? Пустил бы его, а?.."
-Все-таки, надо вставать, братик, мы и так почти весь день проспали. Пойду сделаю что-нибудь поесть, - Ал мягко, почти неохотно отстранился, вылез из кровати и ушел на кухню, не оглядываясь.
-Ал?
-Да, - донеслось из-за угла. Загремел чайник, чиркнула спичка.
-А ты правда знаешь, что я думаю?
Повисла маленькая пауза, как будто Ал старательно прислушивался к себе. Потом ответил:
-Мне кажется, да. Будешь чай?
-Неа.
Приходилось признаться себе, это уже отдавало неизбежностью. Огромная сделка с совестью? Эд плюнул на совесть, запуская руку под одеяло и начиная поглаживать себя через пижамные штаны. Просто трогать себя там, где только что прижималось теплое, любимое тело, было до одурения хорошо.
Он представил, как зажимает его на кухне, в углу или прижав к столу, так, чтобы край упирался ему в поясницу почти до боли, чтобы стоять было неудобно, чтоб он терся об этот край и вздрагивал. Он бы трогал его сквозь одежду и под одеждой, он не знал, что надо делать, но ему хотелось, чтобы Ал начал стонать, ритмично, на одной ноте.
-Ал, про что я сейчас думаю? - громко позвал он, не открывая глаз и изо всех сил стараясь не сжимать пальцы посильнее, так, как хотелось.
-М-м-м, - задумчиво донеслось с кухни.
Когда Эдвард откидывал одеяло и вставал с постели, ему было очень страшно. Можно было еще повернуть назад, и ясно было, что этого не будет. На экзамене на звание государственного алхимика было почти так же страшно. Но там были чужие, незнакомые люди, на которых Эду было плевать. А тут был Ал, которого он всю жизнь знал.
Ал вздрогнул и пролил теплый чай с молоком на колено.
-Ал, давай еще раз это сделаем, - Эдвард стоял на пороге кухни.
У младшего был полный рот чая, и когда он поднял на брата глаза, он понял, что сглотнуть уже не может. Эд стоял и просто смотрел на него...


От автора: автор как всегда с надеждой и тревогой ждет комментариев, жалоб и предложений. И спать сегодня точно будет плохо.

@темы: =Эдвард Элрик/Альфонс Элрик=, =Angst=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =NC-17=

---

Форма кривизны (Часть вторая)

[SHWSXXXCHST]

Название: Форма кривизны
Автор: Shiwasu
Бета: schuhart_red
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю
Пейринг: Эд/Ал
Рейтинг: NC-17 (общий)
Жанр: ангст, романс, ангст
Статус: закончен, в процессе бетинга
Предупреждение: инцест
Саммари: "-Братик… можно мне…
-Что?
-Можно… ухо…
-Что?!.."
Размещение: с разрешения - пожалуйста
От автора: предположим, последняя трансмутация пошла немного не так...
От беты - автору: "Слушай... а ты точно не извращенец?"(с)

Часть вторая

Положив трубку, Эд так и остался сидеть в прихожей и, видимо, задремал. Его разбудил звук тормозящей перед домом машины.
Эд вышел на крыльцо: уже стемнело совсем, но сухопарую фигуру выходящего из автомобиля Фармана было легко узнать по экономным, неторопливым движениям. Наконец, в свете из окна стало можно разобрать его немолодое, скупое на эмоции лицо. Он поднялся по лестнице, держа в руках бумажный пакет из аптеки, как обычно солдаты держат ружье на параде.
-К сожалению, кое-чего не нашлось, - он передал Эду пакет, вынул из нагрудного кармана вчетверо сложенный листок и отдал и его. - Вот, пожалуйста.
-Спасибо, прапорщик. Простите, что пришлось вас гонять.
-Ничего страшного.
Стоящий в неверном свете окон Эдвард казался совсем маленьким. Без плаща, перчаток, без автопротеза - Фарман только сейчас до конца понял, что у Эдварда теперь действительно две руки - обычный мальчик в футболке, с заплетенными в свободную косичку светлыми волосами. Такой обычный, что когда он предложил Фарману посидеть немного прежде, чем ехать обратно, тот отчего-то согласился.
-Прапорщик, - Эдвард доставал из пакета и ставил на ступеньки какие-то скляночки, сосредоточенно хмурясь, - скажите мне такую вещь: как вы тут оказались? Да еще с Мустанговой машиной.
- Почти сразу после того, как прибыло подкрепление, майор Армстронг отослал нас со старшиной обратно, - неторопливо ответил Фарман. - Полковник заранее попросил позаботиться о вас.
-Ага… а вот это вот, - Эд ткнул пальцем себе за спину, - это его дача, я так понимаю?
-Ну, что вы, - Фарман кашлянул. - Этот дом предназначен для квартирования высоких военных чинов. Так что вообще-то, останавливаться тут, конечно, не совсем законно, но полковник…
-Ну-ну, - сварливо пробормотал Эд, пристально разглядывая на свет бутылочку с какой-то мутной коричневатой жидкостью. - Ага, - сказал он и на глаз отхлебнул. Микстура оказалась горько-соленой, с привкусом то ли ржавчины, то ли несвежей рыбы. - Ну и дерьмище, - прохрипел Эд, весь содрогаясь. - Тьфу… Сколько мы тут сможем оставаться? - спросил он сквозь зубы, все еще с выражением омерзения на лице.
-Пару дней, - ответил Фарман, сочувственно покосясь. - В зависимости от обстановки… Как вы себя чувствуете?
Эдвард оперся локтями на ступеньку за спиной и, причмокивая губами, смотрел сквозь кроны деревьев на виднеющийся лоскуток темного неба.
-Нормально.
-Может понадобиться врач?
-Да вряд ли, - безразлично уронил он. Глаза смотрели задумчиво, складка между бровями разгладилась. Фарману опять захотелось спросить, здесь ли он сейчас, но спросил он, конечно:
-Вы решили уже, что собираетесь делать дальше? Велика вероятность, что вас теперь разжалуют…
-Да и плевать пятьдесят раз, - буркнул Эд, снова садясь, - Невелика печаль. Я ж не полковник, у которого погоны - самая дорогая часть тела. Вот ему в случае чего будет не здорово. Хоть бы живой вообще остался, - прибавил он уже тише.
-Должен, - сухо, но твердо сказал Фарман. - Мы надеемся, ему все удастся.
Эдвард молчал несколько секунд. Потом принялся собирать свои склянки обратно в пакет.
-Я, кажется, в целом начинаю понимать, - пробормотал он, не глядя, - почему вы все за ним идете. Недавно совсем начал. В фюреры его, конечно, не дай бог, многовато чести будет, но вообще… Короче, я понимаю. Мне всегда было плевать на его идеи, да, собственно, и сейчас плевать, на армию, на государство это - тьфу. У меня были свои цели, - уголок его рта горько скривился. - И знаете, прапорщик, похоже, я всю жизнь пробыл эгоистом. Может, от этого все и беды. В детстве мы из-за этого натворили делов. Ал пострадал… В Лиоре тоже… Пришли по своей надобности - в итоге гражданская война, люди погибли. И тут тоже доля моей вины.
-Мне кажется, вы к себе несправедливы. Лиор, конечно, щекотливая тема, однако, я думаю, это все же просто несчастливое стечение обстоятельств. Позволю себе высказать личное мнение, я никогда не смог бы назвать эгоистом человека, который так заботится о своем брате.
-Потому что Ал - мое все, - Эд настолько серьезно, без тени преувеличения или шутки сказал это, что Фарман почувствовал себя крайне неловко перед такой откровенностью. Элрик улыбнулся, но улыбка у него вышла грустная. - Так что в итоге все верно вышло. Главное, он в порядке.
-Мои искренние поздравления, - Фарман засобирался, потому что отчего-то ему было неловко дальше вести разговор. - Я с вашего позволения поеду, нужно узнать, что с полковником. Если будут новости, я сразу же сообщу. А пока по возможности попрошу не пользоваться телефоном и не включать надолго свет, чтобы не привлекать излишнее внимание.
-Ну, да, и самим не светиться, понял, - пожал плечами Эдвард, тоже поднимаясь со ступенек. - Спасибо, прапорщик. Да… я хотел попросить. Не говорите, что вы нас вообще видели. Мы вряд ли вернемся.
Фарман чуть помедлил, но потом кивнул и отдал Эду честь. Тот ухмыльнулся и тоже взял под козырек - впервые как следует, правой рукой.
Уже когда Фарман открывал дверь машины, Эд окликнул его еще раз:
-Да, прапорщик, забыл спросить! Где это мы проезжали сегодня по дороге сюда? Я таких огромных домов и столько машин в жизни не видел! Ну, помните, где все светилось и переливалось огнями, как в праздник, а улица была широченная и не мощеная, а… ну, даже не знаю. Впервые такое видел! Что это был за район?
Фарман смотрел на него пару секунд, а потом осторожно ответил:
-Боюсь… я не очень понимаю, о чем вы…
-Да? - голос Эда на секунду упал, но потом мальчик опять широко ухмыльнулся. - А, не берите в голову! Прощайте, прапорщик. Спасибо! - он махнул рукой и поднялся по лестнице обратно в дом.
Уже сидя в мягком, пахнущем кожей салоне, Фарман в последний раз бросил взгляд в зеркало заднего вида. Что-то подсказывало, что лица Эдварда Элрика он в нем больше никогда не увидит. Дом с еле светящимися окошками отдалялся, а потом и совсем исчез за поворотом. Окна в машине были закрыты, а Фарман все равно поежился: он был абсолютно уверен, что никакого района, похожего на тот, что описал Эдвард, они сегодня проезжать никак не могли.

-------

Пока Ал сидел в ванной, Эд успел поговорить по телефону, отправить Фармана в аптеку, проблеваться кровью в унитаз, переодеться, встретить Фармана, проводить Фармана, выпить потом еще полстакана кислющей на вид и на вкус микстуры и усесться на кухне ждать. Дом был большой и замечательный. Эд, конечно, уже послал свою пламенную благодарность "полковнику Иго-го" через прапорщика, но сейчас, сидя на кухне, поймал себя на мысли, что ему тут так нравится, что он даже снизошел до того, чтоб мысленно смягчить формулировку благодарности. В ванной шумела вода, и ощущение от этого было такое, словно Эд дома.
Альфонс вышел румяный, распаренный и сонный, а Эд все равно вздрогнул, поняв, что по привычке смотрит на полметра выше его головы. Совсем отвык, словно эти четыре года и не виделись вообще.
-Чай будешь? - спросил Эд просто чтобы пауза не затягивалась. На глобальные темы как-то не тянуло.
-Буду, - как всегда радостно кивнул младший, - Спасибо, братик!
Эд ставил чайник, открывал шкафчики в поисках чая, а сам при этом был сосредоточен на чувстве внутри живота, где-то пониже ребер, непонятном, тянущем каком-то, но не сказать чтоб очень неприятном. Он до сих пор так и не понял, почему не чувствует боли, но отгонял эти мысли. Думать про это хотелось еще меньше.
Жестяная пузатая банка стукнула о крышку стола, Эд замер. Он стоял, разглядывая узоры на ее крышке, а сам прислушивался к малейшему звуку. Не верилось, что он сейчас обернется, а там сидит Ал. Не железный и не громыхающий, а настоящий Ал, такой, как надо, пахнущий Алом, родной, теплый и живой.
Но он сидел: принюхивался, глаза блестели, и пуговицы на рубашке были застегнуты криво.
Альфонс отвлекся. Он впитывал запахи сухого чая, ткани, дерева, чувствовал на себе одежду, чувствовал каждую ворсинку ковра под босой ногой, но брата заметил только когда тот подошел совсем близко. Пальцы взяли его за воротник и принялись расстегивать пуговицы.
-Совсем одеваться разучился, - Ал завороженно смотрел на две его руки и слышал, как его голос улыбается. Его брат мог все, с Философским Камнем или без него - он мог все. Ал поднял руки, сгреб в них брата и притянул, утыкаясь лицом в твердый живот, в ткань свежей рубашки, пахнущую мылом и чем-то еще, знакомым и непередаваемым.
-Братик, - прошептал он. - Пахнет тобой. Я его помню, твой запах. Когда ты ночью спал, я все время почему-то боялся, что я его забыл.
Ал встал и прижался к брату, обнял, уткнулся носом ему в шею под ухом, в чистые, слабо зацепленные резинкой сзади волосы. Волосы были пушистые и мягкие. Эд ощутимо вздрогнул, а потом, чуть помедлив, тоже поднял руки и положил ему на спину.
-Знаешь, мне все время хотелось вспомнить, какой ты теплый, как ты пахнешь, братик, - он чувствовал сейчас все это так остро, что наворачивались слезы. - Особенно волосы, я никак не мог вспомнить…
-Это у тебя с детства хобби, нюхать и тянуть в рот мои волосы, -
пытаясь звучать недовольно, выдавил Эд. - Что они тебе так приглянулись?
-Потому что это ты.
От шепота по спине старшего Элрика струйкой просыпались мурашки, волоски на руках встали дыбом. Альфонс пугал…
-Братик… можно мне…
-Что?
-Можно… ухо…
-Что?!
Вместо ответа Ал чуть подцепил горячим мокрым языком мочку его уха и на секунду вобрал ее в рот. Пальцы Эда у него на спине конвульсивно сжались.
-Вот это.
-Это - что?.. Облизать мне ухо?
-Облизать тебе ухо, - упрямо пробормотал Ал. - Можно?
-Да зачем?! - прошептал Эд, уже в полную горсть сминая рубашку у него на спине. - Ал, побойся бога…
-Мне очень хочется. Можно?
-Можно.
В детстве они так шептались, сидя в старом платяном шкафу, когда были совсем маленькие. От каких только воображаемых врагов они там не прятались. Даже если на дворе был белый день, закрывая дверцы шкафа изнутри, ты всегда оказывался в осязаемой темноте, еле заметно надрезанной тонюсенькой ниточкой света посередине. Там пахло пылью и было волшебно. Это было место, где тебя никто никогда не найдет. Главное - сидеть тихо-тихо, и тогда можно сидеть долго-долго. И они сидели, рядышком, бок к боку, обняв коленки руками, и изредка шептали друг другу в ухо, одними губами. Тихо-тихо.
Сейчас у Эда перед зажмуренными глазами тоже стояла темнота. Но то, что происходило, было больше похоже на секс.
Ал прихватил губами кромку ушной раковины, провел по ней мокрым языком, туда-обратно. И от солоноватого вкуса кожи, от этого туда-обратно его самого прошиб пот, и когда мочка Эдова уха снова оказалась у него во рту, он начал ее тихонько посасывать.
Рука брата вдруг сжала в горсть волосы у него на затылке.
-Эй, Ал, уймись-ка, - еле слышно. Ал понял, что самое время остановиться, но не смог. Вместо этого он проделал то же самое - запустил руку брату в волосы, сильно сжал и услышал, как совсем рядом в коротком удивленном вздохе приоткрылись его губы. Ал зажмурился и прижался сильнее, ему захотелось сжать зубы на его ухе или на его загривке, втянуть его запах - сильно, до узоров перед глазами. И он терся об него щекой, шеей, стискивая руки все сильнее, пока Эд наконец не отодрал его от себя за шкирку, как кошку. Пальцы Альфонса вцепились ему в косу, поэтому оттянуть его вышло только чуть-чуть, и он, едва не касаясь его носом, все еще облизывал губы и смотрел на него блестящими шальными глазами.
-Ал, да ты совсем обалдел, - у Эда глаза были огромные, цвета теплого меда с корицей, и тоже дурные-дурные. Ал смотрел в них, как во что-то волшебное и явно не понимал, что ему говорят. - Ты слышишь, Ал?
Мозг у того заработал не сразу, еще несколько секунд он бесстыдно его рассматривал. Эд был уже удушливо-красный, и едва почувствовал, что пальцы младшего разжались, за плечи с силой усадил его на табуретку и отодвинулся, как мог сдерживая себя, чтоб не отпрыгнуть. Так, чай, чашки, чайник, чаинки, надо было маленько успокоиться. Сердце билось так, что было аж больно, и наливая чай, Эд всей силой мысли пытался сузить расширенные зрачки.
-Братик.
-Что?! - нервно рявкнул он, чуть не отломав у чайника ручку.
-Ты сердишься?
-Не знаю, но мне хочется разбить чайник об твою голову!
-Прости…
Эд понял, что постукивает зубами от выброшенного толчком сердца в кровь адреналина.
-Братик…
-Что?! - Эдвард со стуком поставил две чашки на стол, и немного чая выплеснулось на тканевую скатерть. Ал, задумчиво глядя сизыми глазами, потер пальцем теплые влажные пятнышки.
-Помнишь, у Уинри был кот, который тебя все время домогался?
-Нет! Да! И что?
-Ничего, - Ал опять заулыбался так, словно держал за щекой эскимо. - Я его немножко понимаю.
Эд наткнулся на его прямой взгляд, и у него что-то толкнулось в животе. "Так, ми-инутку?!" - заорал внутренний голос.
-То есть, ты хочешь лизаться и тереться об мою ногу? - спросил он сердито, потому что чувствовал, что опять краснеет.
-Угу.
-Пей чай и не бубни, "угу". Что из тебя выросло!
"А главное, когда, - уныло добавил он про себя, глядя, как Ал с удовольствием прихлебывает чай. - И еще главней то, что я этого не видел."
Чаю не хотелось, тем более он не знал, не станет ли ему от него еще хуже, поэтому он просто подпер голову рукой и смотрел, как младший пьет.
-Есть будешь?
-Братик, я же уже поел.
Эд пожал плечом - он не помнил, когда его самого это останавливало.
-Тогда пей и пошли спать.
-Угу.
Лежа на софе в гостиной, глядя, как свет фонаря тускло отражается от лаковой крышки журнального столика, Эд снова прислушивался в темноте, пытаясь разобрать тихое Алово дыхание. Не слышно, видно только очертания стоящего напротив, через столик, дивана.
-Ал?
-Да.
-Спи.
Внутренний голос заснул первым, поэтому уже задремывая, Эд вспомнил того бесстыжего кота, которого давным-давно прикормила Уинри. Стоило Эдварду появиться рядом, кот начинал трястись и изнывать и пытаться заманить объект своего желания на диван. Если Эд все-таки садился, кот таял. Он ходил по спинке дивана, напевая мальчишке на ухо свои песни, потом лез целоваться и ерзал у него на коленках. Эд наблюдал с доверчивой улыбкой до тех пор, пока до него не дошло, что кот, не особо скрывая своих намерений, наметился трахнуть его ногу. Кот тогда хорошо огреб. Эд так и не вспомнил, как там его звали, но уже сквозь наваливающийся сон его посетило смутное чувство, что кот каким-то образом добился-таки своего.


От автора: как написано в предисловии моего учебника по языкознанию: "Авторы с тревогой и надеждой отдают свою работу на суд читателей и будут благодарны им за все отклики и рекомендации" :]

@темы: =Эдвард Элрик/Альфонс Элрик=, =Angst=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =NC-17=

---

Форма кривизны

[SHWSXXXCHST]

Название: Форма кривизны
Автор: Shiwasu
Бета: schuhart_red
Фендом: Full Metal Alchemist
Дисклеймер: не принадлежат, не извлекаю
Пейринг: Эд/Ал
Рейтинг: NC-17 (общий)
Жанр: ангст, романс, ангст
Статус: закончен, в процессе бетинга
Предупреждение: инцест
Саммари: "после четырех лет в железных доспехах, запах вечернего воздуха, наверное, бил посильнее тяжелых наркотиков…"
Размещение: с разрешения - пожалуйста
От автора: предположим, последняя трансмутация пошла немного не так...
От беты - автору: "Слушай... а ты точно не извращенец?"(с)

читать

Часть первая

Машина была такая же, какой пользовался Мустанг, если не та же самая. Ехала плавно, почти не покачиваясь, и Эд был ей благодарен за отсутствие бензиновой вони, которую физически не выносил. Предупредительный Фарман вел очень осторожно, за что Эд был благодарен и ему тоже. Сидящий впереди Фьюри с кем-то связывался, давал указания, откуда забрать оставшихся возле храма Розу с ребенком, Гнева и двоих фальшивых Элриков. Эд объяснил ситуацию, чтобы их ненароком не загребли опять по ошибке. С ними Гнев не захотел ехать. Он долго-долго переводил взгляд с одной Эдовой ладони на другую, а потом зажмурился, вцепился оставшейся рукой в подол Розы и затих так, спрятав лицо.
-Как вы себя чувствуете, Эдвард-сан? - вечно суженные до щелочек глаза Фармана с лучиками морщин в уголках смотрели на него в зеркало заднего вида.
-Как будто у меня все виски седые, - пробубнил Эд. Фарман справедливо заключил, что цвет своей шевелюры Элрик может оценить в зеркало и сам, поэтому ничего не сказал. Только лучистые морщинки в уголках его глаз стали чуть заметней от улыбки. Эдвард выглядел как обычно, только лицо было бледное и все в грязных разводах. На первый взгляд, все в норме. Единственное, что не нравилось Фарману - то, как он то и дело ошалело взглядывал на небо за окном и нервно дергался. Небо, по скромному мнению Фармана, было пустее не придумаешь. Ранен он вроде не был, и Фарман отметил только, что еще никогда не видел Стального Алхимика настолько зареванным. Прапорщик перевел взгляд в зеркале чуть правее. На плече у старшего Элрика спал второй такой же, тоже весь заплаканный. Лицо было чистое и ужасно похожее на Эдвардовское, но покруглее, что ли. Нос покурносей… или нет. Одним словом, Фарман видел, что они отличаются, но чем конкретно, четко, по-военному объяснить не мог. Может, младший просто спал с уж больно блаженным лицом: рот приоткрыт, брови домиком, челка, потемнее, чем у брата, ровненько лежит набок. Вечно орущего Эдварда невозможно было представить спящим так кротко - он, наверное, и во сне хмурился и бубнил. Когда Фарман остановил машину возле сидящей у храма группки "беженцев", его глаза сразу остановились на Альфонсе. Прапорщик никогда его настоящего не видел, но по голосу узнал сразу же. Да и не стал бы Стальной всхлипывать и обнимать кого-то незнакомого. Эдвард наконец перестал озираться непонятно на что, нахмурился, прикрыл глаза, видно взял себя в руки, и теперь сидел с самым невозмутимым видом, какой только мог изобразить. Но тогда - Фарман со вздохом перевел взгляд на дорогу, - рыдал в три ручья и обнимал брата, замотанного кое-как в кусок чего-то, по-видимому раньше бывшего гардиной. Большие капли слез со стуком падали на Алово голое плечо и стекали вниз, а Ал, так же крепко вцепившись в брата, только моргал и вздрагивал. Видно было, что ему хватило бы и самого факта моргания, чтобы впасть в ступор - тактильных ощущений было слишком много. Эдово тепло, вкус Эдовых слез, запах Эдовых волос, сырая земля под коленками, сползающая по спине шершавая ткань гардины, ветер, который шевелил, казалось, каждый нерв, каждый волосок на теле. Альфонс дурел. За все время, пока подъехала машина, пока Фарман с Фьюри связывались со своими, проясняли ситуацию, потом наконец загрузили двоих Элриков и поехали, Ал не сказал еще ничего осмысленнее слова "братик". Фьюри кидал на него взволнованные взгляды и казалось, был очень озабочен - на него младший Элрик производил впечатление человека несколько не в себе. Опытный Фарман рассказал бы ему, что с таким блаженным ленивым лицом люди обычно закуривают в постели или отворачиваются к стенке и спят, что Альфонс сейчас, собственно, и делал. И в принципе, его можно было понять: после четырех лет в железных доспехах, запах вечернего воздуха, наверное, бил посильнее тяжелых наркотиков.
Алова голова опять начала падать, Эд распахнул глаза и еле успел его придержать. Тот не проснулся, только устроил щеку поудобней и принялся бессмысленно улыбаться во сне. Эдвард на секунду снова прижался к нему щекой, к пахнущей братом мягкой макушке - все было так, как он помнил, ресницы, губы, нос, тот самый, на который Эд столько раз клеил пластырь.
-У тебя… веснушки, - одними губами прошептал он. - Ты… ты дурацкий Ал. Ты зачем вздумал исчезать?
Алова голова снова упала.
-Эй, Ал, Ал, - Эд подвинулся ближе к двери, - давай-ка, ложись.
Фарман проследил, как голова младшего исчезает внизу, а через секунду к спинке сидения прислоняются две голые согнутые коленки. Эд подтянул ткань повыше, да так и оставил руку лежать у него на плече. Он подумал, что Алова детская привычка спать, сложив руки на груди, никуда не делась, и в следующую секунду признал себя плаксой и нытиком, потому что протяжное "ы-ы-ы" подступило к горлу, и Эд еле успел поймать чуть не сорвавшуюся с кончика носа слезинку. На грязных пальцах остались свежие красные следы.
-Эмм, - вполголоса позвал Эд, - у вас платка не найдется?
Фьюри вытащил из нагрудного кармана аккуратный беленький платок, торопливо разгладил и, развернувшись как мог, протянул его Эду обеими руками.
-Пожалуйста.
-М-м, - кровь уже хлынула вовсю, платочку был конец. Смаргивая слезы, сглатывая металлический привкус, появившийся где-то глубоко на языке, Эд закинул голову.
-Вы, наверное, перенапряглись, Эдвард-сан? - брови Фьюри обеспокоенно приподнялись над очками. - Вы хорошо себя чувствуете?
Эд что-то опять промычал и неопределенно махнул рукой. Его вдруг так отчетливо замутило, что перед глазами все побелело, а внутри возникла пустота. Это ее первую он почувствовал, когда после трансмутации сознание опять включилось. Тогда он сидел на коленях в целой черной луже и чувствовал, как по лицу что-то течет - из глаз, из носа, изо рта, ползет по щекам, верхней губе вниз, капает с подбородка… Короче, хорошо себя чувствовать он никак не мог. Он, скорее, чувствовал, что если б не спящий у него на коленях брат, он не постеснялся бы заблевать кровью всю служебную машину. От этой мысли у Эда под ребрами все заледенело и отдалось влево тупым тоскливым толчком. Нельзя сказать, что он не понимал своего положения.
Он опять покосился в окно, а потом безнадежно поднял глаза совсем: цеппелины все так же никуда не спеша летели по небу. Их машина ехала по огромной улице, между высоченных зданий из стекла и бетона, и бывшие там на самом деле домишки пригорода Централа еле просвечивали сквозь яркие сверкающие вывески и экраны. "Спокойно, старик, - задушенно шептал внутренний голос, - все нормально, ты дома. Этого всего тут нет, это пройдет… Ну… ну, не изобрели еще у нас эти желтые такси." Спрашивать, видят ли все это Фарман или Фьюри, было явно бессмысленно. Фарману, например, тот факт, что они на забитом стоящими и сигналящими машинами шоссе, никак не мешал спокойно вести машину на приличной скорости.
-Фарман, - Эд сглотнул и облизал железные на вкус, онемевшие губы, - мне надо связаться с Учителем, там будет телефон?
-Конечно, - прапорщик кивнул и снова кинул на него короткий взгляд в зеркало. Ему вдруг захотелось спросить: "Вы здесь?", но он, конечно же, просто предложил: - Может быть, в аптеку тоже заехать?
-Можно потом… и заехать, - Эд снова откинул голову и, пока никто не видит, крепко зажмурился, чтобы переждать приступ внезапной паники. Он не мог сейчас анализировать, ни одной мысли связной не было - они все крутились, как бумажный фантик на ветру. В голове Эдварда отчетливо щелкали только цифры. Он не чувствовал никакой боли, и от этого было еще непонятнее и страшнее. С уверенностью он мог сказать только, что чувствует голову Ала у себя на коленях.
-Вам все-таки удалось, - вдруг отчетливо сказал Фьюри. Его брови заползли еще выше над очками, а голос был тоненький и дрожал. - Не знаю, участвовал ли в этом Камень или что-то еще, но вы все-таки вернули Альфонса-сана.
Эдвард громко сглотнул, а потом пробубнил что-то еле слышно по поводу собственной гениальности и прикрыл локтем глаза. Фьюри показалось, что он услышал сдавленное "ы-ы-ы".
Машину подбросило.
-Извиняюсь, - высказался Фарман.
Отражающиеся в зеркале коленки заерзали. Альфонс перевалился набок, сонно потыкался рукой в спинку сидения, потом нащупал под щекой бедро Эда, зарылся в него носом, удовлетворенно выдохнул: "Братик…" и подозрительно затих. Эд поперхнулся и принялся шарить рукой по Аловой голове, потому что явно почувствовал, что тот там что-то делает. Так и было. Он рискнул оторвать затылок от спинки сиденья, опустил глаза вниз и теперь не знал, умиляться ему или что.
Сжимая руку на его бедре, Ал затянул в рот цепочку его серебряных часов и сонно посасывал, причем как-то не так, как в детстве сосал карандаши. Эд бессмысленно моргал, вспоминая, как его брат сосет пальцы, карандаши, его, Эдовы, волосы, мороженое, и почему-то перед глазами вместо маленького возникал нынешний, большой Ал и облизывал он это все как-то… так. С мороженым картина вышла особо хороша - Фарман краем глаза наблюдал, как у старшего Элрика глаза делаются все больше, но видеть происходящего за спинками кресел не мог.
Через минуту ступора Эд все-таки решился подцепить цепочку пальцем и осторожно, закусив губу, потянул.
-Эй, Ал, пусти-ка.
Звенья из Алова рта появлялись одно за другим, теплые и мокрые от слюны, так медленно, что Эд сам почему-то почувствовал шершавость палочки от мороженого на языке. Последнее выскользнуло, оставив на нижней губе Альфонса влажный след. Он облизнулся, сморщил нос, и Эд испуганно погладил его за ухом указательным пальцем, чтоб не проснулся. Что происходило - непонятно. Такси какие-то, а тут еще Ал со своим эскимо.
Рука сползла с его бедра и полезла в тепло между спинкой сиденья и Эдовой задницей.
-Обалдеть, - прошептал Эд и проклял Фьюри с его острым слухом, который со светским: "Что-что?" принялся поворачиваться. - Полный порядок! - заверил Эд, быстро натягивая на младшего самодельное одеяло как можно выше. - Все очень вообще хорошо!
Фьюри скользнул взглядом по ерзающему у него на коленях Алу и довольно беспомощно заверил:
-Мы скоро приедем, еще пару минут! - и отвернулся обратно.
Эдвард уже понял, что гладить за ухом брата, у которого от простого прикосновения начинала выделяться слюна, было неправильно. Чувствуя, как Алова рука бессознательно, но уже плотнее приобнимает его за зад, Эд испытал очередной приступ паники. Последней мыслью было то, что не происходи дело в машине, Ал бы уже, чего доброго, лежал на животе. И ладно б, если на своем. Здесь Ал нежно и недвусмысленно потерся щекой о ширинку Эдовых штанов, и у того в голове вместо мозга всеми цветами радуги засверкал пустой мыльный пузырь.
Альфонс пугал.
-Ал, - старший шокированно приподнялся с сиденья. Ал спал. И ему снилось что-то совершенно определенное, потому что такого лица Эд у него еще никогда не видел. Альфонс потерся щекой опять, облизал губы и тихонько выдохнул: "Братик…". Фарман этого не слышал, зато отчетливо слышал, как Эд тихонько выдохнул: "О, Господи…" и покраснел до дурноты.
-Ал, просыпайсяпросяпайсяпросыпайся! Проснись, Ал, давай!
Старший не продержался и минуты и принялся трясти второго что было сил. Когда тебя так крепко обнимают, настойчиво трутся о твой член щекой через брюки, при этом нашептывая твое имя - может, Мустанга такое бы и не впечатлило, но Эд оказался не готов. Он думал, что после сегодняшнего дня у него еще недели две стоять не будет, если вообще встанет когда-нибудь, но Ал его в этом переубедил, даже не просыпаясь.
Он, казалось, ничуть не удивился, когда первым, что увидел, открыв глаза, оказалась пряжка ремня братниных штанов. На него опять мягко накатили ощущения и запахи, утопили в себе, и он повернул голову только с минуту спустя, снова радостно улыбаясь. На Эда смотрели чуть не до синевы густо-серые глаза.
-Мы приехали, братик?
-Да уж, приехали, - просипел Эд и осекся. За окном проплывали первые загоревшиеся фонари, окутанные сумерками, утонувшие в садах домики пригорода. Все пропало. Но в голове, где-то прямо посередине, засело слово "Нью-Йорк", и слова этого Эд знать никак не мог. - Приснилось что-то, - вяло закончил он, опять приглядываясь к небу. Ал сел и снова положил голову ему на плечо, к самой шее.
-Что-то страшное приснилось? - осоловело спросил он, глядя на алые пятна на Эдовых щеках. - Ты испугался, братик?
-Да нет, просто пару минут вдохнуть не мог и чуть не помер, - сердито пробурчал тот, не глядя на младшего.
Машина наконец затормозила. Пока Фарман ходил проверять дом, Ал стоял босиком и с наслаждением мерз. Он втягивал ночной воздух насколько хватало легких и чуть не с ума сходил. Глядя на него, Эд наконец-то в первый раз улыбнулся.

--------

-Да-да, она у меня, минутку, - голос лейтенанта Росс дрожал. Когда она поняла, кто звонит, она задохнулась на минуту, а потом торопливо, сдавленно принялась спрашивать, как они, где они. Эд почти слышал, как по ее щекам брызнули слезы. Наконец, она побежала звать Идзуми, которую временно приютила.
-Ну, что? - раздался в трубке низкий твердый голос.
- Я вернул Ала.
-Слава Богу, - Идзуми долго молчала, а потом медленно и неохотно спросила. - Сделали-таки Камень?
-Ну… можно и так сказать, - Эд устало прислонился к стене и прижал трубку плечом. Не хотелось ничего рассказывать сейчас. – Я едва не умер там. Если бы не Ал и этот Камень, непонятно, что бы сейчас было…
-Едва не умер? Говори яснее, я ничего не понимаю. Как ты провел трансмутацию?
-М-м-м, - сонно протянул он, накручивая кончик косы на палец.
-Что за мычание? Ты что, сам не знаешь, как это сделал?
-Не знаю, - покорно подтвердил он. Навалилось какое-то отупение. Хотелось усесться куда-нибудь и молчать, закрыв глаза. А еще больше хотелось сидеть так, обнимая Ала.
-Мне это не нравится. С вами двоими все в порядке?
-Да, - автоматически выговорил он. - Ал в ванной, моется. Наверное, это надолго, он перед этим из туалета минут сорок вылезти не мог. Что там можно делать… Обалдевший немного ходит, а так нормально…
-Ладно, - оборвала Идзуми, - будем считать, что ты достаточно заговорил мне зубы. В чем дело? И попробуй только сейчас опять замычать.
-Учитель, - решительно сказал Эд, зная, что сейчас сильно ее расстраивает, и будь она рядом, точно огреб бы увесистую оплеуху, - вы не могли бы дать мне рецепт вашего лекарства?
Он стоял, прикрыв глаза, и слушал редкие, глухие толчки своего сердца.
-Так, - сказала Идзуми и снова повисла длинная пауза. Эд насчитал восемь медленных ударов. В трубке хрустнуло.
-Симптомы? - коротко спросила наставница.
-Как у вас, - сипло проговорил Эд, кашлянул и повторил уже громче. - Как у вас.
-Боль?
-Нет.
-Плохо! - так же коротко обрубила она. - Это всё?
Сердце сбило ритм и ударилось болезненно.
"Нет, не все! Я еще наяву вижу города с того света!"
-Всё.
-Так…
Эд не дождался конца паузы и все-таки сказал:
-Учитель… если что, вы Ала…
-Сама знаю! - рявкнула она. - О себе бы позаботился, бестолочь! - сейчас был момент второй оплеухи. Эд сглотнул - ему было так страшно и плохо, что он бы сейчас и бабушке Пинако в ответ не смог нахамить.
-Он сильнее тебя, - голос учителя вдруг опять стал тихим. - Ты бы точно с горя помер…. А за Ала не переживай. Он сильнее… Погоди чуток.
В трубке стукнуло, послышался далекий взволнованный голос Росс, какие-то шорохи. Пока она ходила, Эд думал только о том, как бы у него сейчас полыхала шея и, скорей всего, уши, если бы учитель и ее тяжелая рука были здесь. Он не мог точно сказать, удалось ли ей вбить в него знаний больше, чем в брата, но то, что она всегда его больше лупила - это было абсолютно точно. Ну, во-первых, он старший, следовательно, всегда был больше виноват, во-вторых, характер имел упертый и склочный (что называлось общим словом "дурь" и нещадно выбивалось), ну, и в-третьих, конечно - Ал был ужасно милый. То есть, он был хитрый и умел делать огромные щенячьи глаза. Короче, сейчас все пинки под зад опять перепали бы Эдварду. Зато рядом был бы кто-то старше и умнее Эдварда, и Эдварду в кои-то веки не пришлось бы все знать лучше всех, все уметь и самому решать, что делать дальше. Старшим быть не всегда здорово.
-…Сначала микстуру. Все понял?
-Все, - Эд уныло поглядел на список. Глядеть не хотелось. - Спасибо.
-Эдвард?
-Да, учитель.
-Где Камень?
Он успел проглядеть все строчки снизу вверх еще раз, пока думал над ответом. Голова внезапно опустела.
-Наверное, - наконец проговорил он. - Наверное… Наверное, у меня.
-Что значит, наверное у тебя?! Эдвард, ты что…
-Простите, учитель, тут Ал из ванной вышел, я вам перезвоню.
-Эдвард, а ну немедленно…!
Он бросил трубку.
Идя по коридору, он остановился перед дверью ванной, за которой слышался звук льющейся воды. Листок в его руке подрагивал.


От автора: автор искренне рад и горд, что кто-то дочитал до сюда, и будет очень признателен за ваши комментарии. Фик находится в процессе бетинга - если найдутся те, кому приглянулось начало, в скором времени выложу продолжение. С уважением, автор.

@темы: =Эдвард Элрик/Альфонс Элрик=, =Angst=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =NC-17=

---

Драббл. Синий. Gen

[trees are silent]

Как-то давно я не писал про полковника, но вдруг неожиданно:

Название: Синий
Автор: Absolutizm
Бета: Lasterhaft
Статус: Закончено
Рейтинг: PG
Пейринг/Персонажи: Рой - centric
Жанр: Gen
Отказ от прав: От прав отказываюсь.
От автора: Иваки-сан, как и обещал))

Синий.

- Да гори оно синим пламенем, - выдыхает Рой, перестает накручивать на палец телефонный провод и ударяет ладонью по столу. Слышит короткие гудки и, чертыхнувшись, кладет трубку на рычаг. Последнее время он получает слишком много плохих новостей и устает тоже на порядок сильнее. Он не признается, но три звездочки на погонах тяготят его больше обычного.


Риза заходит в его кабинет и ставит на подоконник вазочку с лютиками и льном. У льна синие цветки, а у Хоукай синюшные губы, как будто она прошлась по снегу босиком. Она и сама не знает, от чего мерзнет.


А на улице солнечно. Так солнечно, что Рою хочется сбросить на пол бумаги и папки с документами, снять с плеч этот синий китель, от которого потеет спина, и пойти любоваться на лица прохожих. И случайно встретить у библиотеки Эдварда Элрика, и подмигнуть так, чтобы тому почудился синий оттенок в его глазах. И, может быть, купить билеты в театр и пригласить ту симпатичную продавщицу из кондитерского отдела, с которой Хавок флиртовал не далее как вчера вечером. Она не откажется.

***
Бывает, он просыпается спозаранку, когда город затянут утренним туманом и очень легко дышится. В его комнате уже светло, но свет этот настолько мягкий и убаюкивающий, что глаза слипаются сами собой. Ему снится уставший от войны Ишвар, сухие листья и майор Армстронг, болтающий о важности семейных традиций. И еще синяя птица, которая где-то высоко-высоко вьет свое гнездо.

20 июня 2009 года.

@музыка: Юта - Привет

@настроение: Хорошее

@темы: =Джен=, =PG=, =Другие персонажи=, =General=

---

Ну... что-то типа вступительного взноса) "Патрисия" (Хоэнхайм/Триша), романс, драббл

[Egoista]

Название: Патрисия
Автор: [J]aka Egoista[/J]
Бета:  Седая Верба
Фендом: ФМА ака Стальной Алхимик
Жанр: романс, драббл
Персонажи: Хоэнхайм/Триша + бонус в виде Эда, Ала и Пинако
Рейтинг: PG/PG-13
Статус: закончен
Предупреждение: ООС, родимый
Дисклеймер: (с) Аракава Хирому
Размещение: с указанием имени автора... И мне ссыль хД
От автора: "Настоящее имя - Патрисия Элрик" стало для меня ударом прямо в моск. Тем более, что с этим именем у меня связаны некоторые воспоминания... Я просто не смогла пройти мимо. )

Патрисия Элрик никогда не любила своё имя.

Патрисия Элрик никогда не любила своё имя. Она считала, что оно ей попросту не походит. Наверное, это как-то было связано с тем, что родители пользовались им только в том случае, когда следовало хорошенько отругать девочку. Ну подумаешь, что сгорело полкухни! Зато омлет получился почти съедобным.
Чтобы избавиться от неприятных ассоциаций, связанных с именем, она ещё в детстве выдумала себе прозвище - Триша. Оно казалось добрым, милым, наивным, словом, было ей гораздо ближе, чем надменно-роковое "Патрисия". Поэтому при знакомстве она всегда называла себя вымышленным именем.
За одним исключением.
Исключение было крупным мужчиной, носившим очки, что скрывали за собой живые глаза с золотой радужкой, с длинными волосами цвета золота, минимум лет на пять-десять старше её. Когда он накрыл насквозь промокшую девушку, которая возвращалась после дня рождения одной из подруг, зонтом и осведомился о её имени, она, неожиданно для себя, вместо обычного "Триша" представилась Патрисией. В тот вечер, назло строгим родителям девушки, они долго разговаривали в её комнате и расстались только под утро. Тогда она впервые услышала "Я вернусь", за которым, впрочем, последовил тихий-тихий шепот - "Если позволишь".
Этот странный мужчина, Хоэнхайм, и вправду возвращался. Он никогда не говорил, когда будет их следующая встреча, он просто заверял её, что она будет. Ей же хотелось в это верить, и она верила.
Она ждала.
В одну из тех ночей, когда Триша убегала из дома, Хоэнхайм подарил ей розу... созданную у её на глазах.
- Я люблю тебя, Патрисия, - прошептал он тогда, держа её за руку.
Она мило краснела, но при свете луны это было незаметно. Ей казалось, что когда он говорит шепотом, слышен ветер, приятный, прохладный ветер. Она могла бы называть этот ветер морским, но Патрисия Элрик никогда не знала моря...
В ту ночь она наконец увидела другую сторону своего имени - загадочную, таинственную, воздушную. И она впервые призналась себе, что ей нравится данное родителями имя.
А потом были переезд в Ризенбург и тихая семейная жизнь с Хоэнхаймом. Они негласно условились не спрашивать друг у друга возраст - какое имеет значение, сколько прошло времени до их встречи? Было знакомство с семьёй Рокбелл, живущей по соседству, был мучительно долгий для Триши разговор Хоэнхайма и главы той семьи, Пинако... Было, наконец, рождение двух самых чудесных мальчиков на свете - Эда и Ала.
Было счастье.
Не счастье ли это - выслушивать первые попытки Эдварда формировать бессвязные звуки в цельные слова? Не счастье ли это - учить Альфонса ходить, пытаясь не отвлекаться на беззвучно смеющегося и широко улыбающегося Хоэнхайма? Не счастье ли это - лежать в тёплой, широкой постели после тяжелого дня, когда ей пришлось разнимать подравшихся из-за какой-то игрушки сыновей, и знать, чувствовать, что кто-то перебирает пряди твоих каштановых волос?
Но в один не самый прекрасный день Триша обнаружила, что Хоэнхайма нет. И лишь записка осталась на тумбочке - "Я вернусь".
И она ждала.
Ждала, успокаивая мальчиков после очередной драки. Ждала, искренне радуясь их первым успехам в алхимии. Ждала, часами болтая с Пинако...
Ждала того дня, когда кто-то большой и надёжный неслышно придёт, подойдёт сзади, обнимет за талию, прижмёт к своей широкой груди и тем шепотом, что был подобен ветру, скажет ей на ушко:
- Когда обед, Патрисия?

09.06.09.
AmCos

@темы: =Гет=, =PG=, =Редкие пейринги=, =Romance/Fluff=

---

Срочно

[Chibi_Raito]

Ищу бету для проверки кроссовера.
Знание фандома: ФМА, Оуран и Блич.
Если не бетой,то совместным автором.
мой опыт: развивающийся, экспериментирующий имеющий 3 фанфика. 8 классов обучения. Твердая 4 по русскому и 5 по литературе.
Благодарность: теплое отношение и что-нибудь еще.

ПС: Извините за флуд.

---

"Почему?" G, драма

[Eru-sama]

Название: «Почему?..»
Автор: Eru-sama (aka Eru)
E-mail автора: [email protected]
Бета: Автор безграмотностью не страдает.
E-mail беты: -
Гамма: lira7sirin
E-mail гаммы: [email protected]
Фэндом: Fullmetal Alchemist
Пейринг: Эдвард/Альфонс
Рейтинг: G, есть маленький OOC.
Жанр: Драма.
Посвящение: Моей обожаемой lira7sirin. Я пишу только ради тебя…
От автора: Один из самых первых фиков. «Проба пера».
Предупреждения: POV Эда и Ала. По ходу разберётесь.
«Прости меня, младший брат,
Я так пред тобой виноват…»
Нет, братик! Это я виноват! Я не смог…
«Пытаться вернуть нельзя, того, что взяла земля…»
Нет! Это не ты должен умереть, а я! Столько раз я должен был погибнуть… Когда мы пытались воскресить маму. Когда нас преследовал Шрам. Когда мы были в Пятой лаборатории. В Лиоре, когда меня превратили в бомбу. Когда я стал Философским Камнем. И ещё много раз… Почему же я не умер? Везде со мной был ты, брат…
«Кто знает законы бытия,
Помог бы и мне найти ответ.
Жестоко ошибся я,
От смерти лекарства нет…
Брат, не умирай! Я что – нибудь придумаю… Прошу, Эд!
«Милая мама, нежная,
Мы так любили тебя,
Но все наши силы потрачены были зря…»
Зачем ты вернул меня тогда?.. Ответь мне, брат!
– Я…Я не… Я не мог потерять ещё и тебя! – с трудом выдыхаешь ты.
– А столько раз потом? Ты дурак, братец! – кричу я.
– Может, я и дурак… Но ты… Ты же мой младший брат… – улыбаешься ты, смотря потухающим взором мне в глаза.
«Тебя соблазнил я
Прекрасной надеждой
Вернуть наш семейный очаг
Мой брат, я во всём виноват…»
Нет, мы оба виноваты… Как сказал ты мне в ту роковую ночь, решающую нашу дальнейшую судьбу, ошиблись мы. Ошибся я… Твоя теория была безупречна! Это была целиком и полностью моя вина… Я корю себя за то, что согласился на твоё предложение…
«Не плачь, не печалься, старший брат.
Не ты один виноват.
Дорога у нас одна.
Искупим вину до дна…»
Брат, как же так? Мы ещё не закончили наше дело! Ты должен жить! Помнишь наш уговор? Жить, жить, жить, учиться, чтобы вернуть наши тела! Не смей!.. Не нарушай наш уговор!
«Мне не в чем тебя упрекнуть.
И я не обижен ничуть.
Тяжек наш грех хотеть
Быть сильней всех…»
Нет! Эдвард! Дыши! Нет… Братик!.. Прости… Но мне придётся совершить этот грех ещё раз…
Только ты сможешь вернуть её…
«Милая мама, нежная,
Мы так любили тебя,
Но все наши силы потрачены были зря.
Я сам соблазнился
Прекрасной надеждой
Вернуть наш семейный очаг…
Мой брат, я во всём виноват…»
Ал! Альфонс! Ты не виноват! Я… Я сам это предложил! И именно я должен был понести за это наказание! Нет… Что ты натворил…
«Но что же нам делать, как быть?
Как всё исправить, забыть?
Пытаться вернуть нельзя, того, что взяла земля»
Почему?

@темы: =G=, =Эдвард Элрик/Альфонс Элрик=, =Яой=, =Drama=, =POV=

---

4 драббла про Роя Мустанга, жанр от ангста до юмора

[Lindwurm]

Автор: Lindwurm
Бета-ридер: Mor-Rigan
Фэндом: ФМА
Рейтинг: G
Жанр: от ангста до юмора
Дисклеймер: мои только идея и ее воплощение
Комментарий: автор учится писать драбблы...


Зеркало

203 слова

Единственное зеркало в доме полковника Роя Мустанга висит на стене в ванной. Оно небольшое, в простой деревянной раме, надтреснутое в левом верхнем углу. Зеркало старое - для его изготовления использовалась еще амальгама, а не серебро, и поэтому оно тусклое, сколько ни протирай.
Рой, однако, занимается этим каждую неделю - стирает имена и номера телефонов, оставленные на стекле губной помадой. Девушки ужасно неоригинальны.
Накопившиеся за рамой записочки он вытаскивает раз в месяц, сжигает, не читая, смывает пепел в раковину.
В зеркальной памяти хранится его лицо в разных видах: Рой сонный, Рой уставший, Рой торжествующий, Рой, который опять порезался при бритье, Рой, который только-только вернулся из Ишвара, Рой отчаявшийся... Рой с похмелья. Нередко Рой подмигивает своему отражению, радуясь посетившей его идее. По утрам в его доме светло и тихо, и больше поделиться совершенно не с кем.
А когда он смотрит в зеркало особенно долго - по вечерам ли, в приступе ли меланхолии, - из зазеркальных глубин выходит Маэс, обнимает Роя за плечи, говорит что-то, наклонившись к нему, и смеется, да так заразительно, что Рой не может не улыбнуться в ответ.
Потом Маэс уходит, и Рой долго, долго возит тряпкой по тусклому стеклу. Но дрожащая пелена перед его глазами не имеет никакого отношения к старому зеркалу.

Часы

174 слова

По давней привычке полковник Рой Мустанг играет со своими часами, открывая и закрывая крышку. Щелчок еле слышен, на стекле циферблата – тонкая трещина, серебряный герб на крышке покрыт сетью царапин. Прохладная тяжесть часов жжет ладонь порой невыносимо. Хочется разжать руку и проследить, как они, переворачиваясь, будут падать на пол.
Рой помнил, как он получал свои часы: не только показатель нового статуса, но и воплощение его надежд. Теперь надежды сменились воспоминаниями. Рой помнил, как вскоре после Ишварской резни кто-то из вышестоящих - а может быть, даже сам фюрер, - решил класть в серебряный корпус несовершенные философские камни.
Камни, красные как кровь, среди стальных пружин и шестеренок, увы, не способных размолоть их в тончайшую пыль.
Рой не прибегает к их помощи.
Одно время он думал было выцарапать что-нибудь на внутренней стороне крышки, так многие делали - имена-фамилии, свои и любимых, нелепые клятвы, памятные даты, до чего только не додумается человеческая фантазия, - но быстро отказался от этой мысли. Зачем, если он и так помнит все то, что стоит того.
В толстом стекле, закрывающем циферблат, отражаются пожары Ишвара.


Карандаш

260 слов

У полковника Роя Мустанга с карандашами отношения напряженные. Лучшие карандаши "Эксельсиор" в его руках ломаются, теряют грифели, стачиваются с невероятной скоростью, или даже прорывают бумагу насквозь. Одно огорчение.
Привычка чертить что-то в задумчивости у Роя со школьных лет, но вот беда - нынче его рука, стоит дать ей волю, рисует ровный круг, потом несколько линий... вот уже готова алхимическая печать, и активировать ее - так просто, так желанно. Несколько раз он спохватывался слишком поздно, и приходилось устранять последствия своей рассеянности. Тушить бумаги, например.
Поэтому Рой рисует. Нарочито неправильно; никаких кругов, никаких геометрических фигур вообще. Дома, деревья, цветы, знакомые и незнакомые лица, смеющиеся, плачущие, злые, испуганные, удивленные... Он всегда держит на столе чистые листы бумаги: его рисунки на полях документации никого не обрадуют.
Правда, этого не всегда удается избежать. Хуже всего, когда карандаши заканчиваются, и Рой столь же задумчиво берется за перо. После этого лейтенант Джин Хавок, ворча под нос, перепечатывает испорченный лист на громыхающей печатной машинке, втайне жалея, что полковник не балуется карикатурами - было бы чем развлечься.
Изрисованные листы бумаги кончают свой недолгий век в пепельнице вместе со сломанными "Эксельсиорами", нещадно дымя.
Может быть, Рой и хотел бы рисовать лучше, но он втайне боится, что хороший рисунок сродни алхимическому кругу: в старой сказке драконы оживали и улетали, едва художник дорисовывал им глаза.
Вот и скачут по его листкам неуклюжие звери, лишь отдаленно похожие на Черного Хайате, смешные человечки, чье сходство со старшим Элриком заключается лишь в косичке, да расцветают странные цветы, ничуть не напоминающие те живые фиалки, которые он не далее как сегодня утром поставил на стол Лизы Хоукай.


Носовой платок

192 слова

Носовых платков у полковника Роя Мустанга всегда достаточно. Зачем? Ну как же, протягивать плачущим женщинам - снежно-белая ткань, едва уловимый запах лаванды, и несколько теплых слов, конечно. Мигом заработаешь репутацию галантного кавалера. Ах, эти восторженные взгляды лучащихся словно звезды глаз!..
Но носовой платок может пригодиться и еще кое для чего.
Например, вытирать чернила, разлитые по столешнице и паре важных документов. Эдвард Элрик вновь воспылал гневом и ударил кулаком по столу, чернильница подпрыгнула, и вот результат. Платок, правда, уже не будет подлежать обычной стирке.
Носовым платком можно наскоро перетянуть какую-нибудь царапину, или даже более серьезную рану, в рамках первой медицинской помощи.
Им можно смахнуть со стола крошки - младший лейтенант Хаймас Бреда явно клал туда бутерброд.
Им можно - и нужно! - утирать пот со лба, наглядно демонстрируя, как утомительна и тяжела эта работа.
Самый большой носовой платок можно незаметно передать майору Армстронгу, когда тот опять прослезится от умиления.
А вот одолжить платок Лизе Хоукай для чистки пистолета вряд ли получится - у нее есть свои.
Ну и самое главное - носовой платок идеально подходит для, кхм, устранения следов помады с различных частей тела. При общении с больше-уже-не-плачущими женщинами всякое случается, знаете ли...

@темы: =G=, =Humor=, =Джен=, =Angst=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Romance/Fluff=, =Рой Мустанг/Лиза Хоукай=, =Рой Мустанг/Маэс Хьюз=, =Рой Мустанг/Джин Хавок=

---

"Немного о полковнике"

[Lirenna]

Название: Немного о полковнике
Рейтинг: PG-13 (хотя кому как))
Персонажи: Эдвард Элрик, Маес Хьюз, Риза Хоукай, Джин Хавок
Жанр: ангст (будь он неладен), капелька юмора, чуть-чуть романса
Предупреждение: намеки на яой, когда явные, когда нет
Саммари: Все выше перечисленные герои о Мустанге
Дисклеймер: От прав на героев отказываюсь
Расположение: Только с моего разрешения и только с указанием моего авторства
От автора: Каждый кусочек фика находится в разных временных рамках. Мангу я читала совсем чуть-чуть, так что кое-что будет расходиться с каноном.

В общем жду ваших комментариев))


Предисловие

«Все течет, все меняется, но неизменными остаются: набор семейных фотографий в кармашке у Хьюза, отполированный пистолет в кобуре Ризы, сигарета в зубах Хавока, рост Эдварда»
Рой Мустанг



* * * *

«Полковник, дышите спокойно –
я уезжаю надолго.
А можно я возьму с собой
вашу фотографию?
Как нельзя?!
А во что же я теперь дротики
кидать буду?»
Эдвард Элрик

Он меня бесит? Не то слово!
Терпеть не могу этого выскочку!
Представляешь, как-то он мне заявил, что с моими талантами лучше особо не высовываться, а то кто-нибудь обязательно обеспечит меня уютным деревянным домиком под веселыми зелеными холмиками. Да, я ни за что я не подохну раньше тебя, полковник хренов!
Что? Это он так обо мне заботиться?! Ал, а ну прекрати его защищать! Ты чей брат, в конце концов?!
Ну, хорошо-хорошо. Да, он не выдал нашу тайну. Подумаешь! Зато сколько раз он меня шантажировал тем, что все расскажет? Ну да. Так и не рассказал.
Да, он помог найти нам Марко. Предварительно, отдубасив меня, как следует! Сам предложил?! Хотя вообще-то да…
Ну, хорошо, а помнишь в поезде? Ведь он специально бросил нас на амбразуру! Прикрылся нашими спинами! Мы же ему все проблемы разом уладили! Нет, вот, давай только без этого! Ну да, в том самом поезде, типа по счастливой случайности, ехал генерал, а затем нас допустили к экзамену. Черт! Получается, что он и здесь нам помог… Хорошо, а поездка в Лиор? Ведь, наверняка, он все это рассчитал! А в итоге помнишь, что случилось? Что-то он не особо задумывался о том, как я себя виноватым до конца своих дней буду чувствовать! Подожди, но ведь полковник всегда все знает наперед. Это значит, он прекрасно знал, что в городе восстание, что гибнут люди… и ничего не сказал мне! Он… переживал за меня?! Да ладно, бред какой-то…
Или не бред?..
Так, Ал, прекрати! «А что я такого делаю?», спрашиваешь?! Вызываешь у меня чувство вины, чтоб ты знал! За что, за что… За то, что я свинья неблагодарная!!! Уп… Я сказал это вслух?
Эх, полковник, полковник… И все-то вы знали… И уберечь меня хотели от глупостей. Прямо, как Ал. А где вы теперь? И что там у вас? Может, мне и спасибо сказать-то уже некому…
А? Что? Нда, задумался… Ой, а че мы стоим?! Мы ж на поезд опаздываем! Шевелись, Ал!



* * * *

«На мой взгляд существуют
только два типа полных идиотов:
те, кто способны всю свою жизнь посвятить
одной-единственной женщине
и те, кто могут выслушивать пьяные бредни
лучшего друга.
Как видишь, я абсолютно безнадежен»
Маес Хьюз

Всякий раз, когда звоню тебе по телефону, хочу сказать, что чувствую скорое приближение конца и… не могу! Те, кто тебя плохо знает, думают, что ты не прошибаем.
Но я-то знаю тебя, как облупленного. Знаю, что достаточно, одной искорки, и внутри у тебя разгорится пламя сомнения. Нет, ни в ком случае я не скажу, что нарыл такую информацию, с которой надолго в живых не оставляют… Буду, также глупо шутить, слушать твое недовольство по поводу того, что я тебя отвлекаю от работы. Но дочку я обнимаю крепче, чем прежде, а Грейсия не может понять откуда взялась такая яростная страсть. И ловлю твой взгляд, отблески прежнего огня в твоих глазах, я хочу запомнить их, чтоб там не забыть. Ты, как всегда, уголком рта усмехаешься, видя восторг очередной поклонницы, а по ночам кричишь от боли, рвущую сердце на куски, бредишь наяву, ищешь тепло, тебя лихорадит, ты, сам не осознавая, плачешь во сне и шепчешь: «Маес…».
Да, я здесь. Я глажу тебя по коротким темным волосам, тихо напеваю твою любимую мелодию, которую когда-то, наверно, пела тебе твоя мама, а иначе, откуда ты ее можешь помнить? Тебе нужен тот, кто сильнее тебя, ведь ты почти не знаешь, что такое слово «отец», привык все делать сам и отвечать за все сам. Но ведь ты не железный, верно? И у тебя тоже есть свои слабости, ты тоже можешь быть беззащитным.
А сейчас я иду по пустым коридорам гостиницы, и внутри все сжимается. Нет, я уже не увижу тебя, Рой, не услышу чистый, звонкий голосок Элиссии, не ощущу больше легкий привкус карамели на губах моей жены… Все закончится здесь…
- Кто вы, Джульетта Дуглас? Что вы делали там, в Ишваре? – сакраментальные вопросы, я произнес их вслух и понял, что сам себе подписал смертный приговор.
Все действо развивается стремительно. Часть сознания, словно освобождена от всего происходящего. Существа, которые могут вытягивать когти на неопределенное расстояние, которых нельзя убить… А что здесь делает Рос? Погодите-ка… Это же не она! Так эти твари еще могут принимать облик любого человека!
Пальцы путаются в карманах, я отчаянно хочу уберечь тебя, но ты едешь сюда… Ты что-то почувствовал, правда? Но зачем…
Мысли резко обрываются, закручиваются в тугой комок. Я не могу… Пусть это не она. Я знаю… Но… не могу… Не могу…
Выстрел!
Он оглушает, ослепляет… Нет, боли нет… Только… холодно…
Чувствуя, что умру – думал о семье… Умирая, вспоминаю тебя… Рой…



* * * *


«Да, полковник, я – женщина.
И я – убийственно хороша.
В прямом смысле этого слова»
Риза Хоукай

Мудрые люди говорят: «Беда не приходит одна»
Влюбленные люди скажут: «Любовь пройдет любые испытания»
Кто бы мог подумать, что для меня эти понятия совпадут?
Любовь – беда. А испытания не приходят в единственном экземпляре.
Каждая история имеет свое начало. Странно, но моя история имеет аж два начала.
В первый раз все началось, как только порог переступил молодой брюнет со звучным именем Рой Мустанг…
Отец, и так особо не уделявший мне внимания, переключился на перспективное дарование. Я даже сначала злилась и ревновала немного… Единственный его подарок, который давно-давно запечатлен на моей спине, и тот алхимический. «Отдашь тому, кому посчитаешь нужным» - вот и все.
А Рой… А что он? Влез в мою жизнь, стал учеником моего отца… И что с того? Правда, я никак не могла до конца понять его мотивов. Зачем ему алхимия? Кто он? Откуда?
Нет, на эти вопросы нет ответов.
Но вот отца не стало, и что-то изменилось. Я до сих пор помню взгляд его юного ученика. Страх, боль… Я и сама, наверно, также смотрела на него.
А потом у меня как будто, что в голове щелкнуло.
Его глаза.
Его голос.
Его руки.
И больше нет ничего.
Помню, как дрожащей рукой стянула с себя футболку.
А он стоял сзади, и я чувствовала, как он внимательно вглядывается в мудреный рисунок.
- Боже… - шепчет он.
Он слегка провел пальцем по красноватым линиям круга. Я вздрогнула от горячего прикосновения.
- Прости, - тот же тихий голос, - Не удержался…
Эти слова, наверно, будут преследовать меня всю мою оставшуюся жизнь.

Во второй раз все началось совсем иначе.
Я стирала со лба пот, смывающий грязь, кровь, чужие жизни…
- Риза?!
Он.
Все это время я вспоминала тот день, когда я раскрыла ему секрет огненной алхимии, будь он проклят.
И вот он здесь. В военной форме.
- Значит, ты стал государственным алхимиком?
Можно было и не задавать этот вопрос. И так понятно.
А что было потом… Да, пожалуй, ничего. Только…
- Я хочу изменить жизнь. Но мне нужна поддержка. Ты пойдешь со мной?
- Да… сэр…



* * * *


«Представляешь, сегодня приснился кошмар:
как будто я целовался с полковником.
И знаешь, что самое страшное?
Я уже начинаю сомневаться,
а кошмар ли это был?»
Джин Хавок


Эх… Опять ничего не вышло.
А разве кто-то в этом сомневался? Это я, дурак, еще на что-то надеюсь. Дурак…
Тиффани. Редкостная красавица. И она буквально запала на меня. Запала. На. Меня!
И ей нравилось во мне абсолютно все от цвета глаз до марки сигарет. Нравилось… До определенного момента.
Боже, ну почему? Почему полковник всегда так некстати?
Один взгляд. Один жест. Одна фраза.
Всё, полковник, она вся ваша.
Но нужна ли она вам?
И вот они уже уходят под ручку… куда-нибудь. Может, в ресторан.
А я опять, как последний болван, стою в стороне. Рядом со служебной машиной.
Мне почему-то сразу вспомнилась Катрина. Как же она отшила меня тогда! А ведь почти поверил в счастье!
«Чего на зеркало пенять, коли рожа кривая»
Странно, вроде не про меня, а все равно обидно…
Завтра опять парни надо мной ржать будут. Ну и пошли они!
А вы, полковник, только слегка улыбнетесь. И мне совсем станет не по себе от этой улыбки.
Я помню (да, давно это было), я помню, как пуля, предназначавшаяся вам, попала в меня. Наверно, один из ваших недругов из армии, хотя черт его знает…
Попала весьма неудачно: в трех сантиметрах от аорты прошла.
Я находился в коме. Кстати, неплохое состояние, должен признать. Хотя и сказать ничего не можешь, ни глаз не открыть, зато все слышишь и чувствуешь даже лучше, чем раньше.
Должно быть, была ночь. И вы, полковник, сидели у моей кровати. Винили себя. Нет, я не слышал слов раскаяния, но кожей чувствовал, как вы на меня смотрели. Грустно и виновато. Потом слегка коснулись моей ладони.
- Надо же… Совсем холодная… Хавок, как полковник, я приказываю тебе жить. Только попробуй мне умереть…
Короткое молчание.
- А я ведь знал, что так будет… Прости меня, Джин…
Я, пожалуй, впервые слышал, чтобы вы назвали меня по имени. Но ничуть этому не удивился. Кома, знает ли. Так же, как не удивился и тому, что вдруг ощутил вкус коньяка у себя во рту.
Зачем вы так сделали тогда? Не знаю. Но в любом случае это мало, что меняет.
Я по-прежнему один в глухой тоске. А все девушки по-прежнему - ваши.
Только что-то мне так и не дает покоя. Может потому, что мне тогда было… хорошо?

@темы: =Humor=, =Angst=, =PG-13=, =Рой Мустанг/Эдвард Элрик=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =Рой Мустанг/Лиза Хоукай=, =Рой Мустанг/Маэс Хьюз=, =Рой Мустанг/Джин Хавок=

---

Вера невозможна без сомнений, PG-15, romance

[Седая Верба]

Вера невозможна без сомнений
Автор:  Седая Верба
Фэндом: ЦельноМеталлический Алхимик
Пейринг: РойЛиз
Рейтинг: PG-15
Жанр: romance
Предупреждение: OOC
Disclaimer: © Хирому Аракава
Размещение: исключительно с разрешения автора

Даже когда им перепадали очень редкие...

Даже когда им перепадали очень редкие дни и ночи, которые они могли провести вместе - полковник с удовольствием поддерживал амплуа бабника и гуляки - расслабиться полностью им так и не удавалось. Наверное, дело было в том, что общих воспоминаний, большей частью далеко не таких радужных, как хотелось бы, у них было слишком много. А потому они частенько просто сидели в гнетущей тишине.
Осень в Ист-Сити была суровой. Полковник ненавидел дожди.
- Лучше дожди, чем пыль Ишвары, - сказала однажды Лиза, тщательно полируя ствол именного оружия.
Вечер был серым. Низкое свинцовое небо за окном навевало уныние. Мустанг подошёл к подоконнику, на котором сидела Хоукай, и окинул взглядом двор, тонувший в ручьях и лужах. Морось, осевшая на оконных стёклах, влажными дорожками стекала на карниз и разбивалась со звонкими ударами.
Ещё тогда, покидая Ишвар, они оба знали, что воспоминания о том, что творилось в полыхающем пожаром войны аду, будет их преследовать. Сейчас, несколько лет спустя, они прекрасно понимали, что ночные кошмары о той бойне не покинут их никогда. Память была невероятно жестока. Казалось, что в кожу навсегда впитался запах ишварской пыли и стылого пепла, а в волосах навсегда запутался горячий пустынный ветер. Казалось,что крики раненых и убитых навечно застыли в ушах. И это тогда, в Ишваре, можно было попытаться замкнуть слух.
От себя не убежишь.
Да, эти воспоминания о пережитых ужасах были именно тем, что заставляло их двигаться навстречу мечте.
Да, эти воспоминания о криках и стонах, взрывах и выстрелах гнали их вперёд, ибо назад дороги уже не было.
Но именно эти воспоминания заставляли их просыпаться в холодном поту посреди ночи. И для обоих было одно спасение - чтобы в тот миг, когда этот ужас закончится - хотя порой резко открыть глаза бывало вовсе не так просто, как хотелось бы - рядом был кто-то, кто понимает.
Им несусветно повезло в этом плане. Комнаты казённых квартир, выделенных им штабом Ист-Сити, располагались рядом. То ли комендант восточного округа, наслышанный о наклонностях Пламенного Бабника, решил подшутить, то ли в силу ещё каких-то неизвестных обстоятельств, но факт оставался фактом.
- Да... Пускай уж лучше дожди, - промолвил Мустанг, глядя на то, как очередная капля катится по обратной стороне окна.
Хоукай отложила пистолет и внимательно посмотрела на стоящего рядом с ней мужчину.
Прикосновение за прикосновением. Всё всегда начиналось довольно невинно. И почти всегда заканчивалось нереальной страстью, в которой оба топили свои страхи, свою боль, свои кошмары и свои воспоминания. Забыть обо всём, не оставлять ничего, кроме всепоглощающего желания убежать подальше от реальности - это всё, к чему стремились два "героя" кровавой Ишвары.
***
- Иногда мне кажется, что это было нашей самой главной ошибкой, - произнёс он, глядя в скрытый ночной темнотой потолок.
Под рукой было округлое твёрдое плечико Лизы. Лейтенант лежала рядом, положив голову ему на грудь. Ресницы трепетали, Лиза явно хотела спать, но заснуть не решалась - равно как и всякий раз, когда ложилась в постель. Мустанг бездумно, сам того не замечая гладил большим пальцем нежную кожу, продолжая размышлять о том, что, возможно, идёт по неверному пути.
- Просто дело в том, что мы верим, полковник... - сонно произнесла Лиза.
- А верим ли?
Перевернувшись на бок, Хоукай натянула одеяло повыше. Пламенный внимательно посмотрел на её лицо, смутно бледневшее в темноте.
- Вера невозможна без сомнений... - пролепетала Лиза и от банальной усталости провалилась в сон.
"Вера невозможна без сомнений", - мысленно произнёс Рой и задумался о значении этих слов.
Обняв забко передёрнувшую плечами женщину, полковник Мустанг зарылся лицом в светло-золотую макушку и, закрыв глаза, подумал о том, что сегодня кошмары вряд ли придут к нему.
Сомнения - это всего лишь способ напомнить нам во что и ради чего мы верим.

@темы: =PG-13=, =Гет=, =Romance/Fluff=, =Рой Мустанг/Лиза Хоукай=

---

Дорогие и уважаемые авторы!

[Иллара]

Администрация в моём лице ещё раз хотела бы напомнить вам о правилах оформления вывешиваемого творчества.
В первую очередь это касается заголовков постов, где хотелось бы видеть НАЗВАНИЕ фанфика и примерный его ЖАНР.
К шапкам обычно претензий не возникает, однако и их просьба оформлять внимательно и акуратно, чем больше информации, тем лучше

С уважением и пожеланиями большого вдохновения,
Злой Генетик

@темы: =от администрации=

---

[Цукимура Микихико]

Персонажи: Таракан, Рой Мустанг

Автор: Цукимура Микихико

Жанр: Стеб, Драббл challenge (pay.diary.ru/~roy-fanclub/p34951095.htm этого произведения)

Бета: Пока не бечено

Рейтинг: G

Диссклеймер: Все права вы сами знаете кому принадлежат
Примечание: Возможно, будет продолжение..

Разве это великан?
(ха-ха-ха)
Это просто таракан!
(ха-ха-ха)
Таракан, Таракан,
Таракашечка,
Жидконогая
Козявочка-букашечка .

Казалось, маленькая букашечка, как таракан, не должна была вызвать много проблем у молодого и сильного мужчины, как Рой Мустанг. Но этот таракан все еще спокойно разгуливал по кабинету огненного, ходил по фруктам и грыз перчатки. Именно перчатки. Одним словом, таракан был каким-то не правильным.
А еще он был на редкость шустрым и увертливым. Он спокойно утаскивал приманку, избегая всех поставленных ловушке. При чем всех, не только обычных, механических, но и алхимических.
К тому же данный таракан не боялся самого грозного алхимика этого подразделения самого полковника Мустанга. Насекомое спокойно бегал прямо перед носом полковника, строя тому до жути страшные рожи. От этого нервы у военного с лошадиной фамилией не выдерживали, и он по привычке щелкал пальцами. Пламя, сопровождаемое небольшим взрывом, медленно сжирало тонкие листки бумаги.
Таракан с невозмутимым видом наблюдал за разгорающимся маревом с другой стороны кабинета, куда он успешно ретировался. Таракан точно был не правильным! На все сто процентов!
И тут дверь со скрипом раскрылась…
- Явление Христа, вернее Хьюза народу…- тихо сказал таракан, ожидая очередную промывку мозгов.
Хьюз был настоящей грозой тараканов. Его рассказов боялись не только не только его сослуживцы-люди, но и сами насекомые! Именно Маэс изгнал всех тараканов из штаба. Всех кроме одного. И то тот единственный остался из одной любви к полковнику.
Но сейчас Таракан решил спасти свои маленькие ушки от страшного рассказа Хьюза, вечно начинавшегося с одной фразы…
- Ты знаешь, сегодня моя Алисия…. – прозвучало где-то в далеке…

@темы: =G=, =Humor=, =Джен=, =Другие персонажи=

---

мой вклад. Рой/Хавок, PG

[Lindwurm]

Название: Приметы времени Джина Хавока
Автор: Lindwurm
Альфа-ридер: Mor-Rigan (спасибо огромное!)
Фэндом: ФМА
Рейтинг: PG
Пейринг: Рой/Хавок
Жанр: результаты штудирования матчасти. Аффтар сам не знает, что именно у него получилось.
Кстати, если кто-нибудь подкинет мне еще "примет времени", то я вполне могу написать продолжение.


Приметы времени Джина Хавока

1. Свежая газета

Запах типографской краски – вот первое, что чувствовал лейтенант Джин Хавок, заходя по утрам в штаб. До его родного города "Централ Таймс" доходила обычно лишь к вечеру, ее разбирали на станции и зачитывали вслух в кругу семьи, под лампой с зеленым абажуром. Отец считал своим долгом прокомментировать каждую статью, особенно – о политике, и порой это превращалось в громкий спор с дядей, тянувшийся до полуночи. Газета – это событие. Это большой мир. Это что-то далекое, не относящееся к реальной жизни.
Джин Хавок не любил читать газеты. Его клонило в сон от сухого языка политических хроникеров, он тонул в море непонятных терминов статей об экономике, а колонка светских новостей наводила на него тоску. Конечно, сам он туда никогда не попадет, так чего травить душу?
Не то чтобы Хавок жаждал славы…
Свежий номер "Централ Таймс" обычно приносила в штаб Хоукай – кроме тех дней, когда у нее был выходной. Тогда газету покупал Фарман и прочитывал по дороге. Хоукай, кстати, все равно появлялась на службе, но позже, позволяя себе пару дополнительных часов сна.
Газета ложилась на стол полковника… и лежала там от десяти минут до двух часов, прежде чем Мустанг лениво разворачивал ее и начинал читать. Хавок был больше чем уверен, что полковник делал это по большей части через силу, а еще, может, ради того, чтобы оттянуть минуту, когда придется взяться за очередную порцию бумажной работы. Тем не менее, каждое утро полковника Мустанга начиналось со свежего номера "Централ Таймс", и офис пах типографской краской. Это густой, свежий, очень реальный запах. Потом к нему добавлялся аромат сэндвичей Бреды (и у Хавока урчало в животе), горячий пар чая Хоукай (имбирь и мята), едва уловимый оттенок машинного масла, который приносил с собой Фьюри, и, наконец, сигаретный дым самого Хавока. Это уже разгар дня. Газета смята и лежит в мусорном ведре, иногда листы ее искромсаны ножницами. Вырезки Мустанг прятал в свой стол. Иногда через пару-тройку дней после этого их группа получала очередное задание. Иногда задание следовало просто так. Хавок отчаялся уловить закономерность; возможно, ее и не было вовсе. Но когда отчаянно скучаешь в штабе, волей-неволей придумываешь себе странные занятия.
Однажды Хавок не выдержал и купил себе новый "Таймс" по пути на службу. Он шел, вдыхая запах свежей типографской краски, и каким-то образом чувствовал себя более настоящим, больше при деле. Усевшись за свой стол и машинально придвинув к себе пепельницу, он положил газету перед собой и начал просматривать передовицу. Речь в ней шла о проекте финансирования нового вида вооружений: выдержки из речи фюрера, формирование бюджета, комментарии разработчиков и осторожные предположения сомневающихся в успехе оппозиционеров, немедленно опровергаемые автором статьи. Хавок почесал в затылке: невозможно понять, о каком именно новшестве идет речь. Хотя, это наверняка военная тайна… а к чему тогда весь сыр-бор?
Дальше – больше: внешняя политика, экономика и социальные меры крупных фабрикантов. Хавок зевал, продираясь сквозь дифирамбы фюреру и бессмысленные для него цифры и проценты. Наконец, он сложил газету и порылся в карманах в поисках зажигалки, надеясь, что сигарета поможет ему бороться со сном. Что ж, по крайней мере, один час он убил. Но неизвестно еще, что хуже – просто скучать или бороться со скукой подобным образом.
Какую пользу может принести полковнику знание о том, на сколько процентов сократилась добыча угля в богом забытом городишке? Или о том, что именно сказал министр путей сообщения о проекте восстановления Восточной железной дороги?
Хавок оперся локтями на стол, рассеянно уставившись на дальний книжный шкаф. Разумеется, во всем этом был смысл, не мог не быть. Проведя шесть лет под начальством Мустанга, Хавок давно уяснил одну важную вещь: если тот что-то делает, он делает это не просто так. Цель, всегда есть цель. Близкая или далекая, легкая или трудная, но она есть, пусть Хавоку не всегда дано ее разглядеть. Зато он мог идти следом.
Подобное положение дел, в общем, устраивало лейтенанта Джина Хавока. Но в этот раз любопытство пересилило. Он еще раз посмотрел на газету и попытался угадать, что в ней могло бы заинтересовать Мустанга.
Наверное, у него был чересчур странный вид, потому что он поймал на себе обеспокоенный взгляд Хоукай, а через несколько минут старший лейтенант подошла к нему и поинтересовалась его самочувствием.
- Отлично! – ухмыльнулся Хавок.
- Замечательно, - откликнулась Риза. – Тогда не будешь ли ты столь любезен взяться, наконец, за дело?
Хавок проникся. Невозможно было не проникнуться, это ясно каждому, кто хоть сколько-нибудь знал Ризу Хоукай.
Поэтому Хавок не вспоминал о газете до самого вечера. А вспомнив, забрал с собой – и лениво выбросил в урну по дороге домой. Скукотища…
На следующее утро, однако, на столе перед ним опять лежал свежий номер "Централ Таймс", а сам Хавок, ожесточенно жуя незажженную сигарету, вглядывался в черные строчки, пахнущие типографской краской – духом свободы и большой политики.
- Не штаб, а изба-читальня, - заметил Бреда, усаживаясь напротив. – Полковник читает, старший лейтенант читает, Фарман читает… Что-нибудь интересное хоть пишут?
- Не-а, - вяло отмахнулся Хавок. Ну в самом деле, разве можно было счесть интересным краткое сообщение о том, что пожар в Вест-Сити уничтожил два жилых дома и здание пожарной охраны? Смех, да и только. А остальное – цифры, цифры, еще раз цифры и хитросплетения политики.
Так продолжалось еще с неделю, и наконец Хавок потерял терпение.
- Ну и что это может значить?! – в отчаянии воскликнул он, корпя над статьей о грядущем повышении таможенных сборов на товары, импортируемые из Аэруго.
Рука в белой перчатке отобрала у него сигарету и аккуратно затушила в пепельнице. Хавок вздрогнул и обернулся.
- Для тебя, лейтенант, - ничего хорошего, - сказал полковник Мустанг. Как он смог незаметно подойти к нему сзади, для Хавока осталось загадкой.
- Почему, полковник?
Мустанг оперся левой рукой о стол, заглядывая через плечо Хавока в газету, выбил по столу дробь, пробормотал что-то вроде "я так и думал", а затем его правая рука легла Хавоку на грудь. Хавок вытаращил глаза и обратился в соляной столп.
- Дело в том, друг мой Джин, - сказал Мустанг, вытаскивая пачку сигарет из нагрудного кармана Хавока, - что твои любимые сигареты производятся в…
- … в Аэруго? - предположил Хавок, вновь обретя дар речи и сложив два и два.
- Именно.
Мустанг положил пачку на газету тыльной стороной вверх, на мгновение легко опустил руку на плечо Хавока и вернулся обратно на свое рабочее место. Хавок ожесточенно поскреб в затылке, уставившись на картонку. В самом деле, "произведено в Аэруго". И как он раньше не замечал?
Потом Хавок сложил два и два еще раз. Если пошлины на ввоз товаров растут, то это означает грядущее подорожание этих самых товаров, так ведь? И тут же он сообразил еще кое-что: наверняка все бросятся делать запасы на черный день. А он – на службе до вечера. Не видать ему любимой марки, как своих ушей, разве что прочие любители выкурить пару-тройку "Кайндл" не читают газеты.
Хавок затосковал. Мустанг ухмыльнулся ему со своего места, разворачивая собственный номер "Централ Таймс". Да, да, Хавок знает, что полковнику не нравится дым его сигарет… и да, он почти уверен, что Мустанг специально испортил ему настроение.
А знает ли полковник, что его пальцы пахнут типографской краской?
В этом лейтенант Джин Хавок уверен не был.

2. Автомобиль

Использовать служебный автомобиль по непрямому назначению лейтенант Джин Хавок хотел с первого же дня службы. Когда Мустанг, тогда еще подполковник, назначил его своим шофером, это желание только окрепло, но так и оставалось неосуществленным. Увы, невезение Хавока в личной жизни уже перестало быть даже несмешным анекдотом.
А ведь как могло бы быть здорово – эти широкие сиденья, кожаная обивка, негромкое тарахтение мотора, теплый летний вечер за чистейшими стеклами… милая девушка с букетом цветов в руках, и Хавок везет ее, ну например, кататься по загородным аллеям. Или любоваться звездным небом в один из городских парков. А потом, по дороге к ее дому, они сворачивают в какой-нибудь темный переулок, Хавок пересаживается к ней на заднее сиденье, девушка мило краснеет, и…
- Лейтенант, я, вообще-то, собирался в министерство.
- А?.. Ох, черт! Прошу прощения, - Хавок подал машину назад и припарковался у обочины. Разумеется, на заднем сиденье не было никакой девушки, а был там исключительно полковник Мустанг, которого Хавок чуть было не провез мимо места назначения.
Мустанг сухо поблагодарил Хавока, открывшего ему дверь, и удалился. Хавок присел на капот машины, вздохнул и потянул из кармана сигареты. Сегодня у него все не ладилось. Он не успел позавтракать, потому что проспал, и теперь наверняка полковник со своими бумагами задержится в министерстве надолго – как раз настолько, чтобы терзаемый голодом лейтенант проклял все на свете, но еще не решился отойти от вверенного ему имущества. От автомобиля, то есть.
Хавок огляделся кругом – нет ли поблизости торговцев-лоточников, но залитая солнцем площадь была почти пуста. Напротив здания министерства юстиции высится Торговый университет. Середина дня – занятия наверняка в самом разгаре, снаружи не видно ни профессоров, ни студентов. Хавок вспомнил собственную учебу в Военной Академии и ностальгически вздохнул.
Прошло около получаса, Мустанга до сих пор не было видно, и лейтенант загрустил окончательно. Хуже того, у него кончались сигареты. "Да что ж за день сегодня такой", - вздохнул Хавок.
- Прошу прощения, - окликнул его нежный голосок, Хавок обернулся… и пропал.
Состояние это, впрочем, было привычным, ибо случалось регулярно.
Невысокая девушка в зеленом пальто застенчиво улыбалась ему. Пышная шапка каштановых кудрей, большие серые глаза, легкий платок на шее, толстая книга в руках, изящные туфельки на стройных ножках – Хавок не упустил ничего. Хотя, на его взгляд, ее помада могла бы быть не столь вызывающего цвета, но это не имело большого значения. Главное было то, что она смотрела именно на него, улыбалась ему. Хавок улыбнулся в ответ.
- Чем могу помочь? – учтиво спросил он. Девушка зарумянилась.
- Вы случайно не знаете, как пройти к Речному парку?
Хавок случайно знал. Это было на другом конце города. Вот он, шанс!..
- Секундочку, - сказал он и полез в машину за картой.
Девушку звали Рита. Она разглядывала карту, а Хавок – ее. У Риты была очаровательная привычка при раздумьях прикусывать нижнюю губку. Ее смех был волшебным, от нее нежно пахло весенней зеленью, и она совершенно точно никуда не торопилась.
Единственное, что смущало Хавока – он был на службе, а полковник Мустанг все никак не возвращался… хотя пусть он мхом обрастет в этом своем министерстве, тогда, может, у Хавока с Ритой что-нибудь и получится.
Она даже попросила у него сигаретку, вместо того, чтобы поморщиться от запаха дыма.
Волшебно, чудесно, изумительно!..
Ну и, как следовало ожидать, именно в эту самую минуту из дверей министерства вышел полковник. Хавок успел проклясть все на свете, себя в первую очередь, Мустанга во вторую и свое невезение – в третью, еще до того, как Рита повернулась на звук шагов и увидела его непосредственного начальника.
- Добрый день, мисс, - сказал Мустанг рассеянно. Хавок готов был придушить его на месте, потому что от одного звука его голоса Рита затрепетала и опустила ресницы.
- Я всего лишь спрашивала, как дойти до Речного парка, сэр, - пролепетала она. Румянец на ее щеках зарделся еще ярче.
Хавок заскрежетал зубами.
Мустанг удивленно взглянул на него.
- Джин, ты, должно быть, проголодался? Погуляй пока часок, я подвезу мисс…
- Меня зовут Рита…
- …мисс Риту до парка. Заодно завезу бумаги в мэрию. Дайте-ка карту… да, это как раз по пути. Я вернусь сюда же, и попрошу не опаздывать.
Хавок последовательно подавил желание порвать упомянутую карту в клочки, порвать в клочки самого полковника, наконец, вытащить табельное оружие и застрелиться. От позора. Вместо этого он буркнул "Так точно", развернулся и отправился искать ближайший бар. Не напиться, так хоть душу отвести в душном полумраке.
За его спиной Рита и Мустанг соревновались в любезности: "прошу-вас", "ах-не-могу-позволить-себе-утруждать-вас" и "нет-нет-для-меня-это-истинное-удовольствие".
Возможно, идея с табельным оружием все же заслуживала более внимательного рассмотрения…

Хавок был пунктуален, но когда он вернулся к зданию министерства юстиции, автомобиль Мустанга уже стоял там. Сам полковник вертел в руках собственные часы, облокотившись на открытую дверцу машины. Крышка часов открывалась и закрывалась с негромким щелчком.
- Пообедал? – дружелюбно осведомился он у Хавока. Настроение у Мустанга явно улучшилось. Сам же лейтенант был мрачнее тучи.
Оно, впрочем, и неудивительно.
- Да, спасибо.
Хавок демонстративно оглядел машину. Как-никак, за нее ответственен в первую очередь он, как шофер, а вовсе не Мустанг. Однако все было в порядке: ни проколотых шин, ни царапин на покраске, ни разбитых стекол… а это что?
Хавок подошел к задней дверце и недоуменно поскреб ногтем окно. Пять цифр, написанных явно в спешке, в нижнем углу стекла. Номер телефона.
- Что… - начал было Хавок, но тут же понял, посмотрев на испачканный красным палец. Он не успел даже как следует возмутиться – отвлекся на тихое "черт!" со стороны полковника.
Мустанг, повернув к себе боковое зеркало автомобиля, торопливо стирал носовым платком вызывающие следы помады с шеи, как раз над воротником рубашки.
- Полковник, что-то мне нездоровится. К врачу бы… - выдавил из себя Хавок. Чувствовал он себя так, будто по голове огрели чем-то тяжелым.
- Что, прямо сию минуту? – хмыкнул Мустанг. Он сложил было платок, но потом передумал, шагнул к Хавоку и одним движением стер цифры со стекла. – Может быть, все-таки довезешь меня обратно в штаб?
- Так точно, сэр, - проскрежетал Хавок.
В автомобиле отчетливо пахло весенней зеленью… и не только.
По крайней мере, у Мустанга хватило совести опустить стекла, и они ехали в буквальном смысле с ветерком.
Возможно, думал Хавок, больничный придется брать по причине не разбитого в очередной раз сердца, а банального насморка. Право же, судьба была явно не на стороне лейтенанта Джина Хавока.

3. Радиоприемник

Этот вальс был хитом сезона, и его крутили по двадцать раз на дню. Все бы ничего, кабы не неожиданно хорошая слышимость в многоквартирном доме, да не соседи – пожилая супружеская пара, имевшая единственное развлечение в виде своего радиоприемника.
К концу третьего дня Хавок твердо знал наизусть и слова, и мелодию – до последней ноты.

Над рекою музыка играет,
Счастлив я, что вновь увидел вас,
Разрешите руку, дорогая, -
Мы вдвоем станцуем этот вальс…

В первый-то день своей депрессии он попросту валялся в обнимку с подушкой, и никаких вальсов не слышал. Жизнь была ужасна и невыносима.
К середине второго дня она стала еще ужаснее.
Тихонько пострадать в свое удовольствие, как он всегда делал, у Хавока не получилось. Из-за стенки звучал треклятый вальс; после пятого повтора лейтенант уже мог успешно подпевать, если бы у него было желание. Однако хотелось ему только заткнуть чертово радио и погрузиться в свои невеселые думы.
На кухне почему-то было слышно еще лучше. Хавок сообразил, что это играет радиоприемник через улицу, из бакалейной лавки. Он захлопнул окно, прищемив развевавшуюся на ветру занавеску и потом долго отцеплял ее от оконной петли. Затем Хавок осушил полграфина воды, закусил бутербродом и вернулся в комнату – страдать дальше.
Новостная передача как раз закончилась, и началась музыкальная пауза – вновь понеслись знакомые аккорды. Хавок чертыхнулся, бросился на постель и накрыл голову подушкой. Через полминуты он с возмущением обнаружил, что все равно невольно продолжает прислушиваться к радио за стеной.

Над рекою музыка играет,
Счастлив я, что вновь увидел вас…

На редкость идиотские слова. И музыка ужасная, в ушах так и вязнет. Хавок перевернулся на другой бок и попытался сосредоточиться на своей несчастной судьбе и на том, что девушки его категорически не любят. То есть любят, но недолго – как раз до появления на горизонте полковника Мустанга. Учитывая то, что Хавок был его подчиненным, Мустанг постоянно маячил где-то поблизости. Что сводило шансы лейтенанта на успешную личную жизнь практически на нет.

Я вчера с майором танцевала,
От меня не отрывал он взор.
Я ему все вальсы обещала,
Но майора нету до сих пор…

Хавок схватился за голову. Вот, даже в песне майору обломилось, а лейтенанту – шиш. Всего-то полосочки на погонах другие, а какой результат! Этот мир несправедлив!
Сказать по правде, в песне не было ни слова про какого-либо лейтенанта, но, по мнению Хавока, это не могло служить оправданием вселенской несправедливости.
Осточертевшая музыка плыла по комнате, удивительным образом не превращаясь в фоновый шум, а продолжая назойливо требовать внимания.

Вы забыть сумели очень скоро,
Не заметив, мимо вы прошли.
Неужель вчерашнего майора
В пиджаке узнать вы не могли?..

Книжка, наугад снятая с полки, - это оказался какой-то любовный роман, - порадовала тоскливыми размышлениями героини об ушедшем на войну возлюбленном. Возлюбленный был в генеральском чине. Героиня намеревалась ждать его долго и упорно, игнорируя многочисленных поклонников.
Хавок захлопнул книгу и поставил ее на место. Кошмар, настоящий кошмар.
Затем к нему пришла гениальная идея – настроить собственный приемник на другую волну, и погромче – пусть соседи тоже слышат. Затея, однако, не увенчалась успехом: то ли радиоприемник не хотел ловить другую станцию, то ли – что вероятнее – такова была удача Хавока, но сколько он не крутил ручку настройки, из радио неслись только ужасающие хрипы. Они бы, конечно, заглушили дурацкий вальс, но тогда весь дом сбежался бы поглядеть, кто тот несчастный, которого никак не могут придушить.
- …мы опять станцуем этот вальс, - машинально пробормотал Хавок и злобно выплюнул незажженную сигарету, промахнувшись мимо пепельницы.
Положение потихоньку становилось невыносимым.
К счастью, через два часа Хавок докурил последнюю сигарету из пачки и прямо-таки вылетел из дома за куревом. Больничный больничным, но слушать дальше эту музыку не было никакой возможности.
Долгая прогулка – Хавок специально сделал крюк через парк и три соседних квартала, - пошла лейтенанту на пользу. Назойливый мотив по-прежнему крутился в голове, но уже не так громко и отчетливо. Его вполне можно было игнорировать, если думать о чем-либо другом.
Впрочем, думать о своей неудавшейся личной жизни измученный Хавок был уже не в состоянии.
И вообще уже наступил вечер и соседи легли спать. Придя домой, Хавок обнаружил там вожделенную тишину и со стоном блаженства рухнул на кровать. Теперь можно было и попереживать в свое удовольствие…
Вместо этого Хавок заснул и видел во сне девицу из песни, танцующую с майором на усыпанной осенними листьями набережной. Девица была блондинкой в пестром платье, а майор почему-то был очень похож на полковника Мустанга – каким тот был лет пять назад. Хавок проснулся в негодовании и громко и подробно обругал последними словами изобретателей радио, центральную радиостанцию, своих соседей, высшие силы – все скопом и свою судьбу в особенности. Ругать полковника было как-то боязно. После этого ему полегчало, и остаток ночи Хавок проспал без всяких сновидений.
А утром все началось по новой. "Над рекою музыка играет", и дальше по тексту, с перерывом в лучшем случае часа на два. Этот вальс в самом деле был хитом сезона. Даже, наверное, супер-хитом, мрачно думал Хавок, меланхолично жуя бутерброд. От треклятой музыки у него весь аппетит пропал.
Позже, днем, Хавок тщательно и скрупулезно рассмотрел следующие варианты действий: пристрелить соседей и спрятать трупы в кустах под окном; совершить диверсию на радиостанции; совершить акт суицида, запиской обвинив в нем все тех же соседей. Все варианты были признаны неконструктивными. Затычки в уши, правда, тоже не помогали – как уже было сказано, Хавок успел выучить и слова, и мелодию, даже несмотря на то, что никогда не отличался музыкальным слухом.
Поэтому ближе к вечеру третьего дня лейтенант Джин Хавок натянул отглаженную форму, начищенные до блеска сапоги, - и бодрым шагом направился в штаб-квартиру, рапортовать полковнику, что он чувствует себя уже намного, намного лучше, и к службе на благо страны готов. Просто слов нет, насколько готов. Даже под конец рабочего дня.
Радио в штаб-квартире включалось нечасто, и только ради новостей.

- Отлично! – оживился Мустанг, услышав заявление Хавока. – Поможешь мне с подготовкой документов к завтрашнему совещанию. Я все равно собирался задержаться.
Хавок сгрузил толстую стопку документов на свой стол и радостно принялся за работу. Это было куда лучше бессмысленного разглядывания потолка под звуки радио из-за стены. И почему он раньше не пытался использовать трудотерапию?..
Через час Хавок оторвался от бумаг, поправил настольную лампу, с хрустом потянулся и бросил взгляд на полковника. Мустанг глубоко задумался над очередной папкой, ритмично постукивая карандашом по столу.
"Над ре-ко-ю му-зы-ка иг-ра-ет…"
- О нет! - простонал лейтенант.
Мустанг посмотрел на него с любопытством.
- Что такое?
Вот тогда Хавока прорвало. Не стесняясь в выражениях, он высказал все, что думает о современной эстраде и о занудных радиоведущих, ставящих в эфир одно и то же. Выговорившись, он облегченно откинулся на стуле.
Мустанг смеялся.
- Ты про этот вальс, который на каждом перекрестке звучит? Мне он тоже надоел, - наконец признался полковник. – Но уж очень навязчивый.
Хавок сочувственно вздохнул. Даже у Пламенного алхимика нервы не железные. Знание этого странным образом успокаивало.
- Еще и слова дурацкие, - сказал он, чувствуя, что потихоньку избавляется от ужасного наваждения.
- "Счастлив я, что вновь увидел вас", да уж. Могли бы что получше придумать, - проворчал Мустанг, уже наполовину погрузившись обратно в свои бумаги.
Хавок последовал его примеру. Им еще здесь часа полтора сидеть, бюрократия – это вам не просто так. Это вам не хиты сезона сочинять. Это серьезная работа.

4. Зажигалка

Ленивый полдень растекался по штаб-квартире. Одинокая муха вяло жужжала у окна, безуспешно стучась в стекло. Тишь и благодать царила у лейтенанта Джина Хавока в душе, даже есть не хотелось, потому-то он и остался в залитом солнцем офисе, а не пошел в столовую. Обеденный перерыв длился уже с полчаса, и Хавок вовсю наслаждался пустотой и тишиной. Честно говоря, он бы с удовольствием прикорнул на рабочем столе, да вот незадача – полковник Мустанг тоже пренебрег армейским рационом столовой. На Хавока, впрочем, он не смотрел все равно: заслонился газетой, будто и нет здесь никакого полковника. Присутствие начальства, однако, Хавок чуял печенкой, и окончательно расслабиться все-таки не мог.
Откинувшись на спинку стула и вытянув ноги далеко под стол, Хавок бездумно таращился на графики и таблицы на противоположной стене. Делать ничего не хотелось, думать о чем-либо – тоже, хотелось только, чтобы ничего не менялось, и эти солнечные минуты длились долго-долго.
Хавок потянул из кармана зажигалку, тихо положил перед собой, стараясь, чтобы не звякнула. Потом вновь полез в карман, за сигаретами, но на полпути уронил руку на колени. Даже курить не было ни малейшего желания.
Неожиданно для себя лейтенант зевнул. Единственное, к чему располагала погода за окном и тишина в штабе – к здоровому, глубокому, длительному сну. Этак до вечера, если не до завтрашнего утра. Увы, спать было никак нельзя.
От стола полковника донесся какой-то звук, и Хавок подозрительно покосился в ту сторону. Нет, ему показалось, Мустанг не храпел; он по-прежнему сидел, заслонившись газетой. Шелеста переворачиваемых страниц, впрочем, тоже не было слышно. Интересно, полковник вправду читает или только притворяется, а сам уже все-таки заснул? Сидя. А что, очень полезный навык. Только вот как он при этом еще и газету держать умудряется? Руки в белых перчатках выглядели достаточно расслабленно и не сминали бумагу более необходимого; в то же время газета и не думала выскальзывать. Вполне естественное положение.
Но страницы он все-таки не переворачивает.
Некоторое время Хавок боролся то со сном, то с любопытством, опершись на стол локтями и искоса поглядывая на полковника. Полоса солнечного света тем временем успела переползти с угла стола на его локоть, и лечь там жарким пятном. Хавок машинально отодвинул руку, задев при этом зажигалку.
Любопытство все-таки пересилило.
Он со щелчком откинул крышку зажигалки и посмотрел будто бы на взметнувшийся язычок пламени, а на самом деле – на полковника. Мустанг никак не отреагировал на звук. Хавок закрыл крышку, вновь открыл, ленивым, уже привычным движением. Огонек был почти незаметен в золотом солнечном свете.
Щелчок, еще щелчок. Приятная тяжесть зажигалки в ладони, закругленные края, латунный корпус безупречно отполирован. Зажигалка Хавоку нравилась. Он купил ее в табачной лавке неделю назад, когда старая окончательно пришла в негодность. Новая зажигалка была куда лучше; такие стали продаваться совсем недавно, но уже пользовались большим спросом. За отдельную, не очень большую сумму можно было сделать на ней гравировку: инициалы, или эмблему, или рисунок, или что в голову взбредет. Хавоку, однако, не захотелось портить гладкий корпус; он поднес зажигалку к лицу, стараясь поймать свое отражение, но опять не преуспел.
Солнечный луч отразился от блестящей латуни и скакнул на стену, расплываясь дрожащим пятнышком. Хавок задумчиво покачал зажигалку в ладони – солнечный зайчик запрыгал вверх-вниз, белый и яркий на сероватой скучной стене. Гляди-ка, еще одно развлечение, раз уж полковника разбудить не удалось.
Пятнышко света переползло на потолок, но там совсем расплылось и пропало из виду. Хавок вернул его на стену, поводил туда-сюда, добиваясь наилучшей фокусировки. Получилось не очень. Вот если бы он использовал зеркало…
Щелчок!
…и вспышка.
- ...! – невольно сказал Хавок, когда крохотный взрыв опалил стену ровно в том месте, где секунду назад было пятнышко света.
Мустанг опустил руку, выглянул из-за газеты и оценил обстановку. Затем встал, подошел к стене и внимательно изучил горелое пятно на светло-серой краске.
- Ай-ай-ай, - сказал он. – Кажется, это была не муха. Лейтенант Хавок…
Хавок подобрал челюсть, но на большее его не хватило. Зажигалка брякнулась из непослушных пальцев на стол, отражая солнечный луч прямо в глаз полковнику. Мустанг сморгнул.
- Хавок, - тон его стал почти угрожающим.
- Прошу прощения, - наконец выдавил из себя упомянутый лейтенант. Он потянулся было забрать зажигалку, но Мустанг в два шага оказался у его стола и реквизировал блестящую вещицу.
- Так-так, посмотрим… Джин, ты ее что, на досуге полируешь?
- Такую продали.
- Хм, - сказал Мустанг. – И часто ты… развлекаешься подобным образом?
- Ннууу… эээ… - Хавок почувствовал, что краснеет. В самом деле, скука вряд ли могла служить оправданием.
- Наверное, только в солнечные дни, да? – подсказал полковник.
- Это вообще первый раз, - зло буркнул Хавок. – И чистая случайность.
- Да неужто, - мягко сказал Мустанг. – Друг мой Джин, попробуй догадаться, кто сейчас пойдет за краской и устранит последствия этой самой случайности, а?
- Так точно, сэр, - с облегчением выдохнул Хавок и кинулся выполнять. Чуток поработать кистью было куда легче, чем выслушивать нотации полковника. Он был уже у двери, когда Мустанг окликнул его.
- И кстати, Джин, - полковник рассеянно подбрасывал на ладони забытую Хавоком зажигалку. – Уверяю тебя, есть куда более легкие способы привлечь мое внимание.
Хавок с трудом подавил желание хлопнуть дверью так, что штукатурка посыплется.

А краски нужного цвета на складе так и не нашлось – кончилась.

@настроение: затрудняюсь с жанром ((

@темы: =Humor=, =PG=, =Яой=, =Romance/Fluff=, =General=, =Рой Мустанг/Джин Хавок=